«Тигр» охотится ночью - Виктория Дьякова

– Ты сейчас пойдешь к себе? – повернулась Маренн к Джилл.

– Да, мама, мне надо переодеться.

– Прикажете подавать обед?

– Да, думаю, пора, Женевьева. И не забудьте приплюсовать еще одну персону, – улыбнулась Маренн домоправительнице.

– Я помню, мадам. Кстати, я отнесла мадемуазель кофе, но она к нему так и не притронулась.

– Возможно, это и к лучшему. И еще, Женевьева, возьмите вот это, – Маренн достала из сумочки и протянула домоправительнице рамку с фотографией Штефана, которую ей передала в клинике Наталья. – Поменяйте стекло и поставьте на комод в моей спальне.

– Все будет исполнено, мадам. – Взяв фотографию, Женевьева несколько мгновений молча смотрела на нее, а потом тихо всхлипнула и вышла.

Мать с дочерью поднялись по лестнице на второй этаж. Джилл сразу прошла к себе, а Маренн остановилась у дверей бывшей комнаты Штефана и прислушалась: внутри царила тишина. Она постучала, но ответа не последовало. Тогда Маренн тихонько толкнула дверь, и та приоткрылась. Айстофель тотчас вскочил и приветственно замахал хвостом. «Тс-с!» – Маренн прижала палец к губам, и собака снова улеглась на ковер.

Наталья спала на диване, сжимая в руках рамку с детской фотографией Штефана. На столе, в золоченой чашке на подносе, стоял остывший кофе.

Маренн бесшумно приблизилась и осторожно присела на край дивана. Айстофель снова поднялся и подошел к ней. Женщина потрепала его по жесткой шерсти на загривке и, наклонившись к уху, шепнула: «Не шуми». Собака послушно уселась у ног хозяйки, с любопытством склонив голову набок.

«Ты его таким не знала, Натали, – грустно подумала Маренн, глядя на детскую фотографию Штефана. – Ты знала его только таким, каким он изображен на том фото, что ты вернула мне сегодня. Это я его помню разным: и ребенком, и подростком, и юношей… Ох, Штефан, сколько раз я представляла себе, как ты, приведя Натали в наш дом, спросил бы меня смущенно: “Как она тебе, мама?”. И я бы тебе обязательно ответила: “Она мне очень нравится, Штефан! Мы подружимся, не сомневайся”. Так оно и вышло: мы действительно с ней подружились. И теперь мы вместе, только тебя с нами, к сожалению, нет. Но знай, мы помним о тебе! И я, твоя мама, и Натали, твоя невеста».

Наталья всхлипнула во сне, и Маренн, чуть подавшись вперед, прикоснулась ладонью к ее щеке.

– Не бойся, моя девочка, я здесь, рядом.

Наталья действительно успокоилась и даже, как показалось Маренн, улыбнулась во сне. «Интересно, что ей снится? – подумала Маренн. – Впрочем, нетрудно догадаться: наверняка что-то, связанное со Штефаном».

Мадам не ошиблась: Наталье и в самом деле снился Штефан. Жаркое лето, ясный солнечный день у реки… Бросив черную пилотку в траву, он обнимал ее, и металлические буквы на воротнике мундира слегка холодили обнаженные плечи девушки. Потом, откинувшись на траве на спину, Штефан цитировал английского поэта, которого, как он сказал, любил его отец. Потом рассказывал о картинах, которые отец писал всю жизнь и которые считаются теперь национальным достоянием. Так они провели весь день. А рано утром пришел приказ о выступлении, и Штефан, спрыгнув с сеновала, убежал к своей машине. Поцеловал на прощание, пообещал: «Я тебя найду». Но нашел не он, нашла его она. Спустя год после разлуки. На поле танковой битвы под Прохоровкой. Нашла то, что осталось от Штефана – обожженный труп, пепел… Пепел… Штефан…

Вздрогнув, Наталья испуганно открыла глаза.

– Успокойся, я рядом, – Маренн взяла руку девушки и с нежностью прижала к своей груди. – Все будет хорошо, моя дорогая. – Приподнявшись, Наталья обняла женщину за шею и тихо заплакала. Маренн взяла из ее рук фото сына и, вздохнув, положила его на подушку. – Идем обедать, – ласково предложила она. – Женевьева наверняка уже накрыла стол. Я познакомлю тебя с Джилл, мы приехали вместе с ней. Кстати, ты уже думала, Натали, чем хотела бы заниматься здесь?

– Я вам говорила еще на Балатоне, что хочу, как и вы, стать доктором, – ответила Наталья, встав с дивана и подойдя к зеркалу, чтобы поправить волосы.

– Для этого надо учиться.

– Меня не пугают трудности. Я готова.

– Это хорошо, – улыбнулась Маренн. – Тем более что учиться никогда не поздно. К тому же в таком случае мне будет кому оставить свою клинику.

– Но я не знаю, с чего мне начать.

– Для начала надо поступить в Университет. Я помогу тебе подготовиться к экзаменам. А пока будешь работать у меня в клинике сестрой.

