Исповедь гейши - Кихару Накамура

У молодой женщины обнаружили опухоль мозга. После первой операции у нее оказалось нарушено чувство равновесия. Она больше не могла ходить, и мистеру Бланшу пришлось нанять сиделку. Через четырнадцать лет ее вновь оперировали. Все это время он денно и нощно ухаживал за ней. Миссис Филипп, всхлипывая, рассказывала, что о самоотверженности мистера Бланша говорили даже в больнице. Если не считать лекций, он почти все свое время посвящал жене.

Когда та умерла, он с облегчением сказал, что, наконец, кончились ее муки. Он не мог видеть ее мучений и часто желал взять их на себя. Его чудесная жена, бывшая танцовщица, скончалась после многих лет страданий.

После ее смерти все в доме, от настенных ковриков до подушек, напоминало ему о ней. Было тяжело видеть каждый день перед собой эти вещи. Как показали четыре месяца после ее смерти, он ничего не способен был делать, жил как во сне. Он печально поведал, что хочет продать участок вместе с домом, снять комнату в гостинице или мотеле и там прожить остаток жизни. (В Японии мотели как гостиницы пользуются скорее сомнительной славой, это своего рода ночлежки; в Америке же это приличные небольшие гостиницы.)

Читала ли я вчерашнюю газету, поинтересовался мистер Бланш. Там сообщалось следующее. В небольшом отеле в Нью-Джерси из одной комнаты несколько дней не появлялся жилец. Когда управляющий гостиницей открыл ее своим ключом, то обнаружил там труп семидесятилетнего старика, скончавшегося от сердечного приступа. Из-за неимоверной жары он весь разложился. Прочитав это, мистер Бланш не удержался от слез, так как боялся, что его ожидает та же участь. Он страшился одиночества, но не в состоянии был оставаться в доме, где все напоминало ему о жене…

Видя его полные слез глаза, я решила действовать. Еще в молодости меня называли «заботливой наседкой Кихару», ибо, когда что-то кого-то заботило, я обязательно начинала хлопотать над ним.

— Если вы продаете дом, но не хотите идти жить в гостиницу, почему бы вам не перебраться к нам? — предложила я ему.

У меня дома жили Роберт и слушательницы Академии художеств Нахо и Кино, а кроме того, по выходным нас навещало много японских студентов. Возможно, ему будет веселее, но в любом случае он не будет чувствовать себя одиноким. Я переговорю с другими, но уже сейчас уверена, что мистеру Блан-шу будут очень рады и никто не будет возражать. Лицо мистера Бланша просветлело, когда он услышал столь неожиданное предложение.

— Правда? Это, правда, возможно?

Я объяснила миссис Филипп, что у нас есть свободная комната, мы очень приятно проводим совместные трапезы, а девушки, живущие у меня, очень благожелательны. У Роберта есть автомобиль, и поэтому можно было бы помочь с переездом.

Чета Филипп обрадовалась, поскольку тогда они могли не беспокоиться за мистера Бланша.

Через три недели нашелся покупатель дома с участком. Роберт заехал за стариком, и тот с тремя огромными чемоданами перебрался к нам. Сумико, Нахо, Кино и другие любопытные наведались к нам, и мы вечером отпраздновали новоселье мистера Бланша со скияки.

Его глаза опять наполнились слезами, и он постоянно рассыпался в благодарностях. Затем объявил, что должен немедленно начать учить японский язык.

Когда мы утром садились завтракать, его приветствовали по-японски: О-хаё годзаимас, «Доброе утро» — и подавали кофе, гренки и фрукты. Он, в свою очередь, тоже учтиво произносил: О-хаё годзаимас — и на самом деле все больше начинал схватывать японский. За все он благодарил словами арига-то годзаимас — «большое спасибо».

Вначале я считала, что ему под семьдесят, но в действительности ему было лишь шестьдесят три года. Он стал лучше выглядеть, утратил прежний дряхлый вид.

Когда женилась одна знакомая венгерская пара, мистер Бланш и Нахо были свидетелями со стороны жениха, а мы с Робертом — со стороны невесты. Затем те пригласили нас на свадьбу. Кроме того, я старалась по возможности чаще брать его на званые вечера к своим знакомым, где он попадал в окружение молодежи. Случалось, что его разом осаждали девушки, начиная подтрунивать над его японским. Он тоже шутил с девушками, так что скучать ему было некогда.

Прошло полгода. Угрюмость сошла с лица мистера Бланша; он стал лучше выглядеть, словно помолодев лет на десять.

Однажды он захотел поговорить со мной с глазу на глаз.

