Сатирические очерки - Мариано де Ларра

Думается, что союз их будет прочен, ибо я согласен с Вольтером, который говорит:

Point de milieu; l'hymen et ses liensSont les plus grands ou des maux ou des biens.[370]

Я полагаю, что «Обозрению» никогда не придется повторить жалобу той дамы, которая, поссорившись с мужем, заявила на суде: «Мой муж – великий музыкант, он недурно пишет, отлично рассказывает, но он не продолжатель потомства».

Кроме того, должен сообщить тебе, что в Наварре пока все попрежнему, что сессия парламента, видимо, так и не рассмотрит проект закона о городском самоуправлении и что закон о свободе печати снова останется необсужденным. Кажется, я наговорил тебе более чем достаточно. Если к этому прибавить, что несколько недель тому назад нас грабили прямо на улицах, то, пожалуй, ты уже знаешь теперь все.

Остаюсь твой Фигаро.

Человек – воздушный шар[371]

В соответствии с количеством тепла, которое содержится в телах, физика разделила их на твердые, жидкие и газообразные. Так, например, вода в твердом состоянии – это лед, в текучем – жидкость, в состоянии кипения – пар. Все тела подчиняются общему закону тяготения, или, иначе говоря, тела под влиянием силы притяжения стремятся к некоему общему центру. Естественно, что сила тяготения проявляется в большей степени в тех телах, которые, обладая меньшим объемом, содержат большее количество молекул и таким образом имеют больший удельный вес. Тела, обладающие наибольшим удельным весом, стремятся занять место, ближе всего расположенное к центру притяжения. Так, например, на шкале расположения тел мы можем видеть, что твердые тела помещаются внизу, жидкие – посредине и газообразные – наверху. Поэтому камень опускается на дно реки, а газ поднимается в верхние слои атмосферы. Каждое тело находится в состоянии непрерывного движения, подчиняясь закону, согласно которому оно стремится занять место в соответствии с увеличением или уменьшением степени плотности. Поэтому облако, например, постепенно уплотняясь, начинает опускаться и, превратившись в жидкость, низвергается вниз. То же самое тело под воздействием огня расширяется и, постепенно испаряясь и превращаясь в газ, начинает подниматься, В мою задачу вовсе не входит ознакомление читателя с основами физики, во-первых, потому, что я сам, очевидно, не обладаю достаточными знаниями в этой области, а во-вторых, потому, что мои читатели, я уверен, знакомы с этим предметом лучше, чем я. Все эти данные нужны мне как отправная точка для моих дальнейших рассуждений.

Та классификация, которую дала наука в отношении всех тел вообще, может быть, в частности, применена и по отношению к людям. Попробуем это доказать.

Есть люди, так сказать, твердые, жидкие и газообразные. Твердый человек компактен, малоподвижен, основателен и располагается в самых нижних слоях людской атмосферы, откуда он никогда не может выбраться. Контакт с землей дает ему жизнь. Это современный Антей,[372] или, пользуясь смелым термином, человек-корень, человек-клубень. Попробуй оторвать его от земли, и он перестанет быть самим собою. Это сама твердь. Почти полное отсутствие тепла делает его таким плотным, что место, занимаемое им в пространстве, весьма невелико. Он обладает громадной силой тяготения и едва не продавливает слой земной коры, на который опирается. Он находится в состоянии непрерывной борьбы с земной твердью, он давит на нее и заставляет ее опускаться все ниже и ниже. Вы можете узнать его за версту: у него сдавленный лоб и согнутое туловище, ему сильно досаждают собственные волосы, у него блуждающий взор; его глаза видят, но не способны всматриваться, а потому ничего не могут ясно различить. Когда что-нибудь постороннее начинает его волновать, он издает глухие, рокочущие звуки, наподобие тех, какие можно слышать в далеких полярных странах, когда бурные весенние воды увлекают за собой ломающиеся ледяные громады. Так как в природе все тела и даже лед обязательно обладают хотя бы минимальным количеством тепла, то и у него есть некоторое количество внутренней теплоты, у него тоже есть своя душа, своя энергия. Но она так невелика, что не дает живительного света. Это блуждающий огонь среди океана подобных же блуждающих огней. Этот обманчивый свет смущает его, сбивает с толку. Поэтому человек-твердь и в религии и в политике видит только лабиринт, в котором ему никогда не удастся найти путеводную нить. Религия и политика для него – это хаос, в котором перемешались суеверия, фанатизм, заблуждения. Его нельзя сравнить даже с угасшим фонарем: в нем ведь никогда не было настоящего света. Свет никогда не разгорится в нем, не вспыхнет: у него нет для этого необходимой энергии.

