Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Никогда прежде я не видел окрестностей Виндзора и был восхищен красотою и плодородием местности, особенно когда приблизился к заповедному лесу. Скелеты вековых дубов, выраставших, красовавшихся и умиравших здесь, обозначали прежние его границы. Повалившийся частокол и запущенный подлесок указывали, что эта часть заброшена ради более поздних насаждений, относяпщхся к началу девятнадцатого столетия и теперь достигших зрелости.

Том I. Глава третья

181

Скромное жилище Пердиты находилось на краю старой части леса; перед ним, далеко на восток, простирался вересковый луг Бишопгейт, на западе граничивший с рощей, которая окружала озеро Вирджиния Уотер40. Домик стоял в тени почтенных отцов леса, куда приходили пастись олени. Эта деревья, дуплистые, большей частью искривленные, составляли причудливые группы, резко отличавшиеся от правильной красоты молодых насаждений, которые, казалось, готовы были бесстрашно встретить будущие времена, тогда как отставшие от их строя старцы, изломанные, опаленные грозами, жались друг к другу, скрипя под ветром иссохшими ветвями41.

Низенький дом за легкой оградой словно смирялся перед величием природы и окружающих остатков давних времен. Цветы, эти детища весны, украшали и сад и подоконники; при всей скромности, все здесь говорило об изящном вкусе обитательницы. С бьющимся сердцем ступил я за ограду; стоя у входа в дом, я услышал голос Пердиты, мелодичный, как прежде, и, еще не увидев сестру, убедился в ее благополучии.

Мгновение - и в дверях появилась Пердита; она стояла передо мной во всей своей юной красоте, та же и вместе с тем иная, чем девочка с гор, которую я оставил, уезжая. Глаза ее были столь же глубокими, что и в детстве, а черты столь же выразительными, но лицо стало иным: в нем сказывался более развитой ум. Ее улыбка выдавала самую нежную чувствительность, а тихий, мелодичный голос был словно создан для слов любви. Сложения необычайно женственного, она была невысокого роста, но жизнь в горах сообщила свободу всем ее движениям, и, когда Пердита шла мне навстречу, ее легкие шаги были едва слышны. При расставании я прижал ее к сердцу, не сдерживая своего порыва; при нашей новой встрече родились новые чувства; для нас обоих миновало детство, и мы вступили на сцену жизни как взрослые актеры. Однако замешательство наше длилось лишь мгновение; детские воспоминания и родственная любовь вновь заполнили наши сердца, и мы заключили друг друга в объятия.

Когда миновал этот порыв, мы успокоились, уселись рядом и заговорили о прошлом и настоящем. Я посетовал на холодность ее писем; но первые же минуты нашей встречи объяснили мне причину этого. В сестре моей родились новые чувства, и она не умела выражать их в письмах к тому, кого знала лишь в детстве. Когда мы свиделись вновь, прежняя наша близость возобновилась, словно преград для нее никогда не было. Я рассказал ей о своей жизни за границей, а ее стал расспрашивать о переменах, происшедших здесь, о причине отсутствия Адриана и о том, почему она ведет столь уединенную жизнь.

При упоминании имени нашего друга слезы, наполнившие ее глаза, зримо подтвердили дошедшие до меня слухи. Но смысл их был столь страшен, что я не мог сразу им поверить. Неужели стройный порядок в мыслях Адриана сменился хаосом? Неужели безумие рассеяло их славные легионы и Адриан уже не властвует над собственной душой? Любимый друг! Этот злой мир - чуждая 182 Последний человек среда для твоей кроткой души; ты вверил ее коварным людям; листва сего нежного растения сорвана до наступления зимы, и его трепещущая жизнь отдана во власть свирепых ветров. Неужели эти кроткие глаза, это "зеркало души"42, сделались бессмысленными; или из них смотрит ужасная повесть безумия?

Неужели твой голос уже не "звучит как дивная музыка"?43 Ужасно, о, ужасно!

Страшась этих перемен, я заслоняю глаза руками, и хлынувшие слезы говорят, как глубоко переживаю я твою неслыханную беду.

По моей просьбе Пердита подробно поведала о всех печальных обстоятельствах, которые к этому привели.

Откровенный и доверчивый по самой своей натуре, одаренный всеми высокими качествами души и ума, не запятнанный даже тенью недостатка (разве что считать таковым бесстрашную независимость мыслей), Адриан весь посвятил себя любви к Эвадне. Ей вверял он сокровища своей души, свое стремление к совершенству и планы совершенствования человечества. Вступая во взрослую жизнь, он не только не изменил своим планам и теориям, как из благоразумия мог бы, а, напротив, утвердился в них, ибо ощутил себя сильнее. Любовь его к Эвадне пустила глубокие корни; с каждым днем убеждался он, что избранный им путь полон трудностей и что наградой ему будут не хвалы и благодарность людей и едва ли даже осуществление его планов, но лишь сознание своей правоты да любовь и сочувствие Эвадны, которые облегчат ему все труды и оправдают все жертвы.

Уединясь, он обдумывал свои планы реформы английского правительства и улучшения жизни народа. Ему следовало скрывать их, пока в руках у него еще не было власти, которая могла обеспечить их осуществление. Но для этого должны были пройти годы, и ему не хватило терпения. Он был правдив и бесстрашен. Он объявил не только о своем несогласии с намерениями матери, но и о решимости употребить свое влияние и ограничить власть аристократии, более равномерно распределить богатства и привилегии и ввести в Англии подлинно республиканское правление. Мать сперва отнеслась к этим теориям как к нелепым мальчишеским бредням. Но взгляды его были так стройно изложены, доводы так убедительны, что она, все еще как бы не считая их серьезными, стала бояться Адриана; а попытавшись убеждать и найдя его непреклонным, возненавидела.

Как ни странно, ее ненависть передалась многим. Его восторженное поклонение добру, не существующему в мире, пренебрежение к авторитетам, пылкость и неосторожность - все противоречило заведенному порядку; приверженцы низкой пользы боялись его; юные и неопытные не поняли высокой строгости его морали и невзлюбили за непохожесть на них самих. Эвадна проявила к этим планам холодность; одобряя желание Адриана настоять на своем, она хотела, чтобы он был более понятен большинству. Эвадну не привлекала доля мучени-Том I. Глава третья 183 цы, и она не намеревалась делить поражение и позор борца. Впрочем, она сознавала чистоту помыслов Адриана, его великодушие, пылкую и преданную любовь к ней и сама была к нему привязана. За одно это он был глубоко благодарен Эвадне и возлагал на нее все свои надежды.

Туг возвратился из Греции лорд Раймонд. Не было двух людей более противоположных, чем он и Адриан. При всех странностях своего характера Раймонд оставался весьма привязан к благам сего мира. Страсти этого человека были бурными; и оттого что они часто подчиняли его себе, поступки Раймонда не всегда вели к прямой его выгоде; но потворство своим желаниям неизменно в нем преобладало. На общественное устройство он смотрел как на раму для холста, на котором пишутся события его жизни. Земля должна быть тропой под его ногами, небеса - служить ему балдахином.