Чужие интриги - Сандра Браун

– Звучит зловеще, – рассмеялся Дэвид. – Уж не намекаете ли вы, что Грей убил Спенса?

– А у тебя есть другая версия?

– Но это же смешно! – фыркнул Дэвид. – Чушь и бред!

– В самом деле?

– Естественно! – отрезал Меррит.

– А вот Йенси, похоже, так не думает.

– Опять этот чертов Йенси! У меня с самого начала были сомнения насчет него. Жаль, что я тогда к ним не прислушался.

– А все потому, что они с Бондюраном два сапога пара, верно? – хмыкнул сенатор. – Режут правду-матку, говорят в глаза все, что думают. И не лижут задницу руководству, как все остальные в Белом доме. Как бы там ни было, Йенси поговорил кое с кем в ФБР, и те согласились, что с мистером Бондюраном не мешало бы потолковать.

Невозмутимо попыхивая сигарой, сенатор подошел к бару и налил себе чистого неразбавленного виски. Потом поднес хрустальный бокал к свету, поболтал его и залюбовался тем, как играет свет в его гранях.

– Я бы многое отдал, чтобы услышать, что он им расскажет о визите Спенса в Вайоминг.

Сенатор обернулся и в упор посмотрел на зятя. Взгляды мужчин скрестились. Наконец Дэвид криво улыбнулся, хоть и неохотно, но все-таки отдавая должное проницательности своего бывшего наставника.

– Стало быть, вам все известно. Грей рассказал, да?

– Что ты послал Спенса прикончить его? Да, конечно. Остается только гадать, что еще он знает – или думает, что знает, – из-за чего тебе позарез нужно, чтобы он умолк навсегда.

Дэвид уселся на диван, с беззаботным видом закинув ногу на ногу. Однако сенатора это не обмануло. Он был совсем не так спокоен, каким хотел казаться.

– Чего вы добиваетесь, Клит? Я ведь вас знаю как облупленного. Вы ведь не просто так подняли на ноги федералов, чтобы они затеяли это идиотское расследование, верно? Только не говорите, что, мол, беспокоились о Спенсе. Тогда зачем? Что вам нужно?

– Моя дочь.

– Моя жена, вы хотели сказать, – поправил Меррит.

– Ты сломаешь Ванессе жизнь. Я этого не допущу.

– Раз уж речь зашла о Ванессе, то, как муж, я имею на нее больше прав, чем вы. Поверьте, она сейчас в надежных руках.

– И где, позволь спросить? В домике у озера, у доктора Аллана?

– Состояние ее здоровья слишком меня тревожит, чтобы положить ее в местную клинику. Это случилось внезапно, и у Джорджа не было выбора, кроме как поместить ее в лечебницу.

– В какую еще лечебницу?

– В Тэйбор-Хаус.

– Клинику для наркоманов?

– Джордж знал, что там ей будет обеспечена полная анонимность. – Поднявшись, Дэвид подошел к письменному столу, выдвинул ящик и достал из него листок бумаги. – Вот их номер телефона. Можете позвонить туда, если не верите.

Выхватив у него из рук листок, сенатор бросился к телефону и попросил оператора соединить его с клиникой. Дожидаясь ответа, он одним глотком допил оставшийся виски. Наконец медоточивый голос в трубке промурлыкал:

– Клиника Тэйбор-Хаус. Слушаю вас.

– Говорит сенатор Амбрюстер. Соедините меня с главным врачом.

В уши ему полилась приятная негромкая музыка. Сенатор нетерпеливо ждал, гадая, действительно ли это телефон клиники или Дэвид просто морочит ему голову, устроив очередную мистификацию.

– Клит? Я так и думал, что ты позвонишь. Президент меня предупредил.

Сенатор моментально узнал этот голос. Это был его старый знакомый, доктор Декстер Леопольд, бывший главный хирург, а ныне директор клиники Тэйбор-Хаус.

– Привет, Декс, – с облегчением выдохнул он. – Как моя дочь?

– Что ж, буду откровенен с тобой, Клит: когда доктор Аллан привез ее к нам, она была очень плоха. Думаю, лечение не подействовало, поскольку она сильно пила, но нам удалось стабилизировать ситуацию, и сейчас она пошла на поправку.

– Ты уж позаботься о ней, Декс.

– Разумеется.

– Только не подпускай к ней этого Аллана, слышишь?

Повисла неловкая пауза.

– Это как-то не слишком удобно… – промямлил его собеседник.

– Мне плевать, удобно это ли нет.

– Но ведь доктор Аллан ее лечащий врач. И если сама миссис Меррит – или президент Меррит, пока она не сможет самостоятельно принимать решения – не заменят его, я обязан по-прежнему считать его ее лечащим врачом.

Декс Леопольд имел репутацию человека глубоко порядочного и честного, но Дэвид мог сломать и его. Если Джордж Аллан медленно травит Ванессу, то станет ли доктор Леопольд закрывать на это глаза?