Человек-твердь покрывает весь лик земли – он образует земную кору. Это основа человечества, фундамент общественного здания. Так же как земля удерживает все прочие тела, тяготеющие к центру, человек-твердь тоже удерживает на себе всех тех, кто давит на него сверху. Из этой породы людей выходят раб, слуга, существо низшего порядка, словом, все те, кто никогда не сумеет ни прочесть, ни узнать всего, что о нем говорится. Он лишен возможности рассуждать, по-настоящему творить, он только служит. Без человека-тверди не было бы тиранов, а так как люди-твердь вечны, то и тирании не будет конца. Это великая сила, имя которой народ. Его обманывают, его попирают ногами, ходят по нему, карабкаются вверх, а он в поте лица своего копает землю и все должен переносить.

Но когда он поднимается, становится страшно; все содрогается, словно от землетрясения. Говорят, что в такие моменты он открывает глаза, он прозревает. Но это ошибка. Разве можно назвать глазами земные трещины, образовавшиеся во время извержения вулкана? Он, так же как и каменная глыба, лежит спокойно на месте, пока не получит внешнего толчка. Он никуда не двинется из деревни, в которой родился (если только человек-твердъ вообще рождается; мне кажется, что он существует от века и меняет только форму бытия); он не тронется из кафе, куда его определили, чтобы разносить шербет; он никуда не уйдет из маленькой улички, где чистит прохожим сапоги; ему не уйти с корабля, где он должен ставить паруса и брать рифы; ему никогда не вырваться из солдатчины; он так и останется на кухне, где вечно будет готовить пищу для других; его всегдашняя обязанность – упаковывать чужие чемоданы; он не может покинуть улицу, где подметает мусор; он навсегда прикован к машине для вязки чулок, к мельнице, где должен молоть зерно, к межам, которыми он огораживает своп крохотный земельный участок. Это инструмент первой необходимости, прочно связанный с другими инструментами.

Совсем другое дело человек-жидкость. Этот постоянно движется, бежит куда-то, растекается во все стороны, неожиданно меняет направление, стремится заполнить пустое пространство. В нем содержится большее количество тепла; змеей ползет он по поверхности человека-тверди, размывает его, изматывает его силы, тащит за собой, кружит, вертит, топит. В период революционных потрясений он сам получает толчок и, получив его, словно водная громада, взмывает вверх, выходит из берегов и, образуя стремительный поток, увлекает за собой камни и деревья, все сметает на своем пути, наращивая силу за счет подхваченных масс человека-тверди, но как поток не знает тех сил, которые движут его, и не знает, принесет ли его стремительное течение пользу или вред, так я человек-жидкость в этом движении являет собою весьма несовершенный инструмент, который будоражит еще менее совершенные инструменты. Однако он кичлив: он шумит, гремит, шлет вызов небесам, кричит и порождает эхо. В этом-то и состоит основное различие между человеком-твердью и человеком-жидкостью. Камень производит шум только тогда, когда его сдвигают с места. Вода шумит и журчит беспрестанно – это ее всегдашнее состояние. Вода напоминает нам средние классы общества: они тоже ни на минуту не перестают шуметь. Если ударить по твердому телу, то от него отколется кусок – и только, но если вы ударите по воде, то сразу почувствуете сопротивление, ответный толчок, сразу пойдут круги, и все придет в движение. Вот еще одно интересное наблюдение: удар но народу причинит вред только ему самому, удар по средним классам не пройдет бесследно и для того, кто ударяет.

У человека-жидкости тоже есть душа, но она имеет, так сказать, меньшую плотность, а соответственно – большее количество тепловой энергии. Кроме того, у нее нет постоянной формы, она всегда чему-нибудь уподобляется, иначе говоря, она, как всякая жидкость, принимает форму того сосуда, в котором в данный момент находится. Если человек-жидкость имеется в небольшом количестве, то ему можно придать любую форму, в большом же количестве он сам приобретает ту форму, которая ему более подходит. Человек-жидкость – это средний класс общества. Вы сразу можете узнать его. Его выдает постоянное, непрекращающееся движение: он хватается то за одну службу, то за другую, а если встречает какое-нибудь свободное, вакантное место, то непременно заполнит его; сегодня он в одной провинции, завтра в другой, а послезавтра в столице. Но в конце концов, как это обычно случается с проточными водами, он встречает на своем пути море, вливается в него, попадает в упряжку, останавливается – и больше ему уже не течь. Сегодня он не больше ручейка, зато завтра может превратиться в полноводную большую реку. Равным образом сегодня он чиновник без оклада, завтра, глядишь, он уже стал делопроизводителем, а послезавтра чиновником для поручений. У него инстинктивная потребность к росту, но особенно высоко вознестись он не может; если же все-таки он и взлетает на какой-то момент, то непременно низвергнется в бездну.