– Я не боюсь никакой работы! Даже самой трудной.

– Я знаю.

Взяв с диванной подушки фотографию Штефана, Наталья поставила ее на прежнее место и слегка дрогнувшим голосом негромко произнесла:

– Я буду помнить его всегда. И никогда больше не выйду замуж.

– Жизнь покажет, – мягко остановила ее Маренн. – Нам не суждено знать, что произойдет с нами завтра. Так что идем лучше обедать. Я слышала, Джилл уже спустилась вниз, а она очень хочет с тобой познакомиться.

– Я тоже хочу познакомиться с ней. Штефан часто рассказывал мне о Джилл.

– Наверное, о том, как они объедались пастилой в Чикаго? Или о том, как без моего разрешения убегали в зоопарк на соседней улице, чтобы поглазеть на фламинго?

– И об этом тоже, – улыбнулась Наталья.

– Они оба выросли с тех пор. Только Штефан останется теперь молодым навсегда… А Джилл долго болела после войны, но, по счастью, мне удалось ее вылечить. И лет ей сейчас уже больше, чем было Штефану, когда он погиб. Теперь она – старшая сестра… – Маренн смахнула слезу, выступившую на глазах. – Идем, Айстофель!

Лизнув ей руку, собака побежала вперед.

За обедом Наталья рассказала, как, чудом избежав ареста НКВД, сбежала с сестрой и гувернанткой из Ленинграда прямо по льду Финского залива, как потом они втроем нашли приют у бывшей фрейлины русской императрицы и как чуть позже прибыли наконец во Францию, в Лион. Поведала и о том, как, не поставив в известность ни сестру Лизу, ни бывшую гувернантку, заменившую когда-то им обеим мать, однажды утром она собралась и уехала из Лиона в Париж, чтобы найти фрау Ким…

7

– Док, подъем! – Капитан Роджерс тронул Наталью за плечо. – Выступаем!

Она нехотя открыла глаза. Перед мысленным взором все еще колыхались белые ромашки в руках Штефана, сорванные им на берегу реки, очень далекой от долины Иадранг…

– Что? – приподняла Наталья голову. – Утро? Гуки?

– Утро – да, а гуков пока нет, слава богу. – Роджерс наклонился и поцеловал ее в висок. – Вставай. Пора выдвигаться к посадочной зоне. Я уже отправил одно отделение вперед. Они пошли налегке, чтобы подготовить место для посадки вертолетов. Мы идем следом, отрываться надолго нельзя. Если вчера что-то было не так, прости…

– Что не так? – вяло улыбнулась Наталья. – Все так. Я же не ребенок. Где Ломбертс?

Опираясь на руку капитана, она опустила с лежанки одну ногу, и та тут же по щиколотку провалилась в сильно размокшую от дождя землю. Посмотрев вниз, Наталья в блеклом свете свечи увидела вокруг своей ноги бурую пену – за ночь земляной пол в палатке обильно пропитался кровью. По телу пробежал неприятный озноб.

– Гэри там, где ему и положено быть. – Роджерс помог Наталье подняться, земля отвратительно захлюпала под ногами. – Занимается ранеными. Двинемся как обычно периметром. Раненые – в центре.

– Поняла, кэп.

Вдвоем вышли из палатки. Небосвод уже посерел, предвещая скорый рассвет.

По приказу капитана группа солдат численностью примерно с взвод собралась в центре боевого периметра: им надлежало нести носилки с ранеными, которых санитары уже доставили из госпитальной палатки.

– Раненых, способных идти самостоятельно, – тоже в центр, – приказала Наталья Ломбертсу.

– Есть, мэм.

Сама же подошла к носилкам, начала осматривать раненых.

– Капельницу не снимать, – повернулась она к солдату, которому предстояло сопровождать носилки с тяжелораненым десантником. – Так и несите с капельницей. Держать строго вертикально. Пойдете последними. Смотрите под ноги. Если уроните или споткнетесь, в кровь может попасть воздух, и тогда случится тромб. Ясно?

– Да, мэм.

– Я пойду впереди группы. Гэри, вы – замыкающий. Следите, чтобы никто не отставал.

– Да, мэм.

– Дорога пойдет вниз, причем она довольно узкая. Так что всем соблюдать предельную осторожность, – объявил Роджерс.

То, что он назвал «дорогой», на деле оказалось проторенной лесной тропой, спускавшейся к подножию высоты вдоль лежавшего на земле длинного и огромного дерева. Макушка его была обращена вверх, к склону, а вырванные из земли корни вздымались массивным плотно переплетенным клубком, торча концами в разные стороны. Вывороченный вместе с корнями пласт земли образовывал некое подобие холма. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Наталья, цепляясь за торчащие корни, вскарабкалась на этот холм и прыгнула с него на ствол поваленного дерева. Оказавшись на своеобразном возвышении, смогла разглядеть, что дерево под ней было очень большим и могучим. В том месте, где верхняя часть дерева исчезала в густых джунглях, диаметр ствола наверняка превышал полтора метра, а у самого основания его толщина достигала и всех трех. Ничего подобного Наталья прежде никогда не видела.