Заноза для бандита - Юлия Гауф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этого не может быть! — говорю я уверенно.
— Поверь, девочка, ты в положении, — улыбается мне врач. — Кровь я взяла, и отнесла в лабораторию, но это лишь окончательно все подтвердит! Я таких видала-перевидала за двадцать лет, и на глаз определять уже научилась. Так что готовься, и выбирай имя. Срок небольшой, месяца полтора, но пора начать придумывать женские и мужские имена.
Срок, имена… нет, это бред какой-то! Да какой мне ребенок?
— Поверьте, проблема в другом, — говорю я, и объясняю маме и врачу все про тесты на беременность, презервативы и мои опасения.
— Полной защиты презервативы не дают, это даже в школе объясняют. Вот тест, пока ждем результат, можешь сходить и проверить! — добрая женщина-гинеколог протягивает мне розовую коробочку, и я беру ее.
Мама стоит за дверью, а я стою около раковины, и жду. Гляжу на себя в треснутое внизу зеркало, и отмечаю то, что старалась не замечать: лицо выглядит припухшим, словно с похмелья, грудь… и правда ведь выросла, хоть и не слишком, а живот по-прежнему плоский.
Презерватив порвался? И Андрей этого не заметил?
Таймер издает звук, и я беру тест в руки. Две полоски… так, а сколько полосок должно быть при беременности? Читаю, что написано на упаковке…
Две.
Значит, у меня будет ребенок!
Выхожу, киваю маме, а затем утыкаюсь ей в грудь, и начинаю реветь.
— Ну-ну, тише, милая, — мама говорит непривычно ласково. Мягко, нежно, словно я снова маленькая. Или будто я опять болею. — Ребенок — это счастье, так что хватит плакать!
— Я не хочу…
— Свыкнешься, — перебивает мама, и приподняв мое заплаканное лицо, вытирает с него слезы своим шарфом. — Про аборт и не думай, нельзя тебе. Даже микроаборт нельзя, слышишь? Даже экстренные таблетки. Ты не так уж здорова… на осмотры ведь ходишь?
Я киваю. Да, на осмотры я хожу, и едва успела повзрослеть, врачи объяснили мне: при беременности мне сделают кесарево сечение, естественные роды противопоказаны, а аборт — табу. Слишком опасно.
Но ребенок… я не хочу ребенка!
Или хочу?
Прислушиваюсь к себе, и ничего не ощущаю. Никакой любви, никакой нежности к маленькому существу в моем животе. Ничего, будто и нет его.
Видимо, мать из меня будет еще хуже, чем моя. Она хоть любит меня!
— Детка, едем с нами? — предлагает мама, когда и врач подтверждает мое положение. — Мы сейчас-же покидаем город, Громов скоро узнает, что нас отпустили. Если уже не знает… едем! Артема мы не берем — маленький он еще, незачем таскать с собой…
— Андрей ничего ему не сделает, — охрипшим от рыданий голосом говорю я. — Артем — ребенок еще, а к детям Андрей относится мягко. Чьи бы эти дети ни были. Мам, я не поеду с вами. Но вам с папой и правда лучше бежать.
Если получится.
Если Андрей еще не знает… хотя, Анатолий Маркович, наверное, позаботился о том, чтобы родителям дали время. Вряд ли он надеется, что подписка о невыезде удержит их в городе. И вряд ли полковник освободил маму с папой по доброте душевной.
— Ты к нему вернешься? — кривится мама, и я качаю головой.
— Нет.
Не для меня такая жизнь. И уж тем более не для маленького ребенка, которого я пока не люблю, но которого должна защищать.
Но с Андреем я поговорю, пусть узнает все от меня. Он ведь не был в курсе, что мне пересадку делали, что болела я. Значит, не знал. Не знал, что хоть и косвенно, но именно я — виновница всех его бед.
— Мам, деньги нужны? — спрашиваю я, и в этот момент к нам подходит отец. Смотрит на меня с жалостью и приобнимает осторожно, будто я хрустальная.
— Нет, что ты… нам пора! Мариш, не наделай глупостей, хорошо? — мама снова порывается меня обнять, но отец ее удерживает. Пора им. — Мы тебя найдем, найдем способ сообщить, как с нами связаться… до встречи, дорогая!
Родители почти бегом удаляются, а я иду к бабушке.
Надеюсь, мама с папой смогут покинуть город… смогут, конечно! Чего у них не отнять, так это хитрости и изворотливости!
Стемнело уже. Выхожу из больницы, и иду к остановке, которая совсем рядом расположена — такси вечером не вызвать, как обычно! Легче самой добраться!
Иду вдоль дороги, и впервые за долгое время ощущаю спокойствие и отрешенность. Бабулю решили оставить в больнице до утра, и это я настояла на этом! Таблетки она перепутала… вот ведь, а еще меня воспитывать пытается, а сама-то как нас всех напугала!
Артем заявил, что останется с бабушкой, и медсестры пообещали устроить его с комфортом — и за брата я тоже не переживала. Как и за родителей — уверена, что и выбраться смогут, и сделать так, чтобы Андрей не нашел.
Стою на остановке вместе с двумя такими же несчастными, которые сквозь зубы ругают маршрутку, которая уже двадцать минут как должна была подъехать.
И чего они ругаются? Зима ведь, какое расписание?!
— Марина? — окликает меня женский голос, и я прекращаю рассматривать блестящий в свете фонаря снег. Поднимаю голову, и вижу дорогую машину, из приоткрытого окна которой смотрит на меня Вероника.
Которой я так хотела выцарапать глаза, и волосы повыдергивать за слив того идиотского видео. А сейчас… ничего.
Угрожать будет?
— Подвезти? Или боишься?
Подхожу к машине, но дверь не открываю. Тянусь к телефону, и быстро отправляю сообщение Кристине, взглянув на номер машины.
— Садись, перестраховщица, — хохочет Вероника. — Хочешь, видео запишем совместное?
— Издеваешься?
— Да я не о том, — хихикает она, пока я пристегиваюсь. — Раз уж так опасаешься. Могу помахать в камеру, пообещать, что довезу тебя в целости и сохранности…
— Вполне хватило того, что я написала с кем я, и номера машины.
И зачем я села к этой ненормальной в машину? Совсем поглупела, разучилась самостоятельно думать. Привыкла на Андрея смотреть, и ждать его решения… тьфу, клуша!
— Адрес я твой знаю, к тебе ведь везти? С Андреем, насколько я понимаю, все?
Киваю.
— Рада? — спрашиваю зачем-то.
— Было понятно сразу, что не навсегда этот ваш роман. Жаль…
— Ой, да не ври ты! — злюсь я.
Жаль ей, конечно!
— Тебя жаль, дурочка. Знаю, что я некрасиво поступила, и расплатилась за это. Глупая бабская обида, что тебя предпочли мне — вот, что это было, — Вероника заворачивает на заправку. — Ты не против? Заодно поболтаем.
Отворачиваюсь к окну.
Против, не против… какое это имеет значение?
Абсолютно никакого.