Закари Ин и Император-Дракон - Сиран Джей Чжао
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он хотел бы сделать больше, но не мог сам призвать свое духовное оружие. Он решил расстегнуть комбинезон Желтого императора и как можно сильнее намотать лямки на его конечности, чтобы тот запутался. На красивом лице Джейсона Сюаня, которым раньше так восхищался Зак, застыло нелепое выражение. В этот момент Зак понял, что этот человек в принципе нелеп. Он достиг вершин лишь благодаря магическому влиянию Желтого императора, а не собственным талантам, и теперь был просто сосудом и не имел возможности контролировать свое тело.
Зак вцепился в руки У Цзэтянь и Тан Тайцзуна, думая о том, чтобы унести их прочь. Но чувство обреченности съедало его. Они опоздали. Желтый император уже овладел Джейсоном. Его армия духов одолеет их прежде, чем они успеют выбраться. Зак не мог замедлять время бесконечно.
А ведь он тратил на это магию печати. Она продолжала рассеиваться. Мальчик использовал оставшиеся крупицы ее драгоценной магии, чтобы заморозить время, хотя должен был направить ее на восстановление печати портала.
Его взгляд лихорадочно метался от одного легиона расставленных по всей усыпальнице статуй солдат к другому, пока не остановился на гробу Цинь Шихуана. Он вспомнил о том, как тот использовал тяжелые задержавшиеся частицы духа, чтобы питать свою форму.
Заку в голову пришла смелая идея.
Он потащил У Цзэтянь и Тан Тайцзуна прямо к армии. Это было нелегко, поскольку они оказались в ловушке замедленного времени. Их тела оставляли следы остаточных образов. Мышцы Зака вскоре заболели от напряжения. Ему следовало быть поактивнее на уроках физкультуры. Хотя учитель никогда не рассказывал о том, как пронести двух одержимых императорами детей сквозь замедлившуюся ткань времени. Но мальчик, как и на протяжении всего этого путешествия, превозмогал боль и продолжал тащить их, расталкивая духов в стороны, пока не добрался до гроба.
— Я аннулирую все предыдущие приказы, — сказал он, тяжело дыша и прислоняя их к стенке гробницы. Зак не был уверен, что это снова позволит им свободно говорить и двигаться, но больше ему на ум ничего не пришло. Молот У Цзэтянь был единственным, что могло разбить этот огромный гроб.
Зак поднял тающую печать, и его сердце сжалось от вины за то, что он оказался восприимчив к ее влиянию. Он произнес так много самодовольных речей перед Цинь Шихуаном, но в конце концов тоже попал в ловушку власти и контроля. Горе могло заставить людей делать ужасные вещи.
«Прости, что я чуть не сбился с пути, папа».
Ни у кого не должно быть такой власти. Будет лучше, если печать исчезнет. Зак приказывал ей одновременно замедлять время и восстанавливать печать портала, пока она не рассыпалась на несколько последних крупинок сияющего золота.
После этого время снова пошло своим чередом. Армия духовных существ бросилась вперед, не осознавая, что Зак был уже позади. Сдвинутые им существа вызвали несколько столкновений. Желтый император взвизгнул, ударившись о землю и пытаясь выпутаться из своего комбинезона. У Цзэтянь и Тан Тайцзун удивленно ахнули, осознав, что переместились.
— У Цзэтянь, призови свой молот и разбей гроб! — закричал Зак.
К ее чести, она мгновенно осознала ситуацию и начала читать заклинания, пока в ее руке не трансформировался белый духовный молот. Несколько раз взмахнув им над головой, она ударила по гробу. В нем образовалась огромная пробоина, открывшая несколько слоев материала, из которого он был сделан.
Неустойчивый свет масляных русалочьих ламп осветил кости Цинь Шихуана, которые лежали так уже две тысячи двести лет. На скелете были безупречные черно-красные одежды, сотканные из такого гладкого и блестящего шелка, будто их сшили только вчера. Мальчику показалось странным, что плоть императора сгнила, а все остальное осталось вне времени. Но затем Зак вспомнил, что чиновники, предавшие Цинь Шихуана на смертном одре, держали его смерть в секрете и плели свои интриги, в результате чего тело сгнило, и им пришлось замаскировать запах, положив труп с кучей маринованной рыбы. К тому времени, когда предатели наконец упокоили его, от императора, должно быть, остались только кости.
Зак не мог решить, испытывает ли он к нему сочувствие. Но все же не мог отрицать, что смотрит на кости легендарного человека.
Руками, которые тряслись так сильно, что он едва мог ими пошевелить, Зак пролез в дыру и схватил череп Цинь Шихуана.
В него хлынула магия. Ураган невероятной силы пронес его сквозь воспоминания всей жизни императора. Он стал свидетелем каждой истории, которую рассказывал о себе Цинь Шихуан, и каждой истории, которую о нем рассказывали другие, — только увидел все ярче чем когда-либо. Мальчик проследил весь его путь: от потерянного принца, брошенного во вражеском царстве, до борца за власть с порочным двором, где каждый видел в нем иностранца, и до завоевателя всего известного ему мира, устранившего для себя понятие «чужая страна».
Когда первая буря воспоминаний наконец утихла, Зак обнаружил себя в полутемных покоях, освещенных редкими масляными лампами. На кровати лежал старый Цинь Шихуан — нет, даже не старый. Среднего возраста, почти все его волосы еще отливали черным. Император закашлялся, с его губ брызнула кровь, но он продолжил попытки прочитать стопку бамбуковых свитков возле своей кровати.
Затем, в отличие от всех предыдущих воспоминаний, в которых побывал Зак, он взглянул на него. Как будто действительно мог его видеть.
Мальчик обернулся, но позади никого не было.
— Выживет ли Китай? — спросил Цинь Шихуан настолько низким голосом, что он прогрохотал как далекий раскат грома.
— Да, — сказал Зак между его глубокими, недоверчивыми вздохами, — выживет.
Окровавленный рот Цинь Шихуана искривился в ухмылке:
— Тогда пусть говорят что захотят.
Его глаза закрылись. Бамбуковый свиток выскользнул из пальцев. Император упал на холодный каменный пол с таким ударом, что это вернуло Зака к реальности.
Он снова смотрел в пустые глазницы черепа Цинь Шихуана, который вытащил из гроба. У Цзэтянь и Тан Тайцзун что-то кричали ему, уничтожая своим оружием существ вокруг. Армия духов изменила курс и окружила их. Стоявший снизу Желтый император выкрикивал команды.
Но Зак смотрел лишь на море расставленных по всей усыпальнице статуй солдат. Теперь он