История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике - Джордж Фрэнсис Доу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В переоборудованной каюте для младших офицеров имелась крупная дородная женщина, которую матросы называли «мисс Морская Свинья». Судя по улыбке, которая постоянно играла на ее лице, она, видимо, была довольна таким обращением и жилым помещением. Однажды она проявила желание поглядеть на море за перилами, и кто-то позволил это сделать. Я вздрогнул от неожиданного пронзительного крика женщины и, взглянув на корму, увидел, как испанец ругает мисс Морскую Свинью. Левой рукой он держал ее за волосы, в то время как она громко ревела. После того как он дал ей сильный шлепок, в одну из балок каюты вбили гвоздь и привязали к нему бечевку, державшую руку мисс Морской Свиньи. Испанец подозвал переводчика и сказал ему какие-то слова, которые после перевода успокоили мисс Морскую Свинью, поскольку ее рев сразу прекратился, но она старалась избегать взгляда испанца.
Позднее выяснилось, что эту ситуацию вызвала попытка мисс Морской Свиньи перепрыгнуть через борт. Ей почти удалось это. Она уже перелезала через перила, когда ее заметил испанец и подоспел как раз вовремя, чтобы схватить ее за ноги и втащить обратно. После этого мы наблюдали за ней, но она никогда не разрывала бечевку, которая держала ее руку. Заковать ее в железо было не очень подходящим способом, но это тем не менее отвечало нашей цели.
В течение нескольких недель после отбытия с африканского побережья, вследствие слабых ветров и штилей, скорость судна оставалась весьма незначительной, так что нас ожидала перспектива долгого перехода. К этому времени была уменьшена норма выдачи воды. Норма питания не изменилась, поскольку на борту имелись обильные запасы еды. Напротив, негров кормили еще лучше, дважды в неделю им выдавали определенное количество свинины и говядины. Хороший уход и обильное питание значительно улучшили их внешний вид, что, естественно, радовало испанского капитана. Красивый, здоровый негр стоит гораздо дороже, чем тщедушный, болезненный тип. Следовательно, кормить негров хорошо и заботиться о них надлежащим образом означает увеличение количества дублонов для собственников. Вплоть до этого времени мы потеряли около двадцати негров, и смертность вызвала главным образом дизентерия. Когда в течение дня дул слабый ветер, над главной палубой ставили навес, под который негры из трюма могли прийти и вытянуться в полный рост. Это давало большое облегчение страдавшим в трюме от сильной жары и спертого воздуха и, несомненно, было причиной спасения нескольких жизней.
Однажды после полудня стало пасмурно, и к шести часам вечера пошел сильный дождь. Мы приняли меры для сбора пресной воды, развернув тент и ослабив его фалы таким образом, чтобы просел центр. Дождь продолжался до тех пор, пока в полночь свежей водой не заполнились восемь или девять больших бочек. Это был знак очень большой удачи.
Среди корабельных запасов, хранившихся в лазарете на корме, находились пять или шесть бочек рома из Новой Англии. Все матросы хорошо знали об этом, поскольку когда мы вскрыли запасы, то две или три бочки оказались открытыми. За спинами офицеров матросы пробовали их содержимое при помощи соломинок. После того как на борт взяли негров, команда полагала, что выдача грога послужит наверняка компенсацией за рейс. В этом они ошибались, поскольку им не досталось ничего, помимо того что удалось похитить тайком. Старик капитан присвоил все себе и каждый день умудрялся напиваться к четырем часам вечера мертвецки пьяным. После этого он удалялся к одной из порожних лодок на палубе полуюта, чтобы проспаться. Капитан поступал так постоянно, оставляя корабль на ответственность офицеров. Испанец попрекал его, доказывая, что тот показывает дурной пример команде. Однако его доводы не возымели действия, и капитан продолжил пить, пока не освободился от груза.
Однажды после полудня произошел случай, который имел серьезные последствия. Перед появлением в пьяном виде капитан всегда демонстрировал свой безобразный характер, нещадно обругивая матросов. И вот как-то после полудня стих ветер, и корабль попал в штиль. Реи поставили прямо и натянули нижние прямые паруса, чтобы предотвратить перетирание. Капитан вышел на палубу и приказал поставить лиселя. Это не имело смысла, поскольку было безветренно, и офицеры напомнили ему об этом. Тогда он стал ругать палубного офицера и приказал ему спуститься вниз, после чего рявкнул матросам, чтобы те уменьшили площадь парусов. Основательно поработав до полудня и недостаточно отдохнув предыдущую ночь, они не были расположены выполнять столь бесполезную работу. Когда же они взяли снасти в руки, послышались звуки, намекавшие на то, что капитан принял достаточное количество рома. Забыв, какой рейс совершает корабль, он ругался и угрожал взять на гитовы первого недовольного матроса.