– Дай мне адрес вашей клиники, – потребовал сенатор. – Завтра утром я заеду ее повидать.

– Боюсь, Клит, я не могу этого разрешить, – мягко возразил доктор. – Ты же знаешь наши правила. На территорию клиники не допускается никто, кроме пациентов и персонала, исключения не делаются ни для кого. Свидание с родственниками может вызвать у пациента нервный срыв, особенно когда физически он здоров и проходит этап психологической реабилитации.

– Но, Декс…

– Прости, Клит, это невозможно. Даже президенту не разрешено навещать миссис Меррит, хотя он просит сделать для него исключение всякий раз, как звонит сюда. Но если я отказываю ему, то обязан отказать и тебе. Так будет лучше и для миссис Меррит, поверь мне.

Сенатор покосился на Меррита, который с непроницаемым лицом слушал этот разговор.

– Ладно, – сдался наконец он. – Больше всего я хочу, чтобы Ванесса поправилась. Она просто сама не своя с тех пор, как потеряла ребенка.

– Да, президент так мне и сказал. Он не может себе простить, что не настоял на лечении сразу же после того, как произошла эта трагедия. Если бы она сразу проконсультировалась с врачом, кризиса можно было бы избежать. Но не переживай. Мы вернем ее тебе совершенно здоровой.

– Ради твоего собственного блага надеюсь, что это так, – бросил сенатор в сердцах прежде, чем повесить трубку.

– Ну как, удовлетворены? – осведомился Меррит.

– Пока да. – Сенатор направился к выходу. – Берегись, Дэвид. Не знаю, скольких людей ты подбил, чтобы они лгали ради тебя или делали за тебя грязную работу, но я верну свою дочь. Пару недель назад я напомнил тебе, кто сделал тебя президентом. Это был я – и я же могу вышвырнуть тебя отсюда. – он щелкнул пальцами в дюйме от носа президента. – Вот так!

Глава 37

Когда сенатор спустился на кухню налить себе чашку кофе, было еще темно. Каждый вечер перед сном он устанавливал в кофеварке таймер.

Эта первая чашечка исходившего паром кофе напоминала ему о детстве, о том времени, когда он даже не знал, как пишется слово «политика», не говоря уже о том, что это такое. Тогда ему было невдомек, что бывают люди, для которых амбиции и алчность дороже чести… Это было до того, как он превратился в одного из них.

Отец сенатора – высокий, сильный, спокойный мужчина, в глазах которого совершить одно преступление ради того, чтобы замести следы другого, было чем-то немыслимым. Он с трудом закончил школу, однако знал по памяти все созвездия и мог в мгновение ока сосчитать все точки на костяшках домино. Его нелегко было вывести из себя, зато он всегда готов был встать на защиту слабого.

Он воевал в Германии под командованием генерала Паттона. Там же был убит и там же и похоронен. Но до войны он жил и работал на скотоводческом ранчо в южном Техасе. Каждый год по весне он сажал маленького Клита перед собой в седло, и они вместе с другими ковбоями участвовали в загоне скота.

В те годы на ранчо самыми опасными были не люди, которые могли выстрелить тебе в спину, а гремучие змеи, одичавшие лошади и быки. Дни, проведенные в седле, были длинными, тяжелыми и пыльными. По ночам в небе сияли звезды. А на рассвете перед тем, как вскочить в седло, загонщики собирались у костра, чтобы выпить по кружке обжигающе горячего, крепкого кофе.

После войны его овдовевшая мать переехала в Миссисипи, поближе к семье, так что юность Клита прошла вдалеке от ранчо. Большую часть жизни он прожил в Вашингтоне, но даже сейчас, спустя шестьдесят лет, в его памяти еще живы были воспоминания о дурманящем аромате жареной свинины, навоза и кожи, смешанные с запахом сигареты, которую его отец всегда скручивал после завтрака под открытым небом. Ни один кофе в мире не был отвратнее того пойла, что пили загонщики. Но для Клита вкуснее этого напитка не было.

Клит обожал такие утра. И отца тоже. Он еще не забыл, как счастлив был, прижимаясь к широкой отцовской груди, с каким уважением другие загонщики, эти грубые, неотесанные мужчины, всегда относились к его отцу. И как он отчаянно им гордился.

Этим утром, – впрочем как и всегда, – сенатор старательно гнал от себя мысль о том, стал бы его отец гордиться таким сыном, как он.

Он включил на кухне свет.

За столом, попивая кофе, сидел не кто иной, как Грей Бондюран.

– Доброе утро, – невозмутимо приветствовал он сенатора.

Ни в голосе, ни в позе его не чувствовалось ни малейшей враждебности, однако сенатор моментально напрягся. Ему ли было не знать, что предательства Бондюран не прощает. К тому же Бондюран был весьма опасным человеком.