Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— Предать друга — нет, конечно, страшней дела. И этого, я вам скажу, прощать нельзя. Но бывает в жизни по-другому. Бывает, считаешь человека другом, а он оказывается врагом. Понял ты его наконец. А почему он враг? Потому, что зло в себе несет, отравляет им все вокруг. Что тогда делать?..

И тут Федор, не удержавшись, медленно, с ненавистью проговорил:

— Душить… Ногами топтать, гада…

— Душить, говоришь? — все так же задумчиво переспросил Огнев. — Это, брат, иногда страшно. Легче в сторонку отойти, чтобы он тебя больше не задевал, и помалкивать. А он тем временем…

Федор резко поднял голову и, подавшись вперед, на Огнева, возбужденно крикнул, потому что не было у него больше сил сдерживать кипевших и мучивших его слов:

— А он тем временем магазин берет!

Не давая ему опомниться, Огнев резко спросил:

— Где?

— Не знаю. Велел к одиннадцати в закусочную прийти. Теперь, конечно, один пошел. Уж он, гад, что наметил, то сделает. — В Федоре клокотала ярость.

От прежней апатии не осталось и следа. Он готов был сейчас задушить Резаного своими руками. Федор пришел в такое возбуждение, что Огнев положил ему руку на плечо и сказал:

— Спокойно, дружище, спокойно. Лучше скажи, чем интересовался этот твой бывший друг?

— О заграничном барахле толковал…

— Та-ак… — Огнев привычным жестом потер подбородок и, подумав, сказал: — Понятно. — Он пристально поглядел на взволнованное лицо Федора и с ударением добавил: — А тебе домой пора. Спать! И помни: спать можешь спокойно. И людям в глаза смотреть тоже можешь спокойно. Чист ты перед ними и перед самим собой.

— Говорить легко, — сразу погаснув, сумрачно ответил Федор.

Огнев тепло обнял его за плечи.

— А это, брат, смотря кому. Мне — нелегко. И далеко не каждому я такие слова говорю. А фамилия моя Огнев. Так что будем знакомы.

— Огнев?! — в изумлении произнес Федор, невольно отстраняясь и рассматривая своего нечаянного знакомого. — Так вот вы какой!

Спустя полчаса дежурные оперативные машины уже мчались по пустынным ночным улицам. Вся постовая служба города была оповещена.

Сигнал был короткий и досадно неконкретный: кража в каком-то магазине, где есть заграничные товары. А таких — десятки, даже сотни в большом городе.

И оперативные работники милиции метались от одного промтоварного или комиссионного магазина к другому, проверяли охрану, осматривали помещения.

Шел третий час ночи. В магазине по-прежнему было тихо. Баракин кончил набивать второй чемодан и с трудом защелкнул замки. Так. Порядком вошло. Но еще больше осталось. Баракин с сожалением осмотрел груды вещей кругом.

Он подтащил один из чемоданов к свисавшей веревке, привязал конец и, взобравшись по ней на чердак, стал подтягивать чемодан. В тусклом свете фонарика чемодан, словно нехотя, тяжело всплыл к потолку. Потом Баракин снова спустился и привязал второй чемодан. Вскоре он так же, как и первый, пополз вверх.

Но на полпути случилось неожиданное: чемодан отвязался и с грохотом рухнул вниз.

Баракин замер на чердаке, потом нащупал в кармане пистолет. Каждую минуту в подсобке мог появиться сторож.

Но время шло, а в магазине по-прежнему царила тишина. «Здорово дрыхнет старикан», — переведя дух, с облегчением подумал Баракин.

Что же делать, спуститься за вторым чемоданом или уходить с одним? Баракин минуту колебался, но победила жадность. Делать «дело», так до конца!

Он соскользнул по веревке вниз и прислушался.

Потом осторожно подкрался к двери и, погасив фонарь, отодвинул тяжелую ткань.

В ту же минуту в лицо ему брызнул яркий сноп света. Баракин увидел совсем близко перед собой бородатое, морщинистое лицо с испуганными глазами, большие, со вздутыми венами руки, державшие старенькое ружье.

Не раздумывая, он выхватил из кармана пистолет и, почти не целясь, дважды выстрелил. И сразу после двух сухих и громовых ударов наступила тишина.

За дверью — ни криков, ни стонов.

Баракин лихорадочно прикрутил чемодан и дрожащими руками ухватился за веревку. С трудом поднялся он на чердак, втащил туда чемодан.

