Ричард Длинные Руки — ландлорд - Гай Орловский

Наконец я догадался поднять голову. В двух шагах зияет отверстие люка. Когда я подошел и посмотрел наверх, то труба показалась бесконечной, однако в стенку вбиты через равные промежутки простые железные скобы.

Я подпрыгнул, ухватился и, кое-как встащив себя повыше, остановился, осматриваясь. Комната, куда я вышел из башни, остается внизу, скобы ведут в бесконечность, а сами они не просто вбиты, а умело вплавлены в гранит. В то же время остается ощущение, что, несмотря на такую виртуозность, все делалось в отчаянной спешке, труба выглядит просто прожженной в скальном грунте вертикальной дырой, а скобы втыкали в гранит, как в мягкую глину, иначе бы выбрали решение попроще...

В голове хаос, но руки и ноги работают, я поднимался выше и выше, отдыхал, снова поднимался. Вниз старался не смотреть, опытные люди говорят, что вниз смотреть нельзя, голова закружится от ужаса и свалишься, потому смотрел перед собой, иногда — вверх и полз, полз, полз...

Я потерял счет времени, руки и ноги налились чугунной тяжестью, как вдруг макушка уперлась в твердое. Огромный камень, шероховатый, изъеденный язвами, песчаник или что-то родственное, мне такой не сдвинуть, закупорил трубу...

Руки и ноги стали настолько тяжелыми, что пальцы едва не разжались, как вдруг увидел справа под камнем край трубы, по которой поднимаюсь, а это значит, что камень не закупорил, а просто лежит сверху! Там уже поверхность, я чувствую сухость воздуха, его тепло, даже скобы, за которые держусь, уже не холодные, как жабы, а теплые...

— Последний шаг, — прошептал я себе, — он трудный самый...

Приподнявшись еще на ступеньку, я подставил плечи, хребет трещал, но камень в конце концов только шелохнулся. Ободренный, где и силы взялись, я влез еще на ступеньку и, скрючившись, подставил уже спину. Не страшась, что скоба вывернется под нашей общей тяжестью, я толкал и поднимал до тех пор, пока камень не сдвинулся.

В лицо ударил ослепительный свет, я заморгал и зажмурился. Под опущенными веками поплыли красные пятна на розовом фоне. Похоже, здесь яркий солнечный день... и очень жаркий.

Отдышавшись, я сумел сдвинуть камень еще чуть, так что выполз, обдирая об него одежду, извиваясь, как ящерица, отполз на пару шагов, долго лежал, отдуваясь и приходя в себя.

Во все стороны простирается земля, залитая ярким солнцем. И вся она изъедена ржавчиной. Таких камней, что закрывал вход, здесь сотни тысяч, все желтые, накаленные. Земля блестит, но это блеск упадка и запустения: в полумиле руины небольшого города, как если бы я очутился в Месопотамии или Древней Персии. Желтые камни поднимаются едва ли на высоту моего роста, а кое-где и вовсе до колена. Сохранился четкий рисунок фундаментов домов, комнат и помещений побольше, как если бы неведомая длань смахнула все выше цокольного этажа и унесла вдаль.

Камни едва не рассыпаются под своим весом, ветер и дожди разрушают их, а любителей старины либо не интересуют, либо таковых здесь нет. Под ногами пробежала невероятно быстрая ящерица, я засмотрелся на нее и едва успел уследить взглядом, как из пасти выметнулся длинный гибкий язык, захватил что-то светло-оранжевое и отправил в пасть.

По развалинам носятся еще и муравьи, я присмотрелся к их высоко поднятым над поверхностью лапам. Бегунки, пустынные бегунки, что приспособились жить без грунтовых вод, добывая ее прямо из растений, а питаются почти исключительно семенами.

Солнце напекает голову и плечи, я перевел дыхание, но сердце стучит и стучит со страхом и радостью: похоже, я на Юге! Только там такая жара, только там ящерицы бегают так быстро, как и муравьи: у них все от температуры воздуха, на холоде едва ползают.

К тому же я вошел в комнату сразу после полуночи, ну еще часа два разбирался с туннелем и шахтой, словом, сейчас наступает рассвет. .Но какой рассвет?!! Солнце в зените! Значит, я чуть ли не на другой стороне планеты.

Я поднялся, с опаской заглянул в дыру. Туннель отвесно уходит в темноту, откуда я вылез, вообще-то я отважный тип, хотя раньше о себе так никогда не думал. Но когда живешь в таком мире, где каждому вроде бы жизнь недорога, то и сам начинаешь... гм, да. Разобщечеловечиваюсь, что ли, и снова становлюсь человеком?

Камень качнулся под моим натиском, но я уперся в соседний валун, это целый каменный холм, нажал, и камень нехотя перекатился на прежнее место, наглухо закрыв собой туннель.

Я отошел на три шага, тщательно запомнил место, сделал круг, чтобы найти с любой стороны, вернулся и нацарапал обломком острого камня заметный издали крест. Не на том камне, конечно, я не такой наивный, а на соседнем. На той глыбе, в которую упирался. Ее пусть и пробуют сдвинуть, если что...

Крупный паук размером с толстую мышь затаился за камнем, я видел, как он приготовил липкое лассо, невольно остановился, заинтересовавшись началом охоты. На тропку внизу выбежал поджарый муравей, однако брюхо раздуто, просвечивает сладкий мед, паук собрался, медленно сдвинулся, нацеливаясь...

Я не успел увидеть, с такой скоростью он метнул липкую нить, но муравей задергался, забился, пытаясь освободиться. Паук длинным прыжком по высокой дуге преодолел большое расстояние, обрушившись на муравья, и начал торопливо запеленывать в кокон. Муравей, изловчившись, ухватил врага за лапу, но паук даже не обратил внимания, все равно муравей через несколько минут будет мертв...

И тут, я не поверил глазам, из-за камня на той стороне стремительно выметнулись пятеро муравьев, поджарых и хищных, бросились к пауку. Тот увидел их и сделал попытку совершить свой знаменитый прыжок, после которого его бы никогда не нашли, однако пойманный муравей так же цепко держал его за лапу.

Муравьи набежали резво и целеустремленно, как волки на огромного лося. Я видел, как смыкаются челюсти, нанося крохотные ранки, и тут же муравей подгибает брюшко и впрыскивает в рану свою знаменитую муравьиную кислоту.

Паук дергался все слабее, наконец оцепенел, муравьи принялись отрывать лапы. Не перепиливать, как обычно делают, а отрывать, упираясь всеми шестью в гору сочного лакомого мяса. Плененный собрат кое-как выпутался сам и тоже набросился на охотника, который стал добычей.

— Круто, — пробормотал я пораженно, — это что-то...

Я услышал голоса, руки мои беспорядочно заметались, отыскивая оружие... которого нет, дурак. В мою сторону идут двое мужчин: оборванные, лохматые, странно безволосые, ниже и мельче меня, за поясами целый набор длинных ножей. Передний уже положил ладонь на рукоять, взгляд его странных глаз без намека на зрачки испытующе пробежал по мне и моей одежде.

Несмотря на жаркие лучи, я ощутил холод в желудке, С обоими что-то не так. У первого голый, как колено, череп не отсвечивает, пуская зайчики, там поверхность глиняного кувшина, разбитого вдрызг, а потом склеенного из кусочков. Но если у нас сверху прикрыто кожей, а потом еще и волосами, то здесь все наоборот: кости черепа поверх кожи, а то мозг уже начал бы выдавливаться в щели или испаряться под таким жгучим солнцем.