История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703 - Сергей Соловьев

Несмотря на появление здесь и там сильных духом родоначальников между дикарями, им не сладить было с русскими людьми, роды были слишком ничтожны, разбросаны на огромных пространствах и враждебны друг другу; вспыхнет восстание, для его подавления пойдут русские люди, их ничтожное число, человек пятнадцать, но с ними толпа покорных туземцев, которые идут усмирять своих; осадят дикари в острожке русских людей: на выручку к последним спешат другие дикари. Подчинение обширных пространств Северной Азии не могло быть, следовательно, трудно для русских; туземцы жили при таких формах быта, при которых племена бывают не слишком щекотливы при наложении на них дани сильнейшим; предки покорителей Сибири были посильнее природою якутов, тунгусов и бурят, однако и они в IX веке, живя в таком же разъединении по родам, платили дань первому, кто с них ее требовал с оружием в руках; поднимались только тогда, когда какой-нибудь Игорь хотел брать двойную дань, как волк, повадившийся к овцам. К несчастию, таких Игорей было много в Сибири в описываемое время, и они-то своими волчьими замашками замедляли подчинение туземцев, поднимали восстания, заводили кровь, по старинному выражению.

Осенью 1677 года на Ураке ясачные тунгусы перебили козаков, шедших из Якутска в Охотск, взяли пушку, ручное оружие, товарную казну и отпустили в Охотск пленную козачью жену, наказавши ей: «Поди скажи приказному Петру Ярыжкину, что мы перебили козаков за налоги и обиды ясачного сборщика Юрия Крыжановского: брал с нас соболи добрые и рыси и олени, с человека соболя по четыре и по пяти, и малых ребят у нас всех выискал и велел за них приносить по соболю; брал у нас соболей и оленей силою и плевал нам в глаза: что-де мне мало носите, то выручу!»

Но тунгусы не ограничились этою местию. Заводчиком мятежа был уже знакомый нам Зелемей, он распустил слух между своими, что в Якутске все козаки умерли, осталось только двое живых, послать в Охотск некого, и потому время над ним промышлять. По этой Зелемеевой сказке собралось тунгусов человек с 1000 и осадили Охотск. Ярыжкин послал толмача перекликаться с Зелемеем: «Что вас много очень пришло и кругом вы острога обошли? Ступай в Охотск и с приказным человеком переговори, не опасаясь ничего!» «В острог нейду, — отвечал Зелемей, — ясаку у нас нет, а зачем мы пришли, увидите сами». Тунгусы пошли валом на приступ. Крыжановский не успел уйти в острог. Тунгусы осадили его в его доме, у избы окно выломали, под стену огня наклали, засели в козачьих домах, находившихся за острогом, и начали стрелять в острог из-за дворов, стрелы полетели на острог со всех сторон, точно комары. Между тем Крыжановский вопил о помощи, Ярыжкин сделал вылазку и выручил его, отогнал тунгусов от Охотска. Приступ не повторялся. Началось дело о Крыжановском (пленном поляке, брата его звали Казимиром — происхождение ясно!). На него показали, что он приправочные и ясачные книги держал у себя на дому, ночью приезжали к нему тунгусы прежде ясачного платежа, он отбирал у них лучшие соболи себе, а в казну плохие, брал у иноземцев жен и детей на блудное дело. Попался и Ярыжкин в казнокрадстве и насилиях своим и чужим. Обоих велено бить кнутом нещадно, сослать в даурские острожки и ни к каким делам не определять. Но преемник их в Охотске Данило Бибиков не задумался пойти по их следам: вешал тунгусов, бил кнутом, резал уши и носы, приказывал тунгусам при платеже ясака лучшие соболи прятать в пазуху и под полу и потом отдавать ему. Бибиков не дождался наказания из Москвы: его на дороге из Охотска в Якутск подстерегли тунгусы в 1680 году и убили вместе со всем отрядом русских людей.

В Нерчинске на приказного человека Шульгина поднялись не туземцы, но русские служилые люди: Шульгин за взятки выпускал бурятских аманатов, которые потом изменяли, уходили в Монголию; но жен аманатских не выпускал: они были ему надобны; подучал одних бурят отгонять табуны у других и делился добычею с хищниками; скупал хлеб, курил из него вино, варил пиво, продавал, а другим есть было нечего по дороговизне хлеба, питались травою и кореньями; бил служилых людей кнутом и батогами, велел брать в руку батогов по пяти и по шести. Служилые люди вышли из терпения, послали челобитчиков в Москву; но до Москвы далеко, когда-то придет указ? И, в ожидании указа, служилые люди распорядились сами: отказали Шульгину от съезжей избы и выбрали к государеву делу одного сына боярского да десятника козачья.