— Я очень любил свою жену, но уход за ней последние двадцать лет подорвал мои силы. Я даже думал, что умру прежде нее. Так было тяжело смотреть на ее мучения. Физически я был крайне измотан. Часто думалось, что не доживу до следующего дня. И со смертью жены, несмотря на все горе, мне стало легче.

Теперь у меня есть время поразмыслить. Почти все последние двадцать лет я провел, ухаживая за своей женой. Теперь пришел мой черед. Мне хочется, чтобы то немногое отпущенное мне время обо мне кто-то заботился. Вот о чем я часто думаю последнее время. Мне очень хотелось бы жениться на какой-нибудь японке, — вот что, к моему большому удивлению, обстоятельно поведал господин Бланш. — У меня одна просьба. Это не должна быть японка из тех, что нас здесь часто посещают.

К нам часто заглядывали девушки, которые родились в семьях, живших уже во втором или третьем поколении в Америке. Хотя они внешне выглядели как настоящие японки, но говорили только по-английски. Собственно говоря, я полагала, что здесь как раз подошла бы рожденная в Америке девушка, поскольку тогда у обоих не было бы трудностей с языком.

— Хотелось бы выразить еще одно пожелание — было бы чудесно, если бы она, подобно вам, имела образование гейши.

— Зачем? — спросила я.

— Она должна по глазам угадывать мое желание, еще до того, как я его выскажу, и к тому же уметь грациозно двигаться. Во всяком случае, я с удовольствием женился бы на гейше. Но не на столь молодой особе, как вы. Здесь подошла бы женщина от сорока пяти до пятидесяти пяти лет. Я хочу, чтобы вы нашли мне гейшу постарше.

Даже теперь я лукавлю, сбавляя двадцать лет, и выдаю себя в Америке за пятидесятитрехлетнюю женщину. Тогда же все думали, что мне около тридцати.

Он хотел иметь жену сорока пяти — пятидесяти пяти лет, и это означало, что мне как свахе придется действовать несколько иначе, чем прежде. Поскольку самому жениху было уже шестьдесят три и он желал заполучить в жены гейшу постарше, дело принимало иной оборот, чем в случае с прежними сватовствами, когда я, для того чтобы свести молодые пары, посылала их со снедью на пикник в зоологический сад.

Весьма щекотливое дело — устраивать чье-либо счастье, так что нужно было все обдумать. Кого бы следовало брать здесь в расчет? Я провела мысленный смотр моих более взрослых наперсниц, которым было под пятьдесят.

Одна много пила… Другая выглядела недостаточно привлекательно. Опять же, еще одна хоть и красива, но немного ветрена, и ей было бы трудно вести жизнь степенной супруги.

После длительных раздумий я вдруг вспомнила об одной кандидатуре. Это была Тосиэ, лучшая исполнительница утадзава из Симбаси. Она в Японии жила напротив нас и совершенно не походила на женщину, чьим ремеслом было занятие гейши. Это была спокойная, отзывчивая женщина.

Мать и бабушка всегда хвалили Тосиэ как очень порядочную даму с весьма изысканной речью. У нее был чудный голос, а ее сольные выступления были неподражаемы, когда она во время танцев адзума своим чувственным, полнозвучным голосом пела утадзава.

Я была почти уверена, что это лучший выбор, но мы с ней давно не виделись, и я не знала, что за жизнь она ведет. Мне было лишь известно, что ее многолетний покровитель умер, когда я отправлялась в Америку.

Я написала ей очень вкрадчивое письмо:

«Прости, если это письмо тебя как-то оскорбит.

Один знакомый мне американский профессор ботаники хочет непременно взять в жены симбаси-гейшу, которая уже немолода, то есть которой под пятьдесят.

Я полагаю, что ты наилучшая кандидатура, но это сугубо мое мнение, которое я составила сама, не спрашивая тебя и не ведая о тебе уже долгое время. Поскольку я одна не могу здесь решать, пожалуйста, прочти это письмо и порекомендуй мне, если это тебя не заинтересует, подругу, которая была бы ровесница тебе и к тому же из Симбаси. И прошу, не сердись на меня за то, что посмела обратиться к тебе с подобным предложением».

Примерно через неделю пришел ответ. (Когда я думаю об этом, то все случившееся представляется мне перстом судьбы.)

«Премного тебе благодарна за твое предложение. После смерти моего покровителя я так и остаюсь одна. Как ты знаешь, здесь интересуются лишь молодыми гейшами, а клиенты, которые знали толк в нашем искусстве, теперь большая редкость. Гейш в моих летах теперь почти не приглашают. Моя дочь, которую я удочерила еще маленькой, завела с кем-то любовную интрижку и оставила меня. Поскольку я влачу одинокую и безрадостную жизнь, то с удовольствием познакомилась бы с ним, если кем-то вроде меня еще интересуются».