Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Пожалуй, нашим самым ценным активом в борьбе за возвращение благосклонности европейского сообщества к нашей политике был «эффект Обамы». На Европейском континенте новый президент оказался невероятно популярен. Будучи еще только кандидатом в президенты в июле 2008 года, он был восторженно встречен в Берлине толпой, насчитывающей около 200 тысяч человек. На следующий день после инаугурации он был провозглашен со страниц французской газеты воплощением «Американской мечты». На самом деле ожидания были настолько высоки, что оправдать их и направить всю эту позитивную энергию в долговременный прогресс стало серьезной проблемой.

Несмотря на напряженную обстановку во времена руководства Буша, наши узы оказались гораздо прочнее каких-либо политических разногласий. Наши европейские союзники остались первоочередными партнерами фактически во всех начинаниях. Прежде всего, это был союз, основанный на твердой вере в свободу и демократию. Воспоминания о двух мировых войнах и холодной войне постепенно становились историей, но многие европейцы по-прежнему помнили о том, что американцы принесли себя в жертву ради их свободы. Более шестидесяти тысяч американских солдат погибли в одной только Франции.

С тех пор как закончилась холодная война, для администраций каждого нового президента США являлось крайне важным увидеть Европу целостной, свободной и мирной. В глубине души мы всегда надеялись на то, что народы и страны смогут оставить старые разногласия в прошлом ради перспективы мирной будущности и процветания. Я понимала, насколько это трудно и как прочно оковы прошлого связывали целые поколения и социумы. Однажды я спросила правительственного чиновника из Южной Европы о том, как обстоят дела в ее стране. Она начала свой ответ словами: «Еще со времен Крестовых походов…» Вот как историческая память накрепко вошла в сознание населения не только Европы, но всего мира в целом — словно наследие XX и XXI веков дает недостаточно пищи для размышлений и выводов. Так же, как общие исторические воспоминания объединяют соседей и союзников и укрепляют их единство в трудные времена, они наряду с этим воскрешают старые обиды и мешают людям сосредоточиться на будущем. На примере населения Западной Европы, которое заново воссоединилось после Второй мировой войны, мы видим, что стряхнуть с себя бремя прошлого вполне реально. Мы снова убедились в этом после падения Берлинской стены, когда страны Центральной и Восточной Европы начали процесс интеграции друг с другом и с другими государствами Европейского союза.

К 2009 году на большей части континента был достигнут исторический прогресс, и во многом мы стали ближе, чем когда-либо, к идеальному балансу сил, к единой, свободной, мирной Европе. Но это был гораздо более хрупкий баланс, чем предполагали многие американцы. Страны на периферии Европы в южной ее части не успевали оправиться от последствий финансового кризиса. Балканы боролись с последствиями войны, демократические принципы и права человека находились под угрозой на территориях многих бывших советских республик, а Россия под руководством Путина вторглась в Грузию, заново пробуждая старые страхи. Мои предшественники работали над тем, чтобы выстроить союзнические отношения в Европе и поддержать курс в направлении большего единства, свободы и мира на всем континенте. Теперь настала моя очередь принять эту эстафету и сделать все возможное, чтобы возобновить старые связи и уладить прежние конфликты.

Отношения между странами основаны не только на общих интересах и ценностях, но и на личных взаимоотношениях их лидеров. Хорошо это или плохо, но личностный элемент играет гораздо бóльшую роль в международных делах, чем можно было бы ожидать. Вспомните хотя бы о знаменитой дружбе между Рональдом Рейганом и Маргарет Тэтчер, которая способствовала победе в холодной войне, или вражду между Хрущевым и Мао, которая, наоборот, привела к поражению в ней. Я всегда держала в памяти эти два примера, когда только что пришла в Госдепартамент США и начала устанавливать контакты с основными европейскими лидерами. С некоторыми из них я уже была хорошо знакома и высоко ценила еще с тех времен, когда была первой леди и сенатором. Другие же могли стать моими новыми друзьями. Но все они могли быть нашими ценными партнерами в том непростом деле, для успешной реализации которого нам были необходимы союзники.

В каждом телефонном звонке я подтверждала предоставляемые Америкой гарантии и взятые на себя обязательства. От одного замечания британского министра иностранных дел Дэвида Милибэнда у меня перехватило дыхание, но в то же время я не могла сдержать улыбки, когда он сказал: «Боже мой, какой же воз проблем оставили вам в наследство ваши предшественники! Это просто Гераклов труд, но я думаю, что вы как раз и есть подходящий для этого Геракл!» Естественно, это замечание польстило моему самолюбию, но я дала понять, что более всего на тот момент мы нуждались в возобновлении сотрудничества и совместных инициативах, а не в мифическом герое-одиночке.