При тяжелой и опасной войне с турками, при волнениях степных варваров, при несовершеннолетнем и больном царе, при смуте во дворце московское правительство волею-неволею, как могло, должно было заниматься важными вопросами внутренними, потому что время не терпело. В самом начале царствования Феодора опять поднялся старый вопрос, отцовский и дедовский, вопрос о торговле иностранцев в России и через Россию. Мы видели, что при царе Алексее заключен был договор с компаниею персидских армян, которые обязались доставлять в Россию весь шелк, добываемый в Персии. Но армяне не исполнили обязательства; а между тем голландский посланник фан-Кленк сделал предложение, чтоб позволено было голландцам торговать с персиянами в России и пропускать персиян через Россию с шелком-сырцом в Голландию. По обычаю, позвали гостей перед бояр, читали им договорные грамоты с армянами, переводы с писем фан-Кленка и спрашивали: как тому шелковому промыслу против посольских писем впредь состояться? Гости отвечали: «Персияне и армяне своего договора не исполнили, всего своего шелка в Российское государство не привезли, но прежними путями весь лучший шелк и теперь отпускают, поэтому прибыли от шелкового промысла нечего надеяться. Если голландский посол просит, чтоб голландцам торговать с персиянами в Российском государстве и пропускать персиян через Россию в Голландскую землю, обещая от того Российскому государству в торгах многое процветание, то должно ему вместо цвета явить самый плод и договор теперь же заключить, чтоб шелк-сырец, сколько его ни будет привезено из Персии, принимать голландцам у Архангельска из казны великого государя и у купецких людей по уговорной цене, против того, как у них, голландцев, и других иноземцев заключен договор насчет того шелка, что идет из Персии через Турцию. А если договора заключить не захочет, то ясно, что никакой он прибыли Российскому государству не желает, только умышляет оставить в Российском государстве тех прибылей цвет, а плоды этих цветов хочет привлечь в свою землю и российским купецким людям убыток сделать, потому что будут голландцы торговать с персиянами между собою — прибыль между ними и останется. Можно так сделать: пусть русские люди и голландцы торгуют в России с персиянами и армянами вместе два года, и если в эти два года государевой казне порухи, а купецким русским людям утеснения не объявится, то и вперед этому торгу быть прочну; но и это опасно: голландцы нарочно в два года никакого притеснения нам не сделают, чтоб договор подтвердили, а как подтвердят, тут они нас всех от торгу отлучат и завладеют одни так, как в Восточной Индии завладели золотою и серебряною рудами и всякими другими промыслами, отчего и теперь великое богатство себе приобретают, а тамошних жителей привели до скудости. Лучше всего оставить прежний второй договор с армянами, чтоб они торговали шелком с русскими купецкими людьми повольною ценою, а чего у них русские люди не докупят, то принять в казну с уплатою из нее деньгами и товарами. Если же они и этого договора исполнять не захотят, то позволить им торговать в Архангельске с иностранцами. Хотя от этого русским купецким людям в торгах и будет какая помешка, однако все не так, как если позволить иностранцам торговать между собою во всем Российском государстве или отпускать их чрез Российское государство за море». Тогда же царь, поговоря с патриархом, указал боярам и бояре приговорили — подтвердить постановление царя Алексея, состоявшееся в 1647 году, чтоб греки торговали только в Путивле, причем выставлены и причины, побудившие к этому: сначала приезжали из Палестин греческие власти, привозили с собою многоцелебные мощи и чудотворные иконы, а их братья, торговые греки, приезжали самые знатные люди и привозили с собою дорогие товары самые добрые; а теперь духовного чина никто не приезжает, начали приезжать греки самые незначительные и не для прямого торга, у которых объявятся товары, и те худые, вместо алмазов и других дорогих камней подделанные стекла; да из них же многие начали воровать, товары провозить тайно, а иные подделывают заочно воровские кабалы, торгуют вином и табаком.

Замечательнейшие постановления царствования Феодорова относятся преимущественно к последним годам, когда царь возмужал и когда, по устранении Милославских, Языков, Лихачев и Голицын получили главное влияние. В 1679 и 1680 годах отменено членоотсечение: «Которые воры объявятся в первой или в двух татбах, тех воров, пытав и учиня им наказанье, ссылать в Сибирь на вечное житье на пашню, а казни им не чинить, рук и ног и двух перстов не сечь, ссылать с женами и детьми, которые дети будут трех лет и ниже, а которые больше трех лет, тех не ссылать». В 1677 году окопана была во Владимире на торговой площади крестьянка Жукова за то, что отсекла косою голову мужу своему; сутки пробыла она в земле, как владимирское духовенство подало челобитную, чтоб преступницу вынуть из земли и постричь в монастырь; государь велел исполнить челобитную. В 1682 году был такой же случай в Москве: две преступницы были окопаны в землю, и в земле обещались постричься и злых дел не творить: государь велел их выкопать и постричь. В 1680 году разосланы были во все города грамоты, чтоб в приказных избах и тюрьмах колодников никого, ни в каких делах многих дней не держали, решали бы их дела немедленно. В том же году издано было постановление: «Впредь тюремным сидельцам влазного с новоприводных людей, которые посажены будут на тюремный двор и за решетку, брать не велено». В 1681 году патриарх разослал память: «Если мужья от жен, а жены от мужей захотят постричься, то их не постригать; а если жена от мужа пострижется, то мужу ее другой жены не брать, также и женам после пострижения мужей замуж не выходить». В 1679 году били челом служилые люди, что родственницы их выданы замуж с вотчинами и мужья их бьют и мучат, приневоливают, чтоб они свои приданые вотчины продавали и закладывали своими именами: состоялся указ, чтоб мужья не продавали и не закладывали вотчин жен своих их именами.