Одна лишь ты - Джастин Валенти

— Патрик, хватит смеяться, у меня сейчас начнется истерика!

— Веселый, здоровый смех излечивает от всех болезней!

И тут из проигрывателя-автомата донеслась хорошо знакомая, нежная, проникновенная музыка — вступление к зонгу из спектакля «Елена! Елена!» «Одна лишь ты…» — Дженнифер встрепенулась, Патрик накрыл ладонью ее руку.

— Дженни, это судьба, — тихо и серьезно промолвил он. Она убрала руку и посмотрела на часы.

— Уже пять часов, мне пора домой. — Взглянув на счет, Дженнифер сказала: — Позволь мне заплатить, ведь ты покупал театральные билеты.

— Перестань, Дженни! О чем ты говоришь!

Выйдя на улицу, они посмотрели друг на друга.

— Я чудесно провела время, — искренне проговорила Дженнифер. — Спасибо, Патрик!

Он положил руки ей на плечи.

— Дженни, я скучаю по тебе.

— Я… я тоже очень по тебе скучаю, Патрик.

— Так, может быть…

— Нет, Патрик, прошу тебя, не надо… Мы договорились!

Остановилось такси, Патрик помог Дженнифер сесть и закрыл дверцу. Машина тронулась с места, и Патрик провожал ее печальным взглядом до тех пор, пока она не превратилась в крохотную темную точку, а потом и вовсе исчезла.

В День святого Валентина чета Латтиморов устроила в своих новых апартаментах грандиозный прием. Было приглашено свыше двухсот гостей: актеры Бродвея, известные политические и общественные деятели, люди искусства, и среди них такие знаменитости, как Мэри Тайлер Мур, Михаил Барышников, Беверли Силлс,[7] Бетти Комден, Адольф Грин, Оскар де ла Рента и Анджела Лансбери.

Чета де Пальма долго и тщательно готовилась к этому приему, и Тони, к удивлению Дженнифер, даже сам выбрал для нее наряд: элегантную шелковую серую блузку с высоким воротом-стойкой, длинную, до пола, черную атласную юбку и черные атласные туфли-лодочки.

Хозяйка дома, Мередит О'Нил, встретила гостей в черном платье. На открытых плечах сверкали две тонкие бретельки-полоски из горного хрусталя. Мередит была очаровательна, любезна, весела. Она очень приветливо и дружелюбно разговаривала с Дженнифер и всячески выказывала ей расположение. Дженнифер отвечала ей тем же, хотя испытывала смущение, чувствуя себя виноватой перед Мередит. Она не могла убить в себе любовь к Патрику. Украдкой бросая на него быстрые взгляды, она понимала, что сходит с ума от любви к этому мужчине.

Патрик и Дженнифер старалась держаться подальше друг от друга, однако гости выражали желание побеседовать с соавторами знаменитого мюзикла, задать им вопросы. Избежать этого не удалось, поэтому Патрик и Дженнифер были вынуждены, став рядом, удовлетворить любопытство гостей.

Когда на мгновение их оставили в покое, Патрик незаметно коснулся руки Дженнифер.

— Пожалуйста, не уходи. Побудь немного со мной.

— А что подумают люди?

— Если они увидят, что мы с тобой демонстративно избегаем друг друга, тогда у них и появятся вопросы. Мы же соавторы, значит, должны находиться рядом и непринужденно разговаривать.

— Наверное, ты прав, но я боюсь дать повод для сплетен. Дженнифер хотела отойти от Патрика, но он удержал ее.

— Дженни, сегодня День святого Валентина. — Он посмотрел ей в глаза. — Это день всех влюбленных, а значит, и мой. Я люблю тебя, очень люблю.

— И я тебя очень люблю, — еле слышно сказала она. — Но… — И, оборвав себя на полуслове, направилась к группе гостей.

Больше они в этот вечер не разговаривали. Но Дженнифер и не пыталась продолжить общение, потому что Мередит не отпускала от себя мужа ни на минуту. Более того, она демонстративно обнимала Патрика и так настойчиво целовала, что иногда гости даже хлопали ей и подбадривали соответствующими восклицаниями. Патрик выглядел смущенным и растерянным, а Мередит удовлетворенно улыбалась и торжествующе поглядывала на присутствующих. Дженнифер не знала, куда деть глаза и как реагировать на столь вызывающее поведение Мередит.

После этого приема Дженнифер в течение двух недель не появлялась в музыкальной студии Патрика, хотя им необходимо было встретиться и обсудить вопросы, связанные с постановкой нового мюзикла. Прием, устроенный в новых апартаментах Латтиморов, особенно поведение хозяйки, произвели на Дженнифер удручающе-тягостное впечатление.

Настроение у нее упало, работа над либретто продвигалась плохо, вдохновение, казалось, иссякло. Тони много часов проводил в офисе, вечерами часто задерживался, встречаясь с клиентами и деловыми партнерами, и Дженнифер чувствовала себя очень одинокой. Она бесцельно бродила по огромной квартире и печально вздыхала.

Однажды в конце февраля Тони вернулся домой около восьми вечера. Дженнифер, обрадовавшись, поспешила ему навстречу. Они обнялись, расцеловались, и Тони, улыбнувшись, спросил:

— Как прошел день, дорогая?

— Нормально, — пожала плечами Дженнифер.

А что еще сказать мужу? Что у нее плохое настроение, она скучает, тоскует, томится от одиночества? Как объяснить причину всего этого?

Каждый вечер перед ужином супруги по-прежнему выпивали по бокалу шампанского в память об умершей Мелиссе, но сегодня решили заменить его вином, поскольку днем Тони выпил несколько коктейлей на встрече с клиентами. Они подняли бокалы и пригубили напиток. Тони вдруг сказал:

— Знаешь, дорогая, я сегодня разговаривал с одним своим знакомым. У них с женой тоже были проблемы. Несколько лет им не удавалось завести детей, но после того, как жена моего знакомого начала принимать какие-то новые, очень эффективные препараты, у них через год родилась двойня. Может, тебе тоже стоит попробовать?

— Раньше я принимала таблетки, но они не только не помогли мне, а, напротив, ухудшили самочувствие, — возразила Дженнифер.

— И все-таки подумай об этом, дорогая. Эти препараты — весьма эффективные.

— Хорошо, подумаю.

Когда была жива Мелисса, они чувствовали себя очень счастливыми. Им было хорошо вместе, они любили друг друга… А сейчас? Изменится ли что-то в их отношениях с Тони, если у них снова появится ребенок? Теперь Дженнифер сомневалась в этом.

— А потом тебе надо будет показаться врачу, дорогая.

— Хорошо, Тони.

За ужином он подробно рассказал жене о трудностях с итальянской фирмой, с которой подписал контракт на оформление интерьера в мужских отделах бутиков в Риме и Милане.

— Я все больше убеждаюсь в том, что с американцами проще и выгоднее иметь дело, чем с моими соотечественниками.

— Почему?

— Они… Как бы точнее выразиться? Они легче приспосабливаются к новым веяниям и направлениям, более восприимчивы.