Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу - Рэйчел Гросс

Поискав информацию о ней, я быстро поняла, почему мне знакомо ее имя. Бо, которая ранее публиковалась под именем Шерил Чейз, – самая известная интерсекс-активистка в мире. Я читала ее работу пару лет назад в курсе под названием «Наука о поле, расе и гендере» в Массачусетском технологическом институте. Она родилась в 1956 году с атипичными гениталиями – с большим, чем обычно, клитором. Врачи решили, что она мальчик. Но полтора года спустя они вскрыли ее брюшную полость и сделали открытие: в ее половых железах была ткань и яичников, и яичек. В медицинской карте они записали: «настоящий гермафродит».

Затем эти же врачи приняли решение, которое определило дальнейшую жизнь Бо навсегда. Во-первых, они удалили максимально возможное количество ткани клитора и зашили кожу вокруг него. Затем посоветовали ее родителям изменить ей имя, переехать в новый город и вырастить ее девочкой. И никогда больше не говорить с ней об этом времени. Так Бо стала Бонни Салливан.

Долгие годы после процедуры с Бо никто ни о чем не разговаривал[607]. Когда в юности она узнала, что с ней сделали, ее мир рухнул. Операция была неудачной: она практически никогда не испытывала оргазма и не получала удовольствия от стимуляции гениталий. Но еще хуже было знать, что люди, которым она доверяла больше всего, – врачи, родители, родственники – солгали ей. Следующие годы она провела в эмоциональном смятении. В 21 год она наконец получила доступ к своей медицинской карте и узнала всю историю. Но у нее еще не было полной картины.

* * *

В конце концов Бо поняла, что, хотя изменить свою анатомию она не в силах, можно поменять нарратив. «Худшее, что они сделали со мной, – заставили стыдиться, – сказала она мне в октябре 2020 года в видеочате. – А это можно было изменить»[608].

Она начала читать исследования Альфреда Кинси, посвященные сексуальности, писать письма хирургам, проводившим операции интерсексуалам, и посещать «секс-школу» (ныне не существующий Институт перспективных исследований сексуальности человека) в Сан-Франциско. Вскоре она поняла, что есть сотни, а может, и тысячи таких же, как она, и каждый запутался в собственной паутине стыда и лжи. У них не было возможности связаться друг с другом, поэтому она основала ISNA, Общество интерсексуалов Северной Америки, – первое сообщество интерсексуалов. Ее целью было не только оказать поддержку людям, но и изменить медицинскую практику, чтобы никому не пришлось пройти через то же, что и она.

Потребовалось почти тридцать лет деятельности медицинских активистов, и в своем первом электронном письме Бо рассказала мне об одном из первых крупных триумфов современного интерсекс-движения: Лурье, детская больница в Чикаго, первой в стране официально запретила большинство операций интерсексуалам. Десятки лет выполнение «экстренной» операции на гениталиях младенца было в порядке вещей, даже и обязательно. Сегодня правозащитные группы наконец признают жестокость радикальных операций, навсегда оставляющих шрамы у младенцев, которые не могут дать согласие на вмешательство не по медицинским показаниям. Даже младенцы имеют право на удовольствие, целостность своего тела и здоровье.

История Бо прояснила для меня кое-что: анатомические знания – не удел ученых. Они должны исходить от нервных центров общества через медицину, политику и культуру. Одно дело – сказать, что отсутствие знаний повлекло поверхностность учебников и плохое медицинское образование. И совсем другое – сидеть напротив того, на чьи тело и жизнь радикально повлияли культурные стереотипы о том, кто такая женщина, какой она должна быть и какие медицинские вмешательства уместны, чтобы привести ее в соответствие с этой формой. Бо помогла понять то, что было мне недоступно: взгляды общества на пол и гендер наносят вред телам всех его членов. Тело формируют культура и медицина.

* * *

В одном из наших разговоров в видеочате Бо достала изготовленную ею самой пятисантиметровую линейку, которую она назвала Phall-O-Meter. Все, что в пределах одного сантиметра, было помечено словом «операция», а сверху был приклеен грустный смайлик. Слева – женский символ, справа – мужской. Цель состояла в том, чтобы показать, как хирурги решают, будет ребенок-интерсексуал мальчиком или девочкой. «Орган в растянутом виде должен быть больше 2,5 см, чтобы называться пенисом, и меньше 0,9 см, чтобы называться клитором, – сказала Бо. – Все, что между, просто отрезают – и получается девочка».

По этому принципу врачи распределяют, какое тело будет мужским, а какое женским: не на основе объективных научных данных, а на основе весьма туманных представлений о том, что делает мужчину мужчиной, а женщину женщиной. Часто вопрос сводится к гениталиям. Мы живем не в мире «постгенитальной политики», пользуясь выражением специалиста по гендеру Джудит Батлер. Тип операции, которая была проведена Бо, отражает старинное мнение, что тело «по умолчанию» – женское, оно менее развито, им легче манипулировать. Почти все операции интерсексуалам представляют собой превращение младенцев в девочек, удаление или зашивание ткани клитора, чтобы не было признаков фаллоса. Если пациентка сможет иметь вагинальный половой акт и – в идеале – рожать, операция считается «успешной».

Джоселин Элдерс, детский эндокринолог и главный хирург при президенте Билле Клинтоне, однажды сказала: «Я могу сделать хорошую женщину, но очень трудно сделать мужчину»[609]. (Позже она извинилась.)

Сегодня все еще бушуют споры о том, кто является «биологически мужчиной» и «биологически женщиной» и каких прав заслуживают люди, не попадающие ни в одну из этих категорий, когда речь идет о браке, усыновлении, спорте, туалете и военной службе. Сюда примешиваются гормоны, хромосомы и высокотехнологичные «тесты на половую принадлежность». Часто одна сторона апеллирует к «науке» как к истине в последней инстанции. Но, как и у расовой принадлежности, у пола – культурная основа, которая не всегда согласуется с тем, что науке известно о телах и органах, генетике и хромосомах.

С момента открытия этой книги вы знаете, что не получите ответа на вопрос, что делает женщину женщиной. Мы все еще изучаем женское тело. Мы определяем его, а затем переписываем и расширяем это определение по мере продвижения. Границы размыты как никогда. Если науке есть что сказать про пол, это то, что у людей больше сходств, чем различий; это спектр, и гормоны, хромосомы и гениталии образуют бесчисленные вариации – «бесконечные невероятно прекрасные формы», по выражению Дарвина. Женское тело – это прежде всего средство осуществления перемен и стирания границ.

У Роксанн гениталии не соответствовали ее личности с рождения. Точно так же и Бо, родившись, не попала ни в одну из двух категорий, которые общество считало приемлемыми или нормальными. Обе на своем опыте почувствовали несправедливость осуждения и сортировки, ограничения их потенциала из-за случайного обстоятельства,