История античного атлетизма - Юрий Шанин

Третий тип калокагатии выработало греческое рабовладельческое мещанство. Литературным выразителем мещанской калокагатии был Ксенофонт.

Полнокровность и гармоническое изящество произведений древнегреческого классического искусства родились как синтез того лучшего, что могли дать все три типа эллинской калокагатии. Все это никогда не нашло б своего истинного выражения вне Олимпийских игр и прочих эллинских агонов.[66]

Естественно, что классическая калокагатия как основа греческой скульптуры должна была выражать и выражала гармонию тела и души. Ее непременным условием было могучее, красивое, пропорциональное, тренированное тело и выступления на стадионах во славу города и предков.

Но уже в эпоху расцвета классической калокагатии созревали зерна ее критики (Ксенофан, Сократ, Еврипид, Исократ).

Целенаправленное же и всесторонне обоснованное наступление на однобокие «добродетели» атлетов повели киники. Идеологи демоса, лишенного возможности постоянно тренироваться в гимнасиях, киники едко высмеивали такую «добродетель», как умение свалить ударом кулака своего партнера-агониста.

Стандартному идеалу «прекрасного и доброго» киники противопоставляли свою концепцию мудреца, воплотившуюся в образах Сократа, а затем – Диогена. Они отождествляют понятия σοφος = καλὸς κἀγαθός = ανηρ αγαθος (доблестный муж). Все эти термины равно выражают один и тот же общественный и нравственный идеал – конечную цель кинического воспитания.

Низы греческого общества устами своих идеологов выражали собственное духовное превосходство, доказывая, что их трудолюбие и ум выше калокагатии высокомерных аристократов.[67]

Постулат духовной красоты человека – самое ценное в учении этих философов (Диоген Лаэртский, Дион Хрисостом, Кратет, Антисфен и другие). Однако подробней взгляды киников мы раскроем при рассмотрении педагогических воззрений эллинских мыслителей.

В Древней Греции существовали, если можно так выразиться, многочисленные атлетические династии, где сыновья подхватывали олимпийскую эстафету отцов. Достаточно вспомнить уроженца острова Родос кулачного бойца Диагора, братья, дети и внуки которого тоже стали олимпиониками. Ведь легендарная Каллипатера-Ференика также была дочерью Диагора, что, как рассказывали древние, спасло ее от наказания за появление на Олимпийском стадионе.[68] В списках победителей фигурируют Демодок и его сын Анаксагор из Арголиды, Пурфей и его сын Пурфей из Афин и многие другие отцы и сыновья.

А вот еще один замечательный штрих. Подобно тому как былинный богатырь выступает в одиночку против целого войска, в так называемой Ламийской войне от ахейцев участвовал только борец Хилон, который официально был приравнен к целому отряду. Этот случай не является чем-то исключительным в практике войн того времени и лишний раз говорит об уважении и популярности, какими пользовались у греков лучшие атлеты.

Обязательной принадлежностью каждого гимнасия были гермы.[69] С детства доказавший свою ловкость, хитрость и силу, Гермес официально считался богом-покровителем молодых атлетов. На его помощь они возлагали надежды перед борьбой или состязанием в беге.

Многочисленные мифы рассказывают не только о силе, но и о быстроте ног Ахилла, который без собак настигал оленей. Прекрасным стрелком из лука считался Аполлон. Как видим, на греческом Олимпе атлетов было немногим меньше, чем в Олимпии.

Культ юноши-атлета, господствовавший в Элладе властно распространялся и за пределы Греции. Даже египтяне, тщательно ограждавшие себя от иноземных влияний, «…по эллинскому образцу устраивают в честь Персея гимнастические состязания всякого рода, назначая в награду (победителям) головы скота, плащи и звериные шкуры».[70]

Если в «послужном списке» эллина числились спортивные победы, то его биограф (или писатель, просто упоминающий о нем) не проходил мимо этого факта. Например, говоря о помощи аргивян эгинянам в войне против афинян, Геродот писал: «…около 1000 добровольцев под предводительством Еврибата, искусного борца в пятиборье, прибыло на остров».[71] Более того, характеризуя влияние и значение античных игр, В. В. Латышев отмечал: «Эти состязания пользовались большим уважением, и победа ценилась так высоко, что первые сановники государства почитали за честь принимать участие в них, с гордостью записывая в официальных документах свои победы»,[72]

О том, насколько стремился каждый грек увидеть свое имя на мраморной стеле стадиона, красноречиво свидетельствует один из рассказов Геродота. Когда изгнанный из Афин Кимон одержал на Олимпийских играх победу в беге колесниц и разрешил Писистрату провозгласить себя победителем, тот позволил ему за это вернуться на родину.[73] В данном случае гипноз олимпийской славы оказался сильней личных и политических симпатий и предубеждений…

Нас и сейчас восхищают своим совершенством произведения древнегреческих скульпторов. Почти каждая статуя того времени – безукоризненное изображение не менее безукоризненного человеческого тела. Можно смело утверждать, что в большинстве случаев скульптору не приходилось фантазировать: он всегда имел перед глазами сотни людей, развитых гармонично и красиво. Однако, если посмотреть глубже, дело не ограничивалось идеальными формами, как это может показаться на первый взгляд. По своему замыслу древнегреческая скульптура символична и всеобъемлюща. «Идея красоты человека в понимании греков классической эпохи была неразрывно связана с понятием гражданской доблести. Центральное место в скульптуре V века до н. э. занимает образ юноши-атлета, гражданина, воина и защитника отечества».[74]

Олимпийский стадион в дни торжеств охотно посещали лучшие люди Эллады. Здесь встречались друзья, глашатаи во всеуслышание объявляли о государственных решениях, поэты читали свои стихи.

Насколько велика была слава олимпионика, настолько опозоренным считался струсивший или даже просто потерпевший поражение атлет. Побежденные пробирались домой самыми окольными путями, часто ночью, чтобы встретить как можно меньше людей – свидетелей их позора.

Греки едко высмеивали тех, кто не закалял свое тело упражнениями, преждевременно толстел и вообще не соответствовал гражданскому идеалу. Неоднократно отражалась эта тенденция и в литературе. Вспомним слова Диониса в «Лягушках» Аристофана:

…до колик на дняхЯ смеялся на празднике Панафиней:Вздумал в беге участвовать кто-то кривой,Белотелый и пухлый.[75]

Трудно перечислить все те почести, которые воздавались атлету-победителю. Кроме всех наград, в родном городе под портиком выставлялось его изображение в красках, в честь олимпиоников и победителей других панэллинских игр чеканились особые монеты; он был первым кандидатом на почетные общественные должности, для победителя всегда оставлялись первые места в театре, на праздниках и…на поле боя. Но всегда наивысшей и самой желанной наградой оставался венок победителя (как из ветвей священной оливы, так и пальмовый, сосновый, из петрушки, сельдерея, лавра и др.).[76]

Атлет, увенчанный в Олимпии трижды (олимпионик), или периодоник (победитель на четырех главных играх в течение одного четырехлетнего периода) могли поставить в Олимпии свое изображение. Часто это делали их соотечественники. Некоторые особенно выдающиеся атлеты еще при жизни почти обожествлялись