Это было - Леонид Ленч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не могу не вспомнить о Борисе Егорове. Это был интересный писатель-сатирик. Семнадцатилетним мальчиком он со школьной скамьи добровольно ушел на войну, окончил военное училище, стал артиллеристом, командовал батареей.
Уже в Германии, на подступах к Берлину, отбивая атаку эсэсовцев за высоту, где стояла его батарея, Борис Егоров вызвал по радио "огонь на себя" и уложил чуть ли не весь их батальон. Атака эсэсовцев была отбита, но сам он был тяжело ранен.
За этот подвиг Борис Егоров был награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Умер он в расцвете творческих сил от паралича сердца.
После М.Г. Семенова журнал редактировал Евгений Пантелеевич Дубровин, автор сатирической повести "Грибы на асфальте" и юмористических произведений для детей старшего возраста. А потом его сменил на посту главного редактора "Крокодила" сатирический поэт Алексей Степанович Пьянов, до этого заместитель главного редактора журнала "Юность".
Я не стану оценивать работу "Крокодила" в последние годы - тут всегда уместно вспомнить вовремя совет такого умницы и блестящего русского сатирика, как Алексей Константинович Толстой:
Ходить бывает склизкоПо камешкам иным.Итак, о том, что близко,Мы лучше умолчим.
Я убежден лишь в одном: "Крокодил" жил, живет и будет жить. Решения XXVII съезда партии - программа действий для всех советских людей и организаций, а для сатирического журнала в особенности. Работы у "Крокодила" в XII пятилетке хватит, что называется, по горло. Пожелаю успеха любимому журналу и его новому редактору Алексею Степановичу Пьянову во всех начинаниях.
IVМихаил Ефимович Кольцов был назначен редактором "Крокодила" в 1934 году, и этот год стал для журнала переломным.
Журнал изменился и внешне, и внутренне, изменился к лучшему. В нем начали работать Ильф и Петров, сотрудничали Николай Адуев, Илья Сельвинский, Эмиль Кроткий (Эммануил Герман). Из молодых в журнал на штатную работу Кольцов пригласил меня, в то время разъездного корреспондента газеты "Водный транспорт". Впрочем, у меня к тому времени уже возникли творческие связи с Союзом писателей. Заместителем Кольцова по "Крокодилу" работал Л. Лагин - автор романа "Старик Хоттабыч", постоянными сотрудниками были В. Карбовская, Виктор Ардов, Г. Рыклин. А карикатуру блестяще представляли такие мастера, как А. Радаков, М. Черемных, К. Ротов, Ю. Ганф, А. Каневский, Л. Генч, М. Храпковский...
Что меня приятно поразило, когда я стал в журнале своим человеком, — это творческая дружеская спайка крокодильского коллектива. Крокодильцы любили свой журнал и, понимая все трудности работы в жанре сатиры, с какой-то особой бережной нежностью относились друг к другу.
Для меня некоторые из них были людьми полулегендарными, к таким я, например, причисляю Алексея Александровича Радакова. Этот удивительный художник и оригинальнейший человек с лицом старого индейского вождя - друг Аркадия Аверченко, был к тому же в свое время редактором "Галчонка", единственного в своем духе детского сатирического русского журнала. Издавал его тот же А.Т. Аверченко. На его обложке красовался симпатичный смешной носатый галчонок. Выходил "Галчонок" по воскресеньям, и мы с братом не могли дождаться прихода очередного воскресного утра, чтобы поскорее побежать на угол к знакомому старику газетчику за очередным свежим "Галчонком". И вот надо же было так сложиться в моей жизни, что уже в советское время я стал сослуживцем редактора "Галчонка".
Алексей Александрович Радаков был типичный старый "богемщик": всякие заботы и хлопоты о бытовом преуспевании были ему чужды и противны. Однажды он меня встретил на улице и затащил к себе в гости - в маленькую комнатку в коммунальной квартире где-то на теперешнем Калининском проспекте. Он познакомил меня с молчаливой женщиной "со следами былой красоты" на лице и печальными глазами; обращаясь к ней, Радаков называл ее на "вы" и по имени-отчеству. Он захотел угостить меня стаканом красного вина - початая бутылка стояла на столе в полупустой убогой комнатенке, но тут выяснилось, что в распоряжении хозяина имеется на троих лишь два стакана. Радаков пригляделся и нашел выход: он вытащил из стакана с зубными щетками, стоявшего на подоконнике, все его вооружение и налил себе вина туда. Мы чокнулись и выпили за "Крокодил".
Совсем другим человеком был Михаил Михайлович Черемных, во всем крупномасштабный: и во внешности, и в творчестве, в особенности в плакате - тут он особенно преуспел. Его жена Нина Александровна, такая же, как и ее муж, — рослая, крупная, красивая женщина. Она делала под плакаты Михаила Михайловича короткие, броские стихотворные подписи, что способствовало их успеху.
Я любил бывать у Черемныхов в их уютной маленькой квартире, слушать рассказы Михаила Михайловича о Сибири, о его творческих общениях с В. В. Маяковским. Прекрасная это была супружеская пара!
Константин Павлович Ротов - Костя Ротов, гордость "Крокодила", самый, пожалуй, смешной крокодилец-рисовалыцик. Ротов обладал большим чувством юмора, и он проявлялся у него буквально на каждом шагу и в самой неожиданной форме. Запомнился мне такой, например, эпизод. Однажды на темное совещание в журнале явился Николай Альфредович Адуев. Почему-то пришел поэт на костылях - где-то ухитрился повредить ногу. Тем не менее он был так же громогласен, как всегда, и особенно эффектен со своей бородкой клинышком и при костылях. Костя Ротов тут же вырезал из бумаги белый крестик и к нему как бы георгиевскую черно-желтую бумажную ленточку и незаметно прикрепил этот знак отличия сзади на адуевский пиджак. Мы все буквально помирали от смеха, глядя на поэта с Георгием на заду, а он ничего не подозревал. Но когда узнал причину нашего смеха, не обиделся, а стал хохотать вместе со всеми.
Юлий Абрамович Ганф, элегантный и остроумный человек, был не только изобретательным художником-карикатуристом, но и первоклассным темистом. Самые острые и самые смешные темы для карикатур "Крокодила" - плод сатирической фантазии Ю. А. Ганфа.
Помню, как однажды он обратился ко мне и сказал:
- Леонид Сергеевич, вы знаете, какой народ на свете самый воинственный?
- Не знаю, — сказал я.
- Финны, — сказал невозмутимо Ганф, — они даже ночью не расстаются с финками, так и спят с ними!
Аминадав Каневский был иллюстратором одной из моих первых книг рассказов, и я вспоминаю его с добрым чувством.
Хочется мне вспомнить здесь и Генча, отличного художника-карикатуриста и очень доброго и простодушного человека. Настоящая фамилия Генча была Генч-Оглуев. Его не то отец, не то дядя, богатый нахичеванский (кажется) армянин, был близким приятелем моего отца, и когда отец умер в возрасте 43 лет от сыпного тифа, будучи главным врачом ростовского эвакогоспиталя, вручил маме довольно крупную по тем временам сумму денег, чтобы поставить на ноги меня и моего старшего брата Дмитрия, студента Ростовского университета. Мы и жили на эти деньги, потому что после смерти отца оказались без всяких средств к существованию, — наша квартира и все имущество остались в Петрограде-Ленинграде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});