Деникин. Единая и неделимая - Кисин Сергей Валерьевич

Красные в конце июля были отброшены на юг ценой огромный усилий и ударов с востока соединенными силами конницы Покровского и совершивших набег на Ставрополь партизан еще одного известного деятеля Белого движения полковника Андрея Шкуро, где он соединился с Кубанской конной бригадой полковника Глазенапа.

О нем стоит сказать особо. Кубанский казак станицы Пашковской отличился еще в мировую войну, когда по всему фронту пошла мода создавать партизанские отряды для диверсий в германском тылу. Польза от них из-за плохой дисциплины и отсутствия координации была минимальная, но рекламная шумиха прокатилась в прессе, создав им ореол лихих кавалеристов. Одним из партизан был и есаул, носивший тогда еще не очень благозвучную фамилию «Шкура» и создавший «Кубанский отряд особого назначения», так называемую «волчью сотню». Это было некое подобие подразделения с «опричной» атрибутикой: черное знамя конного отряда с изображением волчьей головы, шапки из волчьего меха, боевой клич, подражающий волчьему вою, и пр. Газеты подобные вещи тогда обожали. Правда, особой эффективности боевых действий за отрядом не наблюдалось. Как писал Врангель: «Полковника Шкуро я знал по работе его в Лесистых Карпатах во главе «партизанского отряда». Это был период увлечения ставки партизанщиной. Партизанские отряды, формируемые за счет кавалерийских и казачьих полков, действовали на фронте как-то автономно, подчиняясь непосредственно штабу походного атамана. За немногими исключениями туда шли главным образом худшие элементы офицерства, тяготившиеся почему-то службой в родных частях. Отряд полковника Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе XVIII корпуса, в состав которого входила и моя Уссурийская дивизия, большей частью болтался в тылу, пьянствовал и грабил, пока, наконец, по настоянию командира корпуса Крымова, не был отозван с участка корпуса».

Его пытались использовать на Юго-Западном, Румынском, Кавказском фронтах, пока, наконец, уже после октябрьского переворота не отправили в тыл. Как раз тогда полковника начали тяготить ассоциации со своей фамилией, и он подал в кубанское правительство прошение о смене фамилии на «Шкуранский», которое было удовлетворено, но из-за бюрократической волокиты не доведено до конца. Вероятно, поэтому полковник уже по собственной инициативе сменил последнюю букву фамилии и стал называться «Шкуро». Собрал сотню лично ему преданных людей и стал совершать набеги на терские станицы, станции и городки в районе Кавминвод, вырезая советы и вешая наиболее активных местных большевиков.

Когда успешно действующий отряд разросся до нескольких тысяч, Шкуро предпринял масштабную операцию по захвату большого города Ставрополя, где соединился с подразделениями Покровского.

В знаменитом советском фильме «Бег» есть эпизод, когда генерал Хлудов в Стамбуле в цирке встречает своего есаула-денщика, который демонстрирует ловкую вольтижировку. Именно ставший генералом Шкуро в 20-х годах работал в парижском цирке наездником…

Сорокин был разгромлен и понес громадные потери. В первую очередь пленными, что стало решающим эпизодом на том этапе Гражданской войны. Деникин писал жене: «Хотел быть жестоким и не выполнил обещания. Объявил прощение всем глупым вооруженным людям, дерущимся против меня. Стекаются сотнями и сдают оружие. Среди грозной обстановки, жестокой и беспощадной борьбы не черствеет почему-то сердце».

Веление «сердца» командующего Добрармией было как нельзя кстати, ибо пленные русские солдаты теперь уже желали служить русским генералам. С комиссарами у них не получилось, генералы же были привычные, свои. К тому же не собиравшиеся поголовно расстреливать и вешать.

Таким образом, проявив неожиданный гуманизм, Деникин одним махом не только получил огромное количество боеприпасов, 50 орудий, 6 автомобилей, 4 бронепоезда (сработала «железнодорожная» тактика генерала) и даже один самолет, но и более чем удвоил собственные силы. Теперь вместе с бывшими пленными в Добрармии числилось до 20 тысяч штыков и сабель.

