Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

Бдительность номерного и исполнительность полиции спутали изощренные планы высоких чинов из карательных ведомств. Ко­нечно, это был очевидный прокол, и, сообщая в этот же день о слу­чившемся коллегам из Московского охранного отделения и Воло­годского ГЖУ, начальник петербургской охранки не стал вдавать­ся в детали. Он лишь сухо информировал: «Джугашвили проживает нелегально. Сегодня арестован. № 883».

Хотя при аресте у него обнаружили чужой паспорт, но более ничего существенного власти не могли предъявить в обвинение бывшему ссыльному, и у него не могло быть оснований для волне­ния. Действительно, кроме обрывочной информации тульских и вологодских сексотов, предположений и догадок, охранка вновь не располагала реальными уликами в отношении важного револю­ционера. Поэтому в Петербургском охранном отделении не спе­шили с его допросом

К следователю его вызвали лишь 13-го числа. В этот же день бы­ла заполнена регистрационная карта и сделаны фотографии аре­стованного. Это была обычная следственная рутина, и на запрос ви­це-директора Департамента полиции Виссарионова, от 17 сентяб­ря, о деле Джугашвили, — последовал стандартный ответ. Проведение переписки «на предмет исследования степени его по­литической благонадежности» передается начальнику Петербург­ского ГЖУ. Охранке нечем было блеснуть в глазах всесильного по­лицейского начальника.

Возбужденная 7 октября в столичном жандармском управле­нии «переписка» была поручена полковнику Александру Соболеву. Не располагая уликами и вещественными доказательствами, пол­ковник начал следствие с проверки основных фактов биографии подследственного. 10-го числа он сделал запрос в Департамент по­лиции, но справка была подготовлена только через десять дней.

Чтобы ухватить хоть какую-то нить, в ГЖУ пытались перевести записки на грузинском и немецком языках в записной книжке и «сложенной пополам четвертушке» бумаги, изъятых у арестован­ного при обыске. Но на просьбу о помощи в переводе из Департа­мента полиции поступил отказ. Там не хотели заниматься безна­дежным делом; ничего не принес следствию и последовавший 12 ноября новый допрос Джугашвили.

Через три дня после допроса, даже не получив достаточных све­дений о прошлом обвиняемого, А.Ф. Соболев прекратил перепис­ку. Казалось бы, ее результаты, не давшие следствию реальных улик, должны были закончиться для подследственного благоприят­но. Но на деле все обернулось иначе.

Не терзаясь сомнениями и не испытывая нужды в обосновании своего решения, полковник предложил выслать Джугашвили «в пределы Восточной Сибири под гласный надзор полиции сроком на пять лет». В тот же день, 17 ноября, начальник Петербургского ГЖУ генерал-майор Митрофан Клыков, согласившись с предлагае­мой мерой, подписал это постановление, отправив материалы пе­реписки градоначальнику.

Итак, человека, лишь три неполных месяца, 88 дней, назад ос­вобожденного из-под гласного надзора полиции, снова предлага­лось отправить в ссылку.

За что? Какими свидетельствами ею неблагонадежности распо­лагало следствие, кроме отчетов филеров о его «романтических» прогулках с барышней по Вологде? Какие правонарушения могло поставить в вину Джугашвили столичное жандармское управле­ние, чтобы предлагать ему максимальный срок наказания?

Отбыв сольвычегодскую ссылку, формально Иосиф Джугашви­ли мог проживать везде, кроме Кавказского края, что было ему «воспрещено» постановлением генерала от инфантерии Шатило­ва И если посмотреть даже не глазами так называемых правоза­щитников, а с элементарной юридической точки зрения, то как ба­кинский начальник охранного отделения Мартынов, так и петер­бургский глава жандармского ведомства, требовавшие для него высшей меры ссылки, проявляли кровожадность.

Даже если карательные органы имели косвенную информацию в отношении повышения партийного статуса Иосифа Джугашви­ли, доказательств, что он приступил к исполнению партийных обя­занностей, в руках охранных органов не было. С точки зрения зако­на — он еще не совершил «противоправных» действий.

И все-таки жандармы знали что делали... Основная идея репрес­сивного сценария ясна. При отсутствии уличающих фактов и при­знаний подследственного охранные службы полагались на служеб­ную логику. Неукротимый Коба опасен для существовавшего ре­жима — и его революционной деятельности следовало вос­препятствовать. И существовавший порядок позволял это сделать «заочно», без права обвиняемого на защиту.

8 октября Петербургское ГЖУ информировало Департамент полиции о завершении переписки, а 5 декабря министр внутрен­них дел А. Макаров утвердил решение особого совещания МВД. Правда, в Министерстве внутренних дел учли шаткость обвинений, выдвинутых против Джугашвили, и не пошли на крайность. Тем не менее решение гласило: «Подчинить Джугашвили гласному надзо­ру полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и сто­личных губерний, на три года, считая с 5 декабря 1911 г.».

Для Иосифа это означало крушение надежд на возвращение к легальному образу жизни. Конечно, он уже устал от такого положе­ния, но с этого момента вплоть до Октябрьской революции власти не оставили ему иной возможности, кроме выбора — либо гнить в ссылке, либо жить на нелегальных условиях. Местом ссылки он из­брал Вологду.

Но, получив проходное свидетельство «на свободный проезд из г. С.-Петербурга в гор. Вологду», он не стал спешить на царские хле­ба. Выпущенный из петербургской тюрьмы, он задержался в горо­де, укрывшись на Петербургской стороне, на квартире Цымлаковых. Здесь, в стоявшем во дворе деревянном домике с застекленной мансардой, «в полухолодной комнате» его отыскали Сурен Спандарян и Вера Швейцер.

Он не спешил с возвращением в ссылку не из желания пожить в столице. И не испытывал растерянности. Хорошо понимая, что от предстоявшей конференции в Праге многое зависит в дальнейшей судьбе партии, Джугашвили воспользовался возможностью повли­ять на будущие решения. И вскоре на квартире Швейцер прошло узкое совещание отъезжавших на конференцию делегатов. Необ­ходимо было определить общую позицию, отражавшую не абст­рактные взгляды оторванных от действительности эмигрантов, а произвести крутую ломку тактики партии,

Тон совещанию задали присутствовавшие на нем «бакинцы»: Джугашвили, Спандарян, Орджоникидзе. Между ними не было разногласий, они давно определили общую линию. И, забегая впе­ред, подчеркнем, что Серго Орджоникидзе выступил в Праге с пер­вым докладом, а итогом конференции стали решения, в основу ко­торых практически легли предложения, высказанные в статье Иосифа Джугашвили «Партийный кризис и наши задачи».

В Вологду Иосиф Джугашвили прибыл 24 декабря. Снова бес­правное положение ссыльного. Но он не намерен облегчать работу полицейским шпикам, и за короткий срок меняет три места жи­тельства. Сначала он остановился в доме 27 на Золотушной набе­режной, где проживал по 7 февраля 1912 года, затем по 15 февраля жил в доме Константиновой — угол Пятницкой и Обуховской улиц, откуда 16 февраля перебрался в дом Горелова по Леонтьевскому ручью, д. № 7.

Сразу после прибытия он навестил Петра Чижикова. В отправ­ленной в этот же день невесте Петра в Тотьму открытое с изобра­жением родившейся из морской пены греческой богини любви и красоты Афродиты, он шутливо написал: «Ну-с, «скверная» Поля, я в Вологде и целуюсь с «дорогим» «Петенькой». Сидим за столом и пьем за здоровье «умной» Поли. Выпейте же и вы за здоровье из­вестного Вам «чудака» Иосифа».

Нет, снова погрузившись в серость буден жизни ссыльного, он не утратил присущие ему чувства юмора и шутливой иронии. Оче­редной арест, тюремные застенки не сломили Иосифа Джугашви­ли, не лишили его уверенности. Хотя внешне положение его выгля­дит не блестящим. Кроме гласного надзора, власти установили еще скрытую слежку за Кавказцем

Несомненно, что он сожалел о невозможности участвовать в 6-й (Пражской) конференции партии. Она начала свою работу 5/18 ян­варя 1912 года и завершилась 17/30 числа. Как стало известно поз­же, из 18 присутствовавших двое, Р. Малиновский и А. Романов, были агентами полиции. Рассмотрев текущие вопросы и тактику на выборах в Государственную думу, конференция избрала новый Центральный комитет в составе Ф. Голощекина, Г. Зиновьева, В. Ле­нина, Р. Малиновского, Г. Орджоникидзе, С. Спандаряна, Р. Шварц­мана. Заочно в его состав были кооптированы И. Джугашвили и И. Белостецкий. Кандидатами в члены ЦК стали А. Бубнов, М. Ка­линин, А. Смирнов, Е. Стасова и С. Шаумян.

Шестая (Пражская) конференция РСДРП стала для большеви­ков особой вехой. Она ознаменовала формирование партии нового типа. Именно на этой конференции от партии окончательно «от­пали» интеллигенты меньшевистского толка: Мартовы, Аксельроды, Плехановы. По существу, на этой конференции были реализо­ваны идеи, высказанные Джугашвили еще в августе 1909 года в статье «Партийный кризис и наши задачи».