Дэвид оказался бесценным партнером. Это был молодой, энергичный, умный, творческий и обаятельный человек, у которого для вас всегда была улыбка. Поразительно, как схожи были наши представления о стремительно меняющемся мире. Он верил в важность гражданского общества и разделял мою обеспокоенность по поводу растущего числа безработных и вынужденной изоляции и разобщенности молодежи в Европе, Америке и по всему миру. Помимо сложившихся между нами конструктивных профессиональных отношений, мы стали просто хорошими друзьями.

Шефом Дэвида был преемник Тони Блэра опытный премьер-министр Гордон Браун. Настойчивый и умный шотландец, он стоял во главе страны в период экономической рецессии, которая значительно отразилась на Англии. Ему пришлось разбираться с тяжелыми последствиями плохо сыгранной до него партии, в том числе иметь дело с негативным отношением к поддержке Тони Блэром решения Буша о вторжении в Ирак. Когда в апреле 2009 года он принимал у себя саммит «Большой двадцатки», я смогла убедиться, под каким давлением он находился. Он проиграл на следующих выборах и был заменен Дэвидом Кэмероном, кандидатом от консерваторов. Президент Обама и Кэмерон с первых же минут нашли общий язык: их первое закрытое заседание состоялось еще до победы Кэмерона на выборах. Их отношения складывались легко, а общение приносило обоим удовольствие. На протяжении следующих лет мы с Кэмероном несколько раз встречались друг с другом как вместе с президентом Обамой, так и без него. Он проявлял необычайную пытливость ума и был готов вести дискуссию по поводу любого значимого события в мире, будь то «арабская весна», кризис в Ливии или продолжающиеся дебаты о мерах жесткой экономии в сопоставлении с экономическим ростом.

На пост министра иностранных дел Кэмерон назначил Уильяма Хейга, бывшего лидера Консервативной партии и непримиримого противника Тони Блэра в 1990-х годах. Незадолго до выборов, еще до своего назначения на должность министра иностранных дел, Хейг приехал ко мне в Вашингтон. Каждый из нас с чрезвычайной осторожностью начал раскрывать свои карты, но, к своему удивлению, я обнаружила, что передо мной был серьезный и вдумчивый государственный деятель, с практическим умом и чувством юмора. Он тоже стал моим хорошим другом. Мне очень понравилась написанная им биография Уильяма Уилберфорса, главного сторонника отмены рабства в Англии XIX века. Хейг связывал свою должность с представлением о том, что дипломатия — это дело долгое, зачастую весьма скучное, но абсолютно необходимое. На прощальном ужине в посольстве Великобритании в Вашингтоне в 2013 году он произнес великолепный тост: «Выдающийся министр иностранных дел и бывший премьер-министр Британии лорд Солсбери говорил, что дипломатические победы одерживаются благодаря серии крохотных благоприятных обстоятельств: здесь удалось ввернуть свое предложение, там оказать любезность, здесь своевременно и мудро пойти на уступки, а тут проявить разумную настойчивость. Эти шаги всегда нащупываются внимательно, с бесстрастным спокойствием и терпением, которое не способны поколебать никакое безрассудство, провокации или нелепость». Эти слова как нельзя лучше обобщили мой опыт в качестве главы американской дипломатии. Кроме того, они напомнили мне, что Хейг был настоящим мастером в произнесении тостов!

По другую сторону Ла-Манша я нашла других небезызвестных партнеров. Бернар Кушнер, французский министр иностранных дел, был медиком и социалистом в правительстве президента-консерватора Николя Саркози. Бернар начинал в организации «Врачи без границ», которая предоставляет медицинскую помощь в зонах стихийных бедствий или конфликтов, а также в беднейших регионах планеты. Он был главным посредником в оказании помощи Гаити, где в январе 2010 года произошло ужасное землетрясение. Мне также довелось тесно сотрудничать с его преемником Аленом Жюппе, а позднее с Лораном Фабиусом, назначенным в мае 2012 года преемником Саркози — Франсуа Олландом. Несмотря на расхождения в политических воззрениях, Жюппе и Фабиус оказались отличными профессионалами и приятными собеседниками.