Секретный рейд адмирала Брэда - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Существует. Имя, образ, символ, именуемый «Скорцени». Давайте считать, что я не слышала вашего разговора с бригаденфюрером, успокоимся и вновь вернемся к тому, что значит для Четвертого рейха, для вашей Рейх-Атлантиды имя обер-диверсанта рейха Третьего.
Барон фон Готт поиграл желваками, беззвучно пошевелил тонкими потрескавшимися губами…
В эти минуты он вел себя, как обиженный ребенок, которому надоело злиться, но который пока что не знает, как бы поделикатнее пойти на попятную.
— В конце войны многим казалось, — наконец заговорил он спокойным ровным голосом, — что диверсионный отдел Главного управления имперской безопасности во главе со Скорцени создает где-то здесь, в Антарктиде, или в Южной Америке, тайные базы германских диверсантов. А па самом деле он создавал тайную, подпольную Германию. Секретный рейх.
— Вы правы, он действительно грезил этим вашим «секретным рейхом», — согласилась Фройнштаг, выходя вслед за адмиралом фон Готтом из «Пристанища Посланника Шамбалы». — Поэтому сейчас он может гордиться своим детищем.
— Мы ждем того дня, когда Скорцени сможет прибыть в Рейх-Атлантиду как ее национальный герой.
44
Декабрь 1944 года. Антарктида.
Столица страны Атлантов Акрос.
Они вышли из Пирамиды Жизни и остановились на небольшом каменистом пятачке у подножия лестницы. Был теплый летний день. Фройнштаг привычно поискала глазами солнце, однако ни его, ни какого бы то иного светила не обнаружила, тем не менее, яркое золотистое сияние его заполняло все пространство — от люминесцирующей стены резиденции Правителя, до вершин далеких холмов, в створе между которыми виднелись высотные здания столицы.
— Я так поняла, что обер-диверсант рейха Отто Скорцени у вас в чести?
— Хотите сообщить ему об этом?
— При первой же встрече. Он — человек храбрый, но не лишенный самолюбия и тщеславия.
Действительно, во Внутреннем Мире царило лето, но Фройнштаг ощущала, что что-то «не так», чего-то этому лету не хватает. И только сейчас поняла: не слышно голосов птиц, нет ни комаров, ни мух, ни надоедливой мошкары, хотя рядом — река и озеро.
— Вряд ли обер-диверсант рейха догадывается, что его именем у нас названа Школа морских диверсантов, а основные его подвиги описаны в специальном «Учебнике германца», в котором говорится обо всех выдающихся германцах прошлого и настоящего, и по которому у нас воспитывают патриотов Рейх-Атлантиды. Кроме того, в двух гражданских школах, а также в Офицерской школе и в Школе морских диверсантов, висят его портреты.
— Всего лишь портреты? — Фройнштаг спросила об этом с юмором, однако адмирал его и поспешил заверить:
— Не все сразу: вскоре, возможно, появятся и бюсты.
— Не хватает только его самого.
— Вы правы: очень не хватает. Скорцени настолько легендарен в Рейх-Атлантиде, что нашей молодежи просто не верится, что этот обер-диверсант рейха является ее современником. Наши парни воспринимают его, как древнегерманского рыцаря или вождя викингов.
— Вы пытались связываться с ним?
— Да, наши люди пытались выйти на Скорцени, чтобы пригласить его сюда. Первую попытку мы сделали еще накануне краха Германии, когда обер-диверсант занимался созданием «Альпийской крепости».
— Но у вас, конечно же, ничего не получилось.
Глядя куда-то в сторону адмирал задумчиво пожевал нижнюю губу.
— Если говорить честно, я порой начинаю сомневаться: стоит ли вообще прибегать к этому? Не нарушит ли появление живого Скорцени, со всеми его естественными человеческими пороками, весь процесс канонизации?
— Закономерный вопрос. Особенно, если учесть, уж кто-кто, а Скорцени пороками не обделен, — озарила Фройнштаг свое лицо загадочной женской улыбкой. — Но об этом история, как правило, умалчивает.
— К тому же, как донесла наша континентальная разведка, он все еще пребывает в плену.
— И ждет очередного суда, — добавила Фройнштаг. — Хотя все мы верим, что Международный военный трибунал в конечном итоге вынесет ему оправдательный приговор[59].
— Всех нас настолько поразил сам тот факт, что кто-то там решается судить Скорцени, что решено было скрыть его от рейхатлантов, особенно от молодежи. Скорцени, наш национальный герой, не может быть пленником и предаваться суду каких-либо славянских или англосаксонских варваров. Он был и впредь должен оставаться для всех нас истинным героем. Пусть лучше мертвым, но обязательно героем!
