Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов

Карлос и Чаушеску познакомились в 1971 г. в гостях у иранского шаха Резы Пехлеви на пышном праздновании 2500-летия персидской монархии (ее вскоре сметет исламская революция).

У еврокоммуниста Каррильо сложные отношения с Кремлем, но сердечные — с одиозным, зато отдалившимся от Москвы диктатором Чаушеску, крупнейшим спонсором испанской компартии. Хуан Карлос отправляет в Румынию с устным посланием для Каррильо своего личного секретаря Мануэля Прадо-и-Колона, прямого потомка Христофора Колумба (по-испански Кристобаля Колона). Румынский посол во Франции просит Колумба-младшего взять билет на любой самолет из Парижа и подойти к условленному киоску в парижском аэропорту. Королевский секретарь так и поступает и на специально присланном лайнере (в салоне всего несколько представителей румынских спецслужб) летит в Бухарест.

После 36 часов ожидания в строго охраняемой гостевой резиденции диктатора эмиссар испанского монарха встречается с Чаушеску и передает через него устное послание Хуана Карлоса генсеку Каррильо. Суть послания в следующем: компартия Испании будет одной из легальных партий в политической системе Испании, но не сразу. Нужно проявить терпение и подождать, когда это станет возможным. Если же компартия скомпрометирует себя неразумными действиями, легализовать ее будет трудно.

По окончании аудиенции агенты румынской безопасности обнаруживают, что Прадо-и-Колон записывал разговор на компактный магнитофон. Они отбирают запись и держат королевского посланника в полной изоляции и без связи двое суток, но потом все-таки отправляют его регулярным рейсом через Вену в Мадрид. Спустя несколько недель Чаушеску передает Каррильо послание нового главы Испании. На предложение Хуана Карлоса Каррильо отвечает, что коммунисты твердо намерены добиваться легализации одновременно с остальными партиями.

Оппозиция всячески демонстрирует, что ее терпение кончается. Зато не иссякло терпение народа: граждане не идут свергать власть, они больше склонны взывать к здоровым силам внутри режима и внимательно следят за расстановкой сил наверху. К тому же оппозиция по-прежнему не может объединиться, а война между фракциями победивших оппозиционеров в Португалии произвела на испанцев тягостное впечатление.

После встречи с реальной Испанией и знакомства с настроениями ее граждан Каррильо адаптирует свою стратегию к новой ситуации. Он больше не требует возрождения республики, отставки Хуана Карлоса и формирования временного правительства из людей, не связанных с режимом: переговоры с демократически настроенными представителями режима возможны, а демократия в Испании может быть построена при участии нового короля. Вместо ruptura democratica, мирной демократической революции (такие позже назовут бархатными), коммунисты все чаще говорят о ruptura pactada — переходе к демократии на основе договора. Теперь программы «Демократической хунты» Каррильо и «Демократической конвергенции» под руководством социалистов Гонсалеса мало чем отличаются, и организации заключают союз. В марте 1976 г. они объединяются в «Демократическую координацию», в просторечии ее называют Platajunta, «Широкая хунта».

Правда, часть христианских демократов покидает «Широкую хунту», напуганная перспективой сотрудничества с коммунистами: широк испанский человек, надо бы сузить. В своем манифесте объединенная оппозиция требует легализовать одновременно все политические партии без исключения. Оппозиционные партии добровольно связывают легализацию свою и самой неприемлемой для режима партии — коммунистической. Презентация «Широкой хунты» проходит в Париже. Основной мотив мероприятия: вы говорили, что испанская оппозиция никогда не объединится, но вот она едина.

Смягчение требований объединенной оппозиции и ее готовность к диалогу раскалывают правительство. Министр иностранных дел, дипломат и сам в прошлом «разрешенный оппозиционер» Ареильса и молодой генсек правящей партии Суарес за контакты с объединенной оппозицией, но премьер-министр Ариас и министр внутренних дел Фрага сопротивляются. «Франко никогда не стал бы с ними разговаривать, и мы не будем», — аргументирует Ариас.

Мануэль Фрага, заслуженный реформатор, стоящий во главе МВД, видит себя во главе будущего правительства перемен, ведь он, в отличие от технократов из «Опус Деи», еще в прошлом десятилетии утверждал, что одними экономическими реформами не обойтись. Теперь он готовит свой проект политической реформы: ищет компромисс между противниками и сторонниками переговоров с оппозицией.

Служба во главе силового ведомства явно ожесточила Фрагу с тех времен, когда он был блистательным министром информации и туризма. 19 марта он отправляет под арест представителей оппозиционных партий, которые дают пресс-конференцию в Мадриде, и разгоняет демонстрацию в их поддержку. Приказ об этом отдает тот самый человек, который десять лет назад принес в страну иностранные вольные нравы и отменил цензуру.

Впрочем, вскоре он выпускает всех арестованных, кроме коммунистов, и разрешает провести под видом научной конференции первый за 40 лет съезд исторического профсоюзного объединения «Всеобщий союз труда», связанного с социалистами и, разумеется, формально запрещенного. Восемьсот делегатов поют «Интернационал» и спорят в густом сигаретном дыму. После этого Фрага тайком встречается с лидером социалистов Гонсалесом: ради этой встречи министр внутренних дел лично едет домой к одному из членов запрещенной партии. На встрече он ведет себя так, будто уже возглавил правительство. Он говорит Гонсалесу, что демократизация должна идти постепенно и время для легализации социалистов придет лет через восемь, а коммунистов не узаконят никогда. В этом суть его компромисса между властью и оппозицией и между реакционерами и либералами в рядах режима.

Нормализация Португалии

25 апреля, во вторую годовщину «революции гвоздик», в Португалии проходят вторые свободные выборы. На этот раз избирают не членов Учредительного собрания, а парламент и президента.

После провала ноябрьского левого путча военное положение с патрулями и блокпостами сохранялось неделю. В середине декабря горячего 1975 г. из тюрем выпускают узников революционной власти — деятелей запрещенных революцией правых и умеренных партий, политических активистов и бизнесменов, обвиненных в участии в сентябрьских событиях 1974 г. («марше молчаливого большинства») и мартовских 1975 г. (путче Спинолы).

Заодно на волю выходят чиновники и министры правительства Каэтану и Салазара и даже служащие PIDE кроме девяти ее бывших руководителей. Начинается капиталистическая реставрация. Собственники требуют вернуть им предприятия и постепенно получают их назад, несколько кооперативов распущены. Владельцам земли и предприятий послан четкий сигнал: новых экспроприаций не будет.

Самые неугомонные строители новой жизни считают это концом революции, а оставшиеся у власти умеренные революционеры — избавлением от безответственных соратников, которые толкали армию к расколу, а общество — к гражданской войне. Целью революции по-прежнему считается построение социализма, но власти дают всем остыть и понять, что привычный уклад жизни — собственники и наемные работники, землевладельцы и арендаторы, американское кино и европейские туристы, церкви и таверны, членство в НАТО и стремление в ЕЭС — останется. А значит, для многих это уже вовсе не социализм.

Отношение советской печати к такому повороту событий двойственное. Жаль, конечно, что не получилось новой Кубы с европейской стороны Атлантики, но ведь не случилось и нового Чили. Советский человек в недоумении: что это