Дождь: Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов - Мао Дунь

— Я должен что-то сказать командующему по секрету! — крикнул Юй.

— Оружие сдал? — покосился па пего Чан Да-е.

— Сдал.

— Проходи!

Глаза всех устремились на Юя. Пока он шел, дуло пулемета неотступно следовал: за ним.

Он остановился.

И вдруг бешеным рынком поднял Чан Да-е, бросил его на землю и коленями придавил тело предателя. В следующее мгновение он зажал одной рукой руки Чан Да-е, другой — вцепился ему в горло.

Пулеметы уставились на командира Юя. Но никто не решался открыть огонь.

— Стреляйте же! — крикнул Юй. — Убейте вместе со мной Юань Чан-жуна! Но предупреждаю: прежде чем вы броситесь па меня, я задушу это собачье отродье!

Мы ожили.

— Души его, старина Юй!

— Души!

— Прикончи эту вонючую собаку!

— Гадина, он продал нас японцам!

— В атаку, ребята!

— Рассчитаемся с этой паршивой черепахой! Мы хотим жить!

— В атаку!

Мы бросились на предателей и отвели дула пулеметов.

Девять ублюдков остолбенели.

Вот они пришли в себя.

«Та-та-та-та…» — затрещали пулеметы. Поздно спохватились, гады! Дульные отверстия глядели в небо, огонь уже не поражал людей.

Теперь к винтовкам! Там наша позиция, наши винтовки. Вот они снова в наших руках!

Мы били негодяев прикладами, кололи штыками. Гань и его люди ползали в пыли, отчаянно борясь за жизнь. Слышались выстрелы. Кричали люди. Ржали кони.

— Рассчитаться с Чан Да-е!

— Шкуру с него!

— Стоите, стойте! — закричал командир Юй и разжал пальцы на горле Чан Да-е. — Ну, Юань Чан-жун, что теперь скажешь? Говори!

— Я… подчиняюсь… тебе… — Голос у Чан Да-е был сиплый, прерывистый.

— Очень нужно, чтобы ты подчинялся мне! Лучше скажи, как ты завел нас в ловушку? Отвечай!

— Так было согласовано…

— С кем? С неприятелем?

— Да. Двадцать тысяч они уже прислали…

— Серебром?

— Серебром… В горах засада. Они ждут…

— Все?

— Все…

Командир Юй обвел нас взглядом.

— Ребята, что с ним делать?

— Прикончить!

— Пусть отведает пулю!

— Пощадите… пощадите… — завопил Чан Да-е. — Я же с вами…

Выстрел. Пуля пробила ему череп.

Командир Юй выбежал вперед.

— Ребята! Жить мы хотим или умереть?

— Жить!

— Жить!

— Будем пробиваться! Юань Чан-жуна мы убили, потому что хотим жить!

— Жить!

— Пойдем до конца! Хотим жить!

И снова эхом прокатилось из конца в конец: «Жить! Жи-ить!»

— Товарищи! — Командир четвертого отряда встал рядом с Юем. — Мы обмануты и находимся в окружении… Надо скорее прорываться!

Мы подняли высоко вверх наше оружие.

— Прорвемся!

— Никакой черт нам не страшен!

— Вперед, к нашим братьям!

— Вперед!

— Дайте мне сказать, — махнул рукой Юй. — Мы вошли в это ущелье с востока. На Цзигуаньси можно пробиться только этим же путем.

Все выпрямились в едином порыве.

— Пробьемся! У нас одна дорога!

Юй подбежал к коню, ухватился левой рукой за гриву и вскочил в седло.

— Приготовить гранаты!

Мгновенно все было приведено в боевую готовность. Ох, как бились наши сердца! Каждый из нас находился в радостном возбуждении. Мы хотели жить: у нас была только одна дорога. Вперед, в атаку, сколько бы японцев там ни было…

Извиваясь, словно змейка, отряд за отрядом выскальзывал из ущелья.

— Японцы!

— В атаку!

— Бей!

Полетели гранаты. Винтовки, пулеметы, штыки — все было пущено в ход. «Та-та-та-та! Ба-бах! Ба-бах!»

Половина наших полегла, и все же мы вырвались из ущелья. Отход прикрывали ручные пулеметы.

Но что это? Командир Юй упал с коня.

— Идите… идите, товарищи… бросьте меня…

Не стало старины Юя!

Какая странная штука — эти слезы: текут, и ничем их не остановишь.

Нет больше с нами старины Юя. Спи спокойно… Мы… Мы пришли в Цзигуаньси.

— Брат! Брат!.. Будь они прокляты!

1933

МОГУЩЕСТВО БОДИСАТВЫ

Солнце садилось, окрашивая разорванные облака в розовый цвет. В комнате сгущались сумерки.

Праведник Ши взглянул на золотые часы, которые вынул из кармана, и монотонным голосом, словно читал молитву, произнес:

— Шесть…

Покосившись в сторону Дяо Цзы-дуна, он снова перевел взгляд на часы и стал медленно шевелить губами, отсчитывая, сколько минут показывает минутная стрелка.

— Ого! Уже шесть сорок пять. Мне пора.

С треском захлопнув крышку часов, он снова отправил их в карман.

Дяо Цзы-дун вздохнул и робко заметил:

— Поужинали бы? Сегодня как раз курицу зарезали.

— Что ж! — Праведник как-то уныло поглядел на Дяо Цзы-дуна, подперев большим пальцем резко выступающую скулу, а остальными пальцами перебирая бороду. — Можно и поесть. Ты кормишь вкуснее, чем даже моя Чжан Лю.

Дяо Цзы-дун успокоился и, обхватив руками колени, заискивающе улыбаясь, поглядел на праведника. Не он ли настоял на том, чтобы ужин приготовили пораньше? Почтенный праведник поужинает и отправится к этой женщине. Нет, Дяо Цзы-дун не задержит праведника. Дяо Цзы-дун заглянул в строгое лицо гостя и вдруг, сорвавшись с места, кинулся к двери: