В мире поддлунном... - Адыл Якубов

— Что это с вами, великий исцелитель, вы чем-то озабочены? — спросил вдруг султан. — Сегодня, вопреки обычному, вы выглядите немного грустным. Да и где пропадали целый день?

— Как всегда, я приготовлял лекарства для вас, благодетель!

— Хвала, хвала вам! — ровно произнес султан, поглаживая редкую свою, в густой седине бороду. — И слава создателю! Прежде всего, по его великодушию, ну, и благодаря лечениям мудрым я сегодня чувствую радость в душе, а также спокойную силу в теле… Что-то вы устали, мне кажется. Возьмите-ка выпейте-ка, выпейте винца, и да возрадуемся!

Шахвани горестно-отрицательно покачал головой, тяжко вздохнул.

— Да что за вздохи? Что случилось, наконец, скажите, исцелитель!..

Шахвани еще усердней и горестней завертелся, с дрожью в голосе произнес:

— Солнце нашего неба! Пусть все, какие есть в подлунном мире, невзгоды падут на головы грешников, подобных вашему слуге. А вы, тень аллаха на земле…

— Да постойте же, постойте! — султан великодушно улыбался. — Какая печаль грызет вашу душу, выложите мне ее.

— Если повелитель великодушно простит своего раба…

— Говорите, великий исцелитель, говорите!..

— Если быть откровенным… — Шахвани, как бы не решаясь начать, помолчал с минуту. — Сегодня ночью мне приснился плохой сон, я даже боюсь его рассказывать, благодетель!

— Плохой сон? — Султан отодвинулся от края постели, близкого к Шахвани. — Ну?

— Снилось мне, что вернулся главный визирь, которого покровитель правоверных послал за божественными плодами.

Султан резко побледнел, нетерпеливо спросил:

— Ну и что? Привез он ягоды… хотя бы во сне?

Шахвани опять с огорчением покачал головой:

— Вот и в моем сне вы задали тот же вопрос… главному визирю.

— Ну? — Султан даже приподнялся на постели. — Что ответил мой главный визирь?

— Ваш визирь… Этот бессовестный упал к вашим ногам и сказал, что он божественных плодов не нашел.

— Хм-м…

— Но это не все, повелитель! Старый плут — в моем сне — кричал: «Пусть простит меня покровитель правоверных, я не нашел божественных плодов, но вместо них нашел и привез в Газну господина Ибн Сину!»

— Ибн Сину?

— Именно так, благодетель! Старый лис привел какого-то человека и называл его Ибн Синой, в моем сне это был… мой двойник. Он был похож на меня, как бывают похожи два ягненка-близнеца!

— Поистине удивительный сон! — Султан взял со стола пиалу, наполненную розовым вином, медленно выпил вино, отер подбородок. — Да, и впрямь удивительный сон! Ну, а дальше что было?

— А дальше… Дальше вы спросили главного визиря: «Если ты привез Ибн Сину, тогда кто же это?» — сказали вы, указывая на меня… И вот старый лис заплакал: «Солнце мира! Тот человек, о котором вы спросили, — не настоящий Ибн Сина, это разбойник, который грабит людей, называя себя Ибн Синой, а настоящего Ибн Сину нашел я и привез его к вам».

Султан задумался. Как-то незаметно улыбка сползла с его бескровных губ, и скуластое желтое лицо опять стало похоже на холодную маску.

— Теперь скажите: чем кончился ваш странный сон?

— Он кончился тем… — Шахвани, словно задыхаясь, сглотнул подступивший к горлу комок страха, наигранного и не совсем наигранного. — Увы! Повелитель, вы поверили словам этого ябедника и бедного вашего слугу отдали в руки палачам!

Султан хрипло и глухо рассмеялся:

— Вот так сон!.. Огорчительный конец… Но… не тревожьтесь пока, исцелитель! Мудрецы говорят, что вода не течет вспять, а сон… сбывается наоборот!..

Ах, как вовремя произнес он эти слова!

Может, он что-то и еще сказал бы, но тут нежданнонегаданно в комнату вошла Хатли-бегим.

Шахвани много слышал об этой женщине, а видел ее впервые.

Было от чего вздрогнуть!

Вся — с головы до ног — в черном. Сквозь тонкую прозрачную кисею на лице сверкают, прямо обжигая, глаза. Не по летам легко подлетела к ложу султана, упала, словно сбитая стрелой птица, к его ногам.

— Брат мой единоутробный! Повелитель наш!

Султан нахмурился, положил свою костлявую руку на дрожащее плечо плачущей сестры:

— Что за хождение ночью? Кто тебя послал ко мне, сестра?

— Брат мой единоутробный! — воскликнула снова Хатли-бегим и зарыдала пуще прежнего. — Покровитель правоверных… Тот, кто никогда прежде не пропускал ни одной молитвы… а теперь… теперь это грешное вино, эти застолья!.. Откуда, откуда явился к вам этот мошенник и колдун, сбивающий людей с пути истинного?