Это было уже слишком. Матросы бросили снасти и угрожающе надвинулись на него. К счастью для старика, на палубу вышел испанец и с первого взгляда оценил ситуацию. Встав посреди трапа, ведшего на корму, он стал энергично жестикулировать и повторять: «Нет, нельзя! Плохо, очень плохо!» Испанец вызвал офицеров и попросил их убедить матросов не совершать нападения, потому что капитан был просто пьян и не соображал, что делал. Потребовалось некоторое время, чтобы матросы успокоились и вняли просьбе отойти. Думаю, капитан сознавал угрожавшую ему опасность, поскольку и в пьяном состоянии благоразумно спустился вниз, вместо того чтобы укладываться в лодку, как делал прежде. Это послужило ему хорошим уроком. Больше он не угрожал подвешивать матросов, а его приказы не сопровождались отвратительной руганью, как прежде.
Примерно в это время неграм впервые предоставили возможность выкупаться. Они суетливо выбрались на палубу и выстроились рядами. К носовому насосу присоединили шланг и направили на них живительную струю воды, под которой они смеялись и добродушно переговаривались – заключенным на всю ночь в трюме, прохладная морская вода оказалась им весьма кстати.
В течение этого отрезка рейса больше ничего интересного не происходило, пока не появился парус, замеченный после полудня сверху, примерно в пять часов вечера. Как только можно было различить чужака с палубы, капитан озаботился определением его курса. При сближении стало очевидно, что незнакомый корабль двигался в нашем направлении. Мы, однако, не меняли курса, пока не выяснится окончательно, что чужак идет на сближение с нами. Но нам все-таки пришлось изменить курс, ибо до чужака вскоре стало рукой подать.
Примерно на седьмую неделю рейса задул благоприятный бриз, и корабль пошел полным ходом. Внутри меня звучал монолог такого содержания: если славный ветер продлится десять или двенадцать дней, мы где-нибудь пристанем к берегу. Приближается также время, когда от негров надо будет избавляться, поскольку они уже не настолько боятся белых людей, как тогда, когда их взяли на борт. Под конец стало трудно поддерживать среди них спокойствие по ночам, приходилось много стучать по крышке люка, прежде чем черные обращали на стук внимание и прекращали шум. Осмелели также туземцы-крумен, и иногда отданный им приказ приходилось сопровождать ударом хлыста, настолько мало они проявляли желания слушаться.
В понедельник после полудня негров отправили на палубу, поскольку было приказано обкурить трюм. Мы взяли небольшие алюминиевые банки с дегтем, свайки, разогретые почти докрасна, и, рассредоточившись по трюму, стали тыкать раскаленным железом в деготь, в результате чего повалил густой дым. Продолжали это делать до тех пор, пока не начали задыхаться от дыма и вернулись на палубу подышать свежим воздухом. Крышки люков закрыли и не открывали в течение двух часов. Дым наполнил благовонием и очистил атмосферу внизу полностью. После того как трюм проветрили от дыма, мы обнаружили, что нездоровый запах, который прежде ощущался очень сильно, полностью уничтожен.
Я подумал, что окуривание было опасным занятием. Ведь если бы деготь загорелся, когда его подогревали в оловянных мисках, и пролился среди бочек и крепежных приспособлений, то корабль было бы трудно спасти от уничтожения пожаром. В этом случае человеческих жертв оказалось бы много – либо от огня, либо от воды погибли бы все негры. Однако ничего трагичного не случилось, и, думаю, все облегченно вздохнули, когда необходимую, но опасную работу закончили.
В среду утром той же недели один из матросов, стоявший на вахте, обнаружил, что часть пола позади носового люка была разобрана. Полагая, что негры что-то замыслили, матрос укрылся у люка и, подняв голову достаточно, чтобы наблюдать, ждал развития событий. Вскоре он увидел, как к бочке с водой ползет крупный негр и пытается снять затычку. Он сбивал ее своим кулаком так же, как мы обычно это делали при помощи деревянной колотушки или свайкой, чтобы расшатать затычку. Он схватил ее, вытаскивая пальцами. Затем, просунув в бочку палочку длиной три фута, быстро вытащил затычку и стал подбирать ладонью текущую воду. Он продолжал это делать, пока не напился. Затем палочка была передана другому негру для утоления жажды тем же способом. Наконец наблюдавший это матрос пришел к выводу, что водопой продолжается слишком долго. Он запомнил сбившего затычку парня так, чтобы определить его, когда утром снимут решетку, ударил крышку люка мечом, отпугнув черных. Перед выпуском их на палубу он спустился вниз найти виновника и палку. Негра легко обнаружили, но палки не было. Несомненно, ее спрятали в полу, и понадобилось много времени, чтобы ее найти. Доску на бочке с водой восстановили на прежнем месте. Но если бы негров не застали на месте преступления, то об этом бы никто никогда не узнал.