В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима - Залман Градовский

Исчерпывающим выражением уверенности в том, что немцы позаботятся, чтобы ни один еврей не вышел из концлагеря живым, а оставшиеся в живых поляки не расскажут правду о погибших, является следующий пассаж из Залмана Левенталя: «История Аушвица-Биркенау как рабочего лагеря в целом и как лагеря уничтожения миллионов людей в особенности будет, полагаю, представлена миру недостаточно хорошо. Часть сообщений поступит от гражданских лиц. Между прочим, я думаю, что мир и сегодня уже кое-что об этом знает. А остальное расскажут, вероятно, те поляки, что по воле случая останутся в живых, или же представители лагерной элиты, которые занимают лучшие места и самые ответственные должности, или же, в концов концов, и те, чья ответственность не была столь большой…»[363].

Давая евреям обещания, которые они и не собирались выполнять, поляки добивались и поначалу добились только одного — максимальной отсрочки восстания.

Тем не менее однажды оба центра сумели договориться, при этом поляки потребовали большие деньги за помощь восстанию[364].

Согласовали и общий срок выступления — одна из пятниц в середине июня 1944 года: скорее всего, 16 июня. Судя по всему, переговорщиками — через курьеров — были Циранкевич и Бургер с польской стороны, и капо Яков Каминский — с еврейской[365]. Однако, перенеся этот срок в последнюю минуту и в одностороннем порядке, польская сторона не только сбила боевой настрой еврейской стороны, но и во многом деконспирировала ее, что не могло не иметь последствий и, возможно, стоило жизни руководителю еврейского штаба — капо Каминскому. В начале августа его застрелил лично Моль.

После этого фиаско евреи, по выражению Левенталя, «сжали зубы, но промолчали». А после сентябрьской селекции в «зондеркоммандо»[366] они окончательно разочаровались в перспективах сотрудничества с поляками, отчего и решились на мятеж-соло[367].

Уже после разгрома восстания — и в самом конце своей рукописи (и своей жизни) — Левенталь обвинил поляков в сознательной недобросовестности и коварстве, решительно отказав им в праве на уважение и доверие: «У них было только одно желание — обделать свои собственные, личные дела за счет наших усилий и ценою наших жизней. <…> [Поляки] использовали нас по-всякому, мы же передавали им все, что они только ни просили — золото, деньги, деликатесы — ценою в миллионы, И самое главное: мы поставляли им документы и материалы обо всем, что здесь происходило… Все, вплоть до самых мелочей, передали мы им о том, что здесь творилось и чем когда-нибудь заинтересуется весь мир. Конечно, всем будет любопытно и захочется узнать, что же тут у нас творилось, но без нас никто не узнает, что именно происходило и когда. <…> Мы делали все, что только могли, ничего не прося взамен, но оказалось, что поляки, с которыми мы стояли в связи, нас попросту обдурили. И все, что они у нас забрали, они использовали для своих целей. И даже материалы, которые мы им пересылали, они приписывали себе. Наши имена они совершенно замолчали, как если бы мы тут совершенно ни при чем… <…> Во всем они нас обманули и бросили на произвол судьбы. <…> Но все равно мы будем делать свое дело и постараемся все это сохранить для мира. Мы будем все просто закапывать в землю. И если кто-то захочет это найти, он обязательно найдет <…> во дворе нашего крематория[368], но не в сторону дороги с противоположной стороны, [а]с другой стороны, там вы многое найдете, потому что таким образом мы должны предъявить миру накануне надвигающихся событий и всё это с помощью системы летописца, как это положено, описать все так, как это развивалось. Отныне мы всё будем прятать в земле…»[369].

Увы, слова Левенталя оказались во многом справедливыми и пророческими: «Евреев из «зондеркоммандо», — писал Збигнев Соболевский, — в Польше при коммунистах всегда выставляли предателями, коллаборантами, но в моих глазах это были герои, ибо, имея пусть и небольшие шансы на выживание, они вчистую пожертвовали ими и разрушили крематорий единственно ради того, чтобы сократить смертоносный потенциал Аушвица»[370].

2. Подготовка восстания: планы, сроки и руководители

Когда Залман Градовский в «В сердцевине ада» писал, что все члены «зондеркоммандо» составляли как бы одну большую семью, он все-таки выдавал желаемое за действительное. На самом деле лишь часть из них кипела жаждой мести и восстания, другие, которых было не меньше, цеплялись за любой дополнительный час своей жизни, а третьи, составлявшие большинство, были «совершенно апатичны. Им было все равно, они были не люди, а роботы»[371]. Были и другие оси, испытывавшие социум «зондеркоммандо» на прочность, например, и в аду сохранившийся антагонизм между евреями-ашкеназами и евреями-сефардами[372]. Он, несомненно, достигал своего апогея во время селекции: сефарды были бесспорно первыми кандидатами в списки, составлять которые входило в обязанность капо-ашкеназов. Не были дружелюбными и отношения поляков с русскими[373]. Просто чудо, что среди всей этой неоднородной еврейской массы — по крайней мере, накануне и во время восстания — предателей, в сущности, не оказалось![374]

Но так, без предателей, обходилось не всегда: как правило, они находились. Мы очень мало знаем о той «зондеркоммандо», на замену которой и отбирали Градовского со товарищи. Она была ликвидирована 3 декабря 1942 года, и одним из поводов к ликвидации послужили ее намерения, а возможно и действия по подготовке к восстанию[375]. Членов той «зондеркоммандо» предали и убили, а содержание их плана так и осталось неизвестным.

Залман Левенталь в своих записках и Ф. Мюллер в своих воспоминаниях описали первоначальный план восстания, которое, согласно X. Тауберу и Ф. Мюллеру, намечалось на одну из пятниц в середине июня 1944 года[376]. Важно подчеркнуть, что этот разработанный Каминским план относится ко времени и ситуации, когда вся «зондеркоммандо» проживала вместе — в отдельном 13-м бараке, посреди мужского лагеря (расщепление команды и ее изолированное от Биркенау расселение по крематориям воспоследовало в конце июня[377]).

План же был примерно такой: в четыре часа дня, еще до вечернего аппеля, 140 членов «зондеркоммандо» на крематориях IV и V захватывают и ликвидируют[378] «своих» эсэсовцев (7 человек) и перерезают телефонные линии. То, же самое — и на крематориях II и III, где было даже 180 «зондеркоммандо» (против 10 эсэсовцев). Когда придет смена для СС, то захватывают и их, причем завладевают и их оружием, и их формой. В руки восставших тогда попало бы и автоматическое оружие. Важная роль отводилась лагерным зонам «Сауна» и «Канада», располагавшимся между двумя крематорными комплексами: они должны были соединить два очага восстания в один.