Ох, как оттягивали ему руки эти проклятые чемоданы, когда выбирался он с ними на крышу!

Задыхаясь, чувствуя, как сердце колотится уже под самым горлом, он спустился во двор и поволок чемоданы к подъезду дома. Едкий пот заливал глаза, но остановиться Баракин не мог: страх гнал его вперед.

Но вот, наконец, и второй двор, уже видны ворота.

За ними, в переулке, должен ждать Уксус.

Баракин дышал громко, прерывисто и хрипло: воздуха не хватало. Онемели руки.

Около самых ворот он споткнулся и упал, больно стукнувшись лицом об замок чемодана. Из носа потекла кровь.

Вот такой, перепачканный в грязи и крови, всклокоченный, с синяком под глазом, он и появился около машины, упрямо волоча по земле два громадных чемодана. Уксус сам торопливо закинул их в кузов, спрятал между ящиками с каким-то грузом, потом помог залезть туда и Баракину.

Машина рванулась вперед и, набирая скорость, вынеслась на широкую улицу.

Но на первой же площади дорогу ей преградил неизвестно откуда взявшийся в такое время регулировщик. Уксус предъявил права и путевой лист.

Молодой светлоусый старшина спокойно проверил документы. Уксус, холодея от страха, наблюдал за выражением его лица, но оно оставалось невозмутимым.

— Следуйте дальше, — коротко приказал регулировщик, возвращая документы, и мельком взглянул на Уксуса.

Машина судорожно дернулась. От волнения Уксус едва удержал в руках баранку руля.

В глухом темном переулке на другом конце города Баракин, прощаясь, сунул Уксусу вместе с сотенными бумажками завернутый в тряпку пистолет.

— Храни. Потом заберу.

Он занес чемоданы во двор и, вспомнив о чем-то, бегом вернулся к машине. Уксус приоткрыл дверцу.

— Денька два-три домой носа не суй, — хрипло приказал Баракан и с усмешкой добавил: — Хотя ты и чистый в этом деле.

У Уксуса от страха перехватило дыхание, он хотел было что-то сказать, но Баракин уже исчез.

Только подъезжая к гаражу, Уксус неожиданно вспомнил об одном-единственном месте, где он, пожалуй, будет теперь в безопасности, и облегченно вздохнул.

К комиссионному магазину на улице Гоголя оперативная машина подлетела, когда уже начало светать. Это был четырнадцатый по счету магазин, в котором за эту ночь побывал лейтенант Коваленко.

Петр устало вышел из машины. Острота первых впечатлений уже прошла, волнения улеглись, начало даже закрадываться сомнение: а точен ли вообще этот сигнал о краже?

Коваленко подавил зевок и, кивнув старшине Свиридову, направился к дверям магазина. А Свиридов, уютно устроившись на заднем сиденье, закрыл глаза: последние объекты они решили осматривать по очереди.

Первое, на что обратил внимание Коваленко, это на отсутствие сторожа. «Пошел, наверно, чайку выпить в подсобку», — решил он и громко постучал. Сторож не появлялся. Коваленко постучал еще громче и требовательнее. «Заснул он там, что ли?»

Когда Коваленко нетерпеливо забарабанил в дверь уже в третий раз, из машины высунулся встревоженный Свиридов. Коваленко прильнул лицом к стеклу двери. То, что он увидел, заставило его отпрянуть назад: в торговом зале, у дверей подсобки, лежал, раскинув руки, старик сторож, рядом валялось его ружье. «Убийство!» — пронеслось в голове у Коваленко.

…Через несколько минут в магазине уже собралась вся опергруппа во главе с Огневым: еще два сотрудника, эксперт, врач, фотограф, проводник со служебной собакой. Приехал и следователь из прокуратуры.

Давно в городе не происходило таких тяжких и квалифицированных преступлений.

Люди работали сосредоточенно, обмениваясь короткими замечаниями. Постепенно во всех деталях восстанавливалась картина и время происшествия.

С момента смерти старика сторожа прошло уже около двух часов.

Пожилой толстый эксперт в выпуклых очках тщательно обследовал найденную на полу гильзу от патрона, инструменты, которыми пользовался преступник, и брошенную им на чердаке одежду. Затем, тяжело сопя, он подошел к Огневу. Тот только что спустился с чердака и отряхивал костюм.