— Предусмотрительно «умерщвленным» вами, — въедливо уточнила Фройнштаг.
— Зато — непоколебимым.
— Спишем это на премудрости пропаганды, — инфантильно как-то молвила Фройнштаг, и барон так и не понял: одобряет гауптштурмфюрер СД эту пропагандистскую уловку или же осуждает.
— Но я — о другом. Под командованием Скорцени служило столько талантливых, бесстрашных диверсантов! — воскликнул адмирал фон Готт. — Через его «Фридентальские курсы» прошло столько преданных талантливых учеников. Неужели же никто из них, из пока еще уцелевших, не в состоянии организовать теперь побег своего шефа?!
— Звучит, как упрек, — заметила Фройнштаг.
— Это звучит, как желание понять, что на самом деле происходит. Неужели все они, лучшие диверсанты рейха, а, значит, и мира, погибли? Или, может быть, они настолько деморализованы, что уже не в способны на еще одну, принципиально важную для себя и всех нас, для всего нашего движения, операцию? Которую следует воспринимать, как операцию чести? Представляю, каково Скорцени, осуществившему столько умопомрачительных операций, осознавать, что, оказывается, он не подготовил ни одного достойного себя последователя, ни одного, кто бы рискнул жизнью ради его спасения!
— Не ожидала, что реакция ваша окажется настолько бурной, — призналась Лилия.
— Естественной, Фройнштаг, естественной. Как и многие на военно-морском флоте рейха, я никогда не скрывал, что являюсь почитателем диверсионного гения Скорцени.
— В таком случае могу успокоить вас, барон фон Готт: сейчас штурмовая группа его бывших учеников и подчиненных готовится к операции по освобождению своего учителя и кумира.
— Вы говорите о реальной группе, готовящей реальный рейд на лагерь, в котором находится Скорцени?
— Абсолютно реальной.
Только теперь Фройнштаг заметила адмирала Брэда. В сопровождении Консула он появился на краю сосновой рощицы, прилегающей к озерцу. Чуть правее озера, по ту сторону речушки, их дожидался небольшой дисколетик, тот самый, что доставил их сюда прямо с Плахи Повелителя.
— Если понадобится подключить наших агентов, мы готовы, Как готовы помочь и финансово.
— Не из тех ли средств, что оказались в ваших сейфах в результате «Операции Бернхард»[60]? И которые исходили из «монетного двора СС», располагавшегося сначала в концлагере «Заксенхаузен», а затем в концлагере «Эбензее»?
— Из этого «монетного двора» нам достались лишь жалкие крохи, — парировал барон фон Готт. — Остальные суммы фунтов стерлингов и долларов оседали в тайниках СС. Это благодаря им да еще сотням миллионов марок, изъятым во время всевозможных акций во многих странах мира, за рубежами Германии со временем появилось несколько процветающих «германских» банков, и среди них — «Альпийский банк» некоего Алекса Крафта.
— Словом, мы прекрасно поняли друг друга, — поспешила ретироваться Фройнштаг, после того, как услышала фамилию своего мужа и название его банка. — И не следует всуе называть здесь имена и банки.
— Всуе — да, не стоит. А посему вернемся к судьбе Отто Скорцени. Было бы хорошо, если бы ваша штурмовая группа завершила операцию до конца января. Повторяю, мы готовы подключить своих агентов на любой стадии операции. Особенно когда обер-диверсанту рейха понадобится уйти в подполье или оставить благодатные земли Европы.
— Почему именно до конца января?
— Мы бы доставили его сюда как раз к тому времени, когда на «Базе-211» будут ожидать прибытия фюрера. Представляете себе: здесь, на секретной базе Третьего рейха, мы становимся свидетелями встречи Скорцени и фюрера! Это было бы настолько неожиданно и символично, что…
— Постойте-постойте, адмирал! — прервала полет его фантазии Фройнштаг, и при этом настолько резко оглянулась на барона фон Готта, что тот поневоле отшатнулся. — О каком приезде фюрера вы сейчас толкуете?
— Вообще-то, речь идет о совершенно секретной операции, о которой не имею права распространяться даже я.
— Да при чем здесь секретность, господин адмирал?! Только что вы сообщили, что в конце января ожидаете прибытия фюрера. Я все верно поняла?
— Мы действительно ждем его прибытия, — невозмутимо подтвердил фон Готт.
Адмирал Брэд уже заметил их и приветливо помахал рукой. Ответила ему только Фройнштаг, поскольку фон Готт попросту проигнорировал эти знаки внимания со стороны командующего Полярной эскадрой.