Заметим, что Деникин не прогадал. Пленные, та же «серая скотинка» времен Первой мировой, сами выдали своих комиссаров и активистов, взамен получили в свой состав унтер-офицеров и офицеров Добрармии. С одной стороны, снижалось напряжение слишком большой «плотности» комсостава армии, где полковники и генералы шли рядовыми, с другой пленные были в курсе, что находятся под особым наблюдением и в случае военных нбудач будут обвинены в измене. Поэтому и сражались на совесть.

Интересно описывал генерал Врангель стиль своей «работы» с пленными: «…я решил сделать опыт укомплектования пластунов захваченными нами пленными. Выделив из их среды весь начальствующий элемент, вплоть до отделенных командиров, в числе 370 человек, я приказал их тут же расстрелять. Затем объявил остальным, что и они достойны были бы этой участи, но что ответственность я возлагаю на тех, кто вел их против своей Родины, что я хочу дать им возможность загладить свой грех и доказать, что они верные сыны Отечества. Тут же раздав им оружие, я поставил их в ряды пластунского батальона, переименовав последний в 1-й стрелковый полк, командиром которого назначил полковника Чичинадзе, а помощником его — полковника князя Черкесова. Одновременно я послал телеграмму Главнокомандующему, донеся о сформировании полка и ходатайствуя о введении его, согласно данному мне обещанию, в штат. Уже через две недели стрелковый полк участвовал с дивизией в боях. Впоследствии он прошел с дивизией весь Кавказ, участвовал в царицынской операции и оставался в рядах Кавказской армии все время ее существования. За это время полк беспрерывно участвовал в боях, несколько раз переменил своей состав и приобрел себе в рядах армии громкую славу».

Теперь уже северные станицы были освобождены, Ставрополь взят, добровольцы правым плечом «коснулись моря», в армии появились собственные бронепоезда — оставался Екатеринодар. После занятия Тихорецкой из трофейных бронеплатформ добровольцы сотворили сразу несколько «легких» и «тяжелых» бронепоездов — с орудиями системы Гочкис и Кане, которые активно участвовали в боях на Северном Кавказе. Кубанский поход вступал в решающую фазу.

Деникин бросил конницу Покровского на Тимашевск, куда отходили отряды Сорокина, Дроздовского и Боровского — на Усть-Лабу, отсекать пути отхода на восток, Эрдели и Казановича — на Екатеринодар с севера и северо-востока. Капитан Морозов из Корниловского полка неожиданной атакой в станице Ладожской захватил исправный бронепоезд с шестью орудиями и восемью пулеметами, тут же погнав его на бывших хозяев.

Ровно через четыре месяца после первого штурма добровольцы вышли к кубанской столице. На этот раз к Екатеринодару подходила не худая оборванная рать фанатиков с минимальным количеством боеприпасов и совершенно без резервов, а организованная закаленная армия с артиллерией, авиацией, кавалерией.

Все мистически повторялось, как в начале апреля — опять Эрдели взял Сады и вышел на окраину Екатеринодара, опять Казанович протиснулся в ночной город. Опять большевики вели отчаянный заградительный артогонь, выдавили Дроздовского из станицы Пашковская. Сам Деникин был в полосе наступления 1-й дивизии Казановича. В критический момент боя командующий фактически взял на себя его руководство — приказал командиру 1-го Кубанского стрелкового полка подполковнику Ростиславу Туненбергу ударить в тыл опрокинувшим Дроздовского красным, послал во фланг им два эскадрона 1-го конного полка полковника Константина Корсуна, распорядился развернуть артиллерию для продольного огня красных цепей. Не обратил внимание, что, собственно, находится на переднем крае, где не место первому лицу армии.

Думал ли он о том, что насмешница Клио может полностью повторить схему первого штурма кубанской столицы? Опасался ли за свою жизнь?

А ведь надо было бы. Тем более, что на днях он получил письмо от супруги, в котором та сообщала, что 45-летний генерал наконец-таки скоро станет отцом.

Однако в апреле Деникин был всего лишь третьим лицом в белогвардейской иерархии. Одним из талантливейших, но многочисленных генералов и лидеров Белого движения. Сегодня же он — Первый. Бояться и мистифицироваться себе он не может позволить.