Тайны древних руин - Тихон Пантюшенко

—Бить по ногам!— приказал политрук и первый выстрелил в убегавшего человека. Посыпались с потолка камин. Грянуло еще два выстрела. Человек споткнулся, упал и забился в судорогах.

—Нагорный, со мной! Остальным охранять задержанного!— подал новую команду политрук.

Мы побежали, освещая перед собою дорогу. Картина, которую я увидел на месте, потрясла меня. Из бедра раненого хлестала кровь, заливая одежду и разбросанные вокруг камни. Видно было, что вначале человек пытался зажать рану рукой, но потом, слабея, забился в конвульсиях и упал в беспамятство.

—Не повезло нам,— огорченно заметил политрук.— В ногу-то попасть попали, да, к несчастью, пробили и крупный сосуд. Затяни ремнем потуже ногу выше раны и тащи его наверх. Может, удастся спасти.

Я снял с раненого ремень и стянул им окровавленное бедро. Кровотечение остановилось.

—Помочь?

—Да тут одному нечего делать.

Браться за окровавленную одежду раненого неприятно. Но делать было нечего. Я взял ослабевшее тело на руки и направился к развилке. Всю дорогу меня не покидало чувство тошноты.

Лученок и Сугако, как выяснилось, уже успели провести дознание. Задержанный оказался местным жителем из ближайшего поселка и назвался Ахметом Хабибулиным. Это был тщедушный, уже пожилой человек, с заискивающим выражением лица. На покатом его лбу складки, казалось, перекатывались вниз и волной наплывали на веки. От этого глаза делались узкими, открытыми лишь наполовину.

—Хабибулин, говоришь?— спросил политрук.

—Хабибулин, Хабибулин, началнык.

—Кроме вас двоих, есть ли там еще кто-нибудь?

—Нэт, началнык.

—Где первый раз вышли в эфир?

—С бэрэг морэ, с бэрэг морэ, началнык,— скороговоркой ответил Хабибулин.

—Долго же вы нам голову морочили, Хабибулин. Наконец-то поймались. Ну да ладно. Разберемся.

Когда выбрались наверх, раненый, не приходя в сознание, скончался. Политрук не стал расспрашивать Хабибулина больше ни о чем, а сразу же начал звонить по телефону в штаб дивизиона. Через полчаса к окраине Балаклавы подошли две автомашины, которые увезли Хабибулина, убитого и захваченную радиостанцию.

Павел Петрович снял фуражку, вытер носовым платком вспотевший лоб и сказал:

—Возвращайтесь на свой пост. Мы немного разберемся и тогда обязательно поговорим обо всех ваших геройских делах. Краснофлотца, Лученка прошу подняться на пост, взять с собою Хрусталеву и проводить ее домой. А мы с вами, товарищ старшина второй статьи, должны сейчас пойти к Анне Алексеевне и поблагодарить за помощь, которую оказала нам ее дочь.

Уже занималась утренняя заря. Хотя в эту пору на улицах Балаклавы еще никого не было, мы решили идти в обход ее окраины. Анна Алексеевна, оказалось, не спала. Она всю ночь простояла у своего виноградника и все высматривала, не появится ли ее Маринка. Увидев меня с политруком, она глухо простонала и, ухватившись за ближайшую подпорку виноградной лозы, начала медленно сползать на землю.

—Помоги!— крикнул политрук. Но я и без этого напоминания быстро подбежал к женщине, поднял ее и сказал:

—Дорогая Анна Алексеевна, жива и здорова наша Маринка. Сейчас она будет здесь.

Минуту Анна Алексеевна молча смотрела на меня, словно все еще никак не могла понять смысла сказанных слов, а потом обвила меня руками, положила голову на грудь и судорожно забилась в тихом плаче.

—Да все хорошо. Ну... Анна Алексеевна,— пытался я успокоить ее.

Подошел политрук, а вскоре на склоне горы показались Маринка и Лученок.

—Посмотрите, вот и Маринка.

Анна Алексеевна бросилась навстречу своей дочери. Побежала и Маринка.

—Пусть выплачутся,— заметил политрук.— Говорят, после этого становится легче. Не каждой школьнице выпадает такое испытание. А о матери и говорить не приходится.

Когда вошли во двор, Анна Алексеевна первым делом принялась приводить всех в порядок: приготовила воду и тряпку для мытья обуви, вынесла полотенце и мыло, щетку для чистки одежды, заставила всех снять носки, тут же их выстирала, просушила и прогладила горячим утюгом. Маринка привела себя в порядок раньше остальных и принялась за приготовление завтрака. Закончив свои хлопоты, она пригласила всех за стол. Павел Петрович, поблагодарив, начал было отказываться, на что Маринка ответила:

—Здесь, товарищ политрук, командуют женщины. А им надо подчиняться так же, как подчиняются вам краснофлотцы и младшие командиры.

—Что ты на это скажешь, Нагорный?

—Скажу, что надо ужинать, потому что мы, кажется, даже не обедали.

—Об этом, я вижу, ты не забываешь.

—По уставу положено, товарищ политрук. А устав,  как вы знаете, нарушать нельзя.

—Молодежь теперь пошла, Анна Алексеевна. Ты ему слово, он тебе два, да еще с подковыркой.

—Грех осуждать ее. Молодежь у нас хорошая.

За завтраком, к которому Анна Алексеевна подала и маленький графинчик барбарисовой настойки, политрук долго тер переносицу, словно решал трудный для себя вопрос, пить или не пить после такой трудной бессонной ночи. А потом, подумав, что отказаться от маленькой рюмки домашней настойки, значит, обидеть радушных женщин, решил все же выпить. Он встал и неторопливо сказал:

—Дорогая Анна Алексеевна! Большое счастье для родителей воспитать хороших детей. Вы можете гордиться своей дочерью. Она проявила мужество, на которое способен не каждый мужчина. Можно по-хорошему позавидовать тому, кого она выберет себе в спутники жизни. За вас, милая Анна Алексеевна, и вашу достойную дочь!

За сердце тронули Анну Алексеевну слова политрука. Она поспешно достала платочек и вытерла навернувшиеся слезы. Отпив маленький глоточек настойки, женщина только и смогла сказать:

—Спасибо вам, мои родные.

Я смотрел на Маринку и думал: «Сколько же времени прошло с того памятного дня, когда я впервые встретил ее на склоне нашей горы? И этот нелепый мой вопрос: «Телят что ли искала?»— «Бычков таких, как ты»,— нашлась тогда Маринка. Думал ли я, что так все обернется? За каких-то несколько месяцев. А вчера: «Горе ты мое луковое! И как только я буду жить с тобою?»

—Ну что ж,— поднялся из-за стола Павел Петрович,— пора, как говорится, и честь знать.

—Я сбегаю на пост и позвоню, чтоб за вами прислали автотранспорт,— предложил Лученок.

—Что же это за порядок был бы в береговой обороне, если бы о своем политруке не позаботились его подчиненные?— ответил Павел Петрович, показывая рукой на набережную.

Действительно, там уже стоял мотоцикл, возле которого прохаживался Переверзев. Он, как всегда, даже в самую жаркую погоду, был в кожаных перчатках с широкими раструбами. Проводив политрука, мы вернулись в дом Хрусталевых. Анна Алексеевна немного побыла с нами, а потом, сославшись на срочные дела, ушла к соседям.