Султан быстро убрал руку с плеча сестры, будто обжегся:

— Это что за лживые наветы, Хатли? Называешь мошенником прославленного на весь мир великого врачевателя, он ведь исцелил, избавил от тяжкого недуга и меня, брата твоего, что был при смерти!

— Поверьте мне, брат мой! — Хатли-бегим резко отбросила на плечо черную кисею с лица, мокрого от слез. — Аллах ведает, что этот колдун не настоящий Ибн Сина, это лже-Ибн Сина, поверьте мне, брат мой! Настоящий только-только приехал — поверьте моим словам! — сейчас приехал в благословенную Газну!

Шахвани многозначительно взглянул на султана:

— О создатель! Сон это или явь?

Хатли-бегим вскочила на ноги, быстрой птицей подлетела к двери и торопливо распахнула ее:

— Где вы, великий исцелитель, досточтимый господин Ибн Сина? Пожалуйте сюда!

Шахвани заерзал, заторопился было подняться, но султан с холодной улыбкой на лице-маске остановил — положил руку ему на колено: сиди, мол, спокойно.

В дверях показался человек в ладном парчовом халате под белоснежной мантией: зеленая бархатная тюбетейка чуть выглядывает из-под тщательно повязанной белой серебристой чалмы. Достоинство, степенность — и полыхающие любопытством синие глаза. Человек остановился у двери, сложив на груди руки, склонил голову в неглубоком, но почтительном поклоне. Коротко, но внимательно посмотрел на султана. Затем перевел взгляд на сидящего рядом с султаном Шахвани.

«Опиум! Маковая отрава… Нездоровые глаза нарочито возбуждаемого человека… А этот человек в облачении лекаря? Подожди, Абу Али, подожди, где ты видел его? Горбоносого мужчину, и впрямь похожего на тебя? Где? Припомни!»

В грозной тишине послышался тревожный шепот Шахвани:

— О праведный аллах! О всемогущий создатель! Это — мой сон! Все, что приснилось мне, сбывается, благодетель!

Хатли-бегим вслушивалась в шепот, не понимая его смысла, но вид Шахвани, который доверительно склонился к султану, вновь заставил ее закричать: «Брат мой родной!» — и рвануться вперед. Но султан, подняв костлявую руку, остановил ее, не дав подбежать к себе близко.

Он грозно глядел на Ибн Сину, стоявшего у порога. Потом в упор посмотрел на Шахвани, продолжавшего шептать что-то о своем ясновидении во сне.

— Уму непостижимые явления! На одном месте, в одно и то же время-два Ибн Сины, два великих исцелителя! Кто разгадает удивительную тайну?

— Брат мой единоутробный!

— Погоди, Хатли! Пусть сначала ответит на мой вопрос твой исцелитель.

Ибн Сина продолжал с нескрываемым удивлением разглядывать человека, сидевшего рядом с султаном. «Нет, Абу Али, ты не ошибся, ты видел этого человека! Видел! Встречал! Но где? Когда? О творец! Неужели это… Абу Халим ибн Файсал из родной Бухары, из Джуи Мулиен? Тот Абу Халим, которого за распутство называли Шилким, Шахвани, избалованный сынок некогда известного лекаря? Он! Он самый!.. А султан? Неужели этот высохший человек, мучимый болями в желудке… да, по всем признакам, твердой опухолью в животе мучимый, и, увы, уже такой, что ее не излечишь… вот этот, одурелый от вина и опиума, с холодными уже конечностями, я это предполагаю наверняка… этот человек и есть знаменитый завоеватель, султан Махмуд Газнийский, пугавший собою весь мир на протяжении сорока лет?»

Ибн Сина почувствовал, как закружилась вдруг голова. «Мало, очень мало осталось жить этому скелету, и держится его плоть только гордыней-грозной силой даже и в нем, нынешнем». Глухой, хриплый голос повторил:

— Ну, почему в рот воды набрал? Говори, если ты великий исцелитель.

— Да простит меня повелитель-султан, — сказал Ибн Сина, с трудом отрываясь от своих мыслей. — До сегодняшнего дня не сомневался в том, что Абу Али Ибн Сина — это я. Но вот, увидев этого почтенного господина, — засомневался…

Шахвани придвинулся к султану совсем близко:

— О аллах! Это — мой сон! Вы видите — то, что мне приснилось, вот оно — наяву, благодетель.

«Сон? Ах да, сон этого… моего Ибн Сины». Султан встрепенулся, приосанился, желая на руках подтянуться к высокому изголовью из подушек.

— Кто тебя послал сюда, в мой дворец, эй, грешный раб? И где главный визирь, где божественные плоды?

Хатли-бегим снова бросилась к ложу султана, опустилась на колени, стала целовать большие, в бурых пятнах руки брата, разжавшего их в бессилии.