Алхимия единорога - Антонио Хименес

— Понятно. Ты насмотрелся фантастики и теперь не понимаешь, что к чему.

— Да нет, дело не в этом.

— Хочешь сказать, что сейчас находишься в виртуальной реальности, а во сне разглядел свою настоящую жизнь?

— Не совсем так. Но тут поневоле задумаешься. Я живу странной жизнью: ищу бессмертие, словно кладоискатель, сплю с двумя прекраснейшими на свете женщинами и трачу все силы на то, чтобы встретиться с неким человеком.

— Это и есть твоя реальность. Другой не существует.

— Каждый человек — творец собственной реальности.

— Тебе нужно еще поспать, ты заговариваешься. На-ка, выпей…

Виолета достала бутылочку с эликсиром.

— Нет! Я слишком часто принимаю это зелье. Кто поручится, что это не галлюциногенный состав?

— Теперь ты бредишь. Тебе нужна помощь. — Виолета поднесла эликсир к моим губам.

Я резко отмахнулся, и бутылочка упала на пол.

Я был рассержен и подавлен. Моя реальность вдруг перестала меня удовлетворять. Я не желал мириться с настоящим в ожидании чего-то иного, лучшего.

Виолета и Джейн покинули комнату. Они не произнесли ни слова — просто ушли. И у меня сразу разболелись пальцы, заныла спина.

В спальне было холодно. Я вдохнул запах собственного пота и почувствовал, что остался один, совсем один.

День, проведенный порознь, был тягостным для каждого из нас. Виолета и Джейн то ли сердились на меня, то ли просто занимались своими делами, потому что время от времени в доме раздавался приглушенный шум. Рутина обволакивала нас троих гигантским одеялом, в перспективе маячила картина скучного супружества. Что-то в этом роде должно было произойти, и виноват во всем был я один.

Я должен был во что бы то ни стало вырваться из Праги, чтобы разомкнуть порочный круг накатившего на меня одиночества. Я должен был поговорить с невидимкой Фламелем. Только он мог мне помочь, он был единственным человеком в мире, способным пролить луч света на мою смутную жизнь.

Жизнь эта осложнилась в тот миг, когда я начал сомневаться в ее реальности, и мне было непросто уложить в голове последние события: встречу с Жеаном, добрейшим стариком, именовавшим себя человеком иной эпохи, но в то же время пропитанным духом современности; встречу с профессором, большим знатоком Ортеги-и-Гассета, говорившим о гуманизме и о новых технологиях. Мне бы хотелось побеседовать с профессором с глазу на глаз. А тут еще странный сон, Джейн с Виолетой, которые целый день не обращали на меня внимания, — все это не давало мне покоя.

Вместо волшебного эликсира я принял таблетку аспирина. У меня болел живот, голова отказывалась работать. Время от времени проскальзывала какая-нибудь идея, однако мысли были слишком спутанными.

В тот день, 31 октября, на улице было отнюдь не жарко, но все-таки я принял холодный душ — такой, что заныли кости. Потом оделся и вышел на улицу, пытаясь хоть как-то развеяться.

Я бесцельно бродил по Градчанам. Даже любимая чешская архитектура выглядела какой-то плоской: я видел бесцветные, гладкие, растянутые по вертикали дома без всякого изящества в горизонтальных линиях. Люди казались отражениями в кривых зеркалах мадридского Кошачьего переулка. И мне вспомнился дон Рамон,[74] автор «Огней Богемии», человек беспокойный, так не похожий на Кафку.

В памяти моей всплыло множество прочитанных страниц. Каждый человек есть то, что он в себя вложил. Вот почему мне снова захотелось отведать чудесного эликсира Джейн, который, по ее словам, представлял собой универсальное снадобье ее отца. Я был простужен, мне показалось, что таблетка аспирина имеет странный вкус, а теперь и дома выглядели как-то непривычно, и я подумал, что нахожусь под воздействием наркотика. А вдруг у меня без эликсира началась ломка? От этой мысли мне стало страшно. По спине пробежал знобящий холодок. Эликсир не может вызывать зависимость — значит, я принимал не снадобье, а какой-то наркотик. Выходит, меня обманули. Я загрустил по мудрым советам Жеана, моего таинственного друга, с которым ужинал только вчера вечером. Как бы мне хотелось, чтобы он сейчас оказался рядом и помог мне во всем разобраться!

Под стенами замка стояли побеленные домики с низкими крышами, яркие и опрятные. Это была живописная Злата улочка, средоточие легенд, страстей и древних загадок; в середине XVI века здесь жили королевские лучники и кузнецы. Именно здесь, в доме номер 22, и проживал Франц Кафка. Теперь тут полным-полно сувенирных лавок.

Я зашел в кафе «У Златой улочки», огляделся по сторонам, чтобы заказать официанту чай, и тут меня окатила волна радости: за угловым столиком сидел Жеан де Мандевилль и читал книгу.

— Мне нужно с тобой поговорить, Жеан. Нужно попросить совета: как быть со сном, в который я погрузился?

— Все мы видим сны, Рамон. Вряд ли это так серьезно.

— Очень серьезно. У меня резко изменилось отношение к реальности, возникло ощущение, что ее не существует и что моя настоящая жизнь — там, во сне. Приснившийся мне человек выглядел в точности как я, он тоже был архитектором и точно так же тосковал. Он лишился любимой девушки. Непонятно только, имеет ли он отношение к преступлению, из-за которого она погибла. Я прочувствовал его историю, как свою, хотя то, что я привык считать своей историей, сильно отличается от того, что происходило в моем сне.

— Ладно, успокойся. В давние времена боги манипулировали реальностью ради забавы, как теперь режиссер снимает кино на потеху публике, а романист оживляет своих персонажей, чтобы читатели радовались и страдали вместе с ними. Что ж, ты играешь главную роль в такой странной, такой небывалой истории — поневоле придет в голову мысль, что твою реальность меняют и перестраивают. Скажем так: ты — герой, выполняющий определенную миссию. Ты должен довершить свое путешествие-инициацию. До сей поры ты почти не встречался с настоящими трудностями, однако приближается зима, и до весны тебе придется разгадать все загадки. Ты знаешь, что настоящая проверка ждет тебя в Синтре.

— Послушай-ка, Жеан, откуда тебе известны все эти подробности?

— Не спрашивай. Я просто знаю, и точка. Я твой друг, и мне прекрасно известно все, что тебе предстоит пережить. Ты идешь по пути философов-искателей, философов, побеждающих смерть. И тебе нужно пройти этот путь в одиночку. А мы все, окружающие тебя, — лишь твои скромные помощники.

— И помощницы?

— Ты про девушек?

— Да, про девушек.

— Это божий дар. Не подвергай его сомнению. Ты любишь и любим. Ведь ты их любишь?

— Да.

— Тогда зачем себя мучить, зачем подрезать крылья любви?