Всё закончится на берегах Эльбы - Антонина Ванина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда бои затягивались, а связисты не возвращались в штаб, Сандра хватала катушку кабеля и бежала к передовой. Командир не возражал, и, кажется, спал и видел, как её наконец-то убьют и в штабе больше не будет никакого бабья. А Сандра лишь ухмылялась про себя: «Не дождёшься». Как и Ойген, она окончательно уверовала в собственную неуязвимость.
Солдаты уже успели привыкнуть к присутствию Сандры в блиндаже, а если кто и осмеливался распускать шаловливые руки, то рисковал получить от Сандры тычок коленом или локтем в самое уязвимое место под бурный хохот однополчан.
— Не ссорься с ней, Зикс, — говорил в таких случаях Ойген, — От нашей бравой связистки зависит, сможем ли мы получить донесения от командования или нет. Особенно приказ об отступлении, Зикс. Услышать его всегда приятно. К тому же, эта молниеносная девочка может мастерски перебинтовать твою непутевую голову, если схватишь осколок или ещё что похуже.
Большинство солдат с ним соглашались и без повода старались не задевать Сандру. Во время затишья некоторые даже вступали с ней в дискуссии.
— Эти русские сражаются как черти! — восклицал один молодой солдат сквозь грохот вражеской артиллерии. — Откуда столько упрямства?
— А если бы русские пришли с оружием в Германию, как бы ты поступил? — спросила она в ответ. — Наверное, тоже бы сражался до потери сил за любимую Германию.
Он ухмыльнулся:
— Пусть только попробуют прийти.
— Это ведь мы нападаем, а они обороняются, — продолжила свою мысль Сандра. — У нас есть Германия, но вождю хочется большего. А у них только Россия. Поэтому они и будут идти в атаку, даже если вынуждены отступать.
— Ты не обижайся, Гольдхаген, но сразу видно, что только женщина может так рассуждать.
Сандра и не обижалась, не настолько же она глупа.
— А ты рассуждаешь как мужлан, или просто не знаешь слова «мотивация».
— Мотивация? — усмехнулся парень. — Она и у меня есть — браво сражаться, чтобы перевестись подальше отсюда, подальше от передовой. Надоело быть пушечным мясом.
Как только начался бой, он выскочил из окопа, чтобы двинуться в атаку. Раздался взрыв, и к ногам Сандры упала каска с куском его головы внутри.
Земля тряслась под ногами. Выжившие бежали назад и кидались в спасительный окоп. Сандра продолжала прятаться в укрытии не в силах помочь тяжело раненым, что тихо стонали в стороне. Зато они, пока никто не видел, могли помочь ей — поделиться кровью, что сочилась из ран и зря пропадала, проливаясь на землю.
А вверху раздавались звуки выстрелов и свист пуль. Голова шла кругом, кровь стучала в висках, сердце готово было разорваться. Когда всё стихло, Сандра поднялась наружу, откашливаясь от пыли и копоти.
Новобранцы, для которых этот бой стал первым, словно оглушенные ходили по полю, с ужасом бросая взоры на изуродованные тела сослуживцев. Бывалые же не обращали ни на что внимания. В их глазах не читалось ни скорби, ни страха. Просто их сердца огрубели и не чувствовали больше ничего кроме желания оказаться подальше отсюда.
Только на начало лета выдалось нежданное затишье. Почти весь переменный состав был убит в боях, а новые испытуемые ещё не поступили. Вернее они были, но из них нельзя было сформировать даже роту. Батальону пришёл приказ выдвигаться на юг.
Переход был долгим и мучительным. Леса старались обходить. Кругом была лишь степь, пустая и необъятная. Здесь пропадало чувство времени и ощущение пространства. Тело двигалось, а разум спал и видел бесконечно повторяющийся сон, где пейзаж не сменяется ни через десять минут, ни через пару часов. Огромная пустота, которая никогда не закончится, которая когда-нибудь проглотит любого.
Тучи комаров и мух назойливо жужжали над ухом. Палящий зной. Пережившие первую зиму в России искренне удивлялись, что здесь может быть так жарко. Обливаясь потом, они тащили на себе килограммы снаряжения, мучаясь от боли в ногах.
Внезапно усталость развеяли выстрелы неподалеку. Это были солдаты охранных отрядов. Они сгоняли пленных в овраг и планомерно их расстреливали. Груды тел лежали вповалку друг на друге, а пулеметная очередь всё не умолкала.
— С нами сделают то же самое, — внезапно произнёс один боец батальона, как только всё стихло. — Убивали эти, с «мертвой головой», а отомстят нам. Точно так же расстреляют, потому что нет на войне справедливости.
А Сандре в голову пришли другие мысли, вовсе не о своих сослуживцах, а о тех, что теперь лежали в овраге. Сандра была рада их смерти — просто она слишком хорошо знала, что ожидает советских солдат в плену. Пуля милосерднее заключения.
Но что такое жестокая несправедливость она поняла только после того, как в лесу партизаны напали на взвод охранных отрядов и убили двадцать солдат. В ответ на это каратели пришли в ближайшую деревню, загнали всех жителей в избы и подожгли их. Тех, кто вырывался из охваченных пламенем домов, расстреливали из пулемета.
— Они больше не люди, — холодно приговаривал командир расстрельной группы, — это дикие орды, порожденные большевизмом за последние двадцать лет. Нельзя позволять себе ни малейшего сочувствия к этому народу.
Действительно ли он так думал, или просто уговаривал себя поверить в это? Ведь чтобы спокойно убивать, нужно перестать видеть в противнике человека. Но почему мирные жители стали врагом? Каким законом военного времени это установлено?
Нежданно сторонники идеологии истребления нашлись и в батальоне. После марша мимо нескольких деревушек, один боец не выдержал и разразился возмущенной тирадой:
— Эти иудо-большевики… что они сделали с русскими?.. Их действительно нужно стереть с лица земли… всю их орду…
Так уж было заведено у солдат, что во всех своих лишениях они винили большевиков. Не поносить же вслух тех, кто действительно их отправил в Россию. Но Сандра слушала и не могла понять, что именно его так возмутило? Кто что с кем сделал? Его напугала деревенская бедность? Так ведь эти люди живут в нищете ещё со времён царей и крепостного права. И при чём тут иудо-большевики? Но ему, слушающему радиопередачи доктора Гёббельса, этого не понять.
— А я слышал, — говорил другой, — что здешних крестьян увозят работать на наши фермы. Мне мать писала, у их соседей уже есть восточные рабочие. Правда, пусть эти бедняки поработают на Германию, хоть увидят настоящую жизнь, нормальные дома. Все лучше, чем здесь.
Крестьян уводят с родных земель? Что может быть ужасней? Сандра вспоминала рассказы тёти Агапеи, как их семья после отмены крепостного права осталась без земли, и им пришлось покинуть родную Калужскую губернию и податься в далекую и чужую Курляндию, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Говорила она об этом с тоской, и всегда пускала слезинку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});