Победа ускользает - Кирилл Мошков

Все эти люди либо были обучены психотехнике, либо владели ею интуитивно.

Ким ей не владел. Больше того, в понятиях нынешнего времени он был практически необучаем. По количеству нервных связей его мозг был на десять процентов слабее любого современного. Поэтому свою психосилу он мог использовать только очень примитивно, очень неуклюже, временами даже очень глупо.

Но она, его глупая, нетренируемая и неуправляемая психосила, составляла в здешнем исчислении пять тысяч вуалей.

А это означало, что в этом мире Ким практически неуязвим.

Ну, то есть с атомной бомбой или массированным лучевым ударом ему, конечно, не совладать. Но вот пулеметная очередь в упор -- пожалуйста. Если пулеметчик видит Кима до того, как нажмет курок, пули не попадают -- и все.

Да разве в одних только пулях дело?

Любой человек этого времени (ну, почти любой), который видит Кима, обязательно исполнит любое, абсолютно любое его желание. Например, если Ким говорит про себя, что видящий его на самом деле его не видит -- тот на самом деле перестает его видеть. Перестает вообще. И даже если многочисленные приборы будут буквально орать о том, что тут кто-то есть, Кима не увидят -- показания приборов просто неверно истолкуют.

- Семь минут до посадки, -- должожил скар.

- Ладно, ребята, -- пробормотал Ким по-русски. -- Не знаю, смогу ли я сделать то, чего вы от меня ждете. Но что я постараюсь разобраться -- это факт.

* * *

Дом Кима совсем не изменился. Правда, в саду прибавилось кустов, деревья стали изрядно выше, живая изгородь разрослась и стала именно такой, как Ким когда-то хотел -- густой и непролазной; но дом не изменился. Два этажа, двускатная черепичная крыша. Киберы, которые на время отсутствия хозяина были запрограммированы на еженедельную уборку, свое дело знали туго. Вовсе не их вина, что отсутствие хозяина так затянулось.

Скар опустился, как всегда, на дорожку перед ангаром, и когда Ким вышел и закрыл машину, она сама въехала в послушно раскрывшийся ангар. Ким пошел к дому, чувствуя, как теплеет в груди. Не зря все-таки я тогда выбрал именно это место, подумал Ким. Именно этот пейзаж -- леса, холмы, озера, именно этот старомодный дом с темными стенами и стеклянными окнами.

И внутри ничего не изменилось. Ким даже специально открыл неприметную дверцу депо киберов, заглянул туда и сказал семи молчаливым белым черепашкам:

- Молодцы, ребята.

И они бравым хором карикатурных голосков ответили, как положено:

- Рады стараться, хозяин!

Ким собственноручно разжег огонь в камине, активировал блок Доставки и попытался сразу заказать еду, на что Доставка его собственным голосом сварливо откликнулась:

- После активации следует подождать не менее получаса, прежде чем делать заказ.

Ну да-да-да. Ладно. Ким прошелся по дому, разложил в кабинете привезенные вещи и вдруг решил пойти познакомиться с соседями: когда садился -- видел, что вокруг появилось много новых домов, а там, где за домом раньше был пустырь, прямо за изгородью теперь виднелась чья-то новая черепичная крыша. Ким вышел с участка, обошел его и направился к воротам нового соседа. Очевидно, Кима заметили -- то ли сам хозяин, то ли система наблюдения: калитка лязгнула и открылась, а мужской голос из глубины сада крикнул на линке:

- Здравствуйте, сосед! Заходите, пожалуйста!

Ким обошел покрывающиеся первыми листьями кусты сирени, слыша с другой их стороны приближающиеся шаги, и вдруг уткнулся взглядом кому-то в грудь.

Росту в самом полковнике Волошине было сто восемьдесят сантиметров, для нынешнего времени показатель весьма средний, так что ему нередко приходилось здесь сталкиваться с людьми выше себя. Но этот был какой-то особенный. Подняв голову, точнее -- задрав ее, Волошин увидел нечесанную тронутую сединой бороду, спутанные, довольно длинные волосы, голубые пронзительные глазки на физиономии довольно-таки сурового, чтобы не сказать -- зверского вида; все это -- без всякой там шеи или прочих условностей, присущих менее внушительным фигурам -- покоилось на могучих, в два охвата плечах. Киму навстречу протянулась титаническая лапища, заросшая столь же диким волосом, что и голова этого человека-горы, и неожиданно высокий, мягкий, интеллигентный голос негромко произнес:

- Здравствуйте. Рад встрече. Я видел, как ваш скар садился. Будем соседями? Меня зовут Миша.

- Здравствуйте, -- по-русски отозвался Волошин, не без опаски пожимая гигантскую руку. -- Меня зовут Ким.

- Опаньки! -- воскликнул гигант по-русски, правда -- с некоторым акцентом, выдававшим как минимум не землянина, если не впрямую уроженца Телемской Сибири . -- Соплеменник, значит? Рад, рад. Пойдемте в дом. Чайку?

- Да что вы, Миша, -- начал было Ким, -- неудобно, я только заглянул познакомиться... -- но голубоглазый исполин уже повлек его в свой дом, приговаривая:

- Ладно-ладно... А мы сейчас и познакомимся...

Короче, через пять минут Ким уже сидел в Мишиной просторной кухне на высоком табурете, перед ним высилась внушительная кружка финского светлого пива и горка всяческих морепродуктов, от креветок до ломтиков соленой рыбы по-телемски (в Кимово время это, впрочем, назвали бы чищенной воблой), а радушный Миша сидел напротив с такой же мощной кружкой, и они весело болтали.

Миша рассказал, что он -- профессиональный космонавт, пилот, родом действительно с Телема, с Телемской Сибири, на Землю переехал давно, потому что по квоте обмена учился в Девятке -- Девятом командном училище Космофлота имени Джона Гленна -- а после выпуска смог и остаться работать в Солнечной системе и даже поменял гражданство. История была довольно сложная, но Ким понял так, что основным Мишиным мотивом была некая барышня из Санкт-Петербурга, последней на Земле русской столицы. Барышня вот уже двадцать лет пребывала Мишиной женой, был у них тринадцатилетний сын, но он сейчас находится в Вене, на втором курсе Политехникума, жена же неделями работает на Земле-Большой, на Титане. Сам Миша только что прошел курсы переподготовки на джампер, получил подзадержавшееся уже, по его мнению, года на четыре звание капитана первого ранга ("засиделся в первых помощниках", -- самокритично признавал он) и вкушал заслуженный, но, увы, недолгий отдых: максимум послезавтра он ожидал нового назначения.

Ким о себе говорил немного. Рассказал о "своей родине" -- Славии, о Новиграде, где якобы вырос и учился, сказал, что теперь он -- консультант Фонда развития традиционных культур и специалист по культуре России XVIII -- XX веков. Миша, ярый поклонник родной культуры, мечтательно закатил глаза и с гордостью сообщил, что знает наизусть двенадцать песен Высоцкого. Здесь это было настолько же круто, как если бы в конце XX века некий, скажем, русский летчик на память знал бы "Слово о законе и благодати" митрополита Иллариона. После второго наполнения литровых кружек появилась гитара, и они вдвоем совершенно немузыкально, но с огромным энтузиазмом проорали "В заповедных и дремучих..." в полном восторге друг от друга, после чего совершенно логично на столе явилась поллитра, соленые огурцы (как выяснилось, собственноручно растимые и засаливаемые Мишиной супругой) и горячие фаршированные перцы из Доставки. Миша совершенно искренне считал их исконно-посконным древнерусским блюдом, и у Кима не достало духу его разубедить. Миша некоторое время рассказывал Киму, что вообще-то практически не пьет, Ким рассказывал ему о себе то же самое, потом они пели "Спасите наши души", потом смахнули по скупой мужской слезе, потом на стол явилась еще одна поллитра, Миша вскрыл, случайно не уронив, вторую банку огурцов и, долго путаясь в кодах, все заказывал из Доставки что-то "абсолютно фантастическое и совершенно русское", оказавшееся на поверку вполне приличной квашеной капустой, в меру хрусткой, в меру едучей, в меру с маслом. Ким вполголоса полуспел-полупроговорил "Я -- Як-истребитель", чего Миша никогда не слышал, причем Ким предварительно объяснил, что это -- песня о пилотах; так что, когда он дохрипел ее, Миша уже рыдал в три ручья. Они добили вторую и долго договаривались, что третью не будут. За переговорами доели огурцы, капусту и остывшие перцы. Потом Миша, еще довольно твердо беря аккорды, спел еще что-то, Ким подпевал, но что именно -- не запомнил. Потом они было решили пить чай, но почему-то не собрались, а стали опять есть креветки и воблу. Потом Ким смущенно сказал, что почему-то совсем не в форме, на что Миша великодушно ответил, что Ким настоящий русский, держится отлично и что любого телемита, если он не сибирянин, такая доза валит почти насмерть, если они вообще ее осиливают, а худосочные портмены, например, ее и осилить не могут, и что Мише дико повезло с таким соседом, поскольку тут обитают в основном финны, ребята хорошие, но чужие, а он здесь уже семь лет живет и все без компании, хотя что он тут бывает-то, месяца два в году, три от силы. Они с грехом пополам поднялись, и Миша повел Кима домой, но его волосатая лапища больше мешала Киму идти, а не помогала, но Ким, как вежливый гость, ничего говорить ему об этом не стал. Примерно минут через пятнадцать (Миша все показывал прелести своего сада) они добрались до ворот и долго прощались. Как Ким дошел до своего дома -- он уже не помнил. Помнил, что упал на крыльце. Потом помнил, что объяснял Доставке, почему не будет сейчас ею пользоваться. Потом случайно нашел аптечку, приложил ко лбу сразу две таблетки алкофага, не смог подняться на второй этаж, рухнул в гостиной на диван, героическим усилием снял штаны, натянул на себя плед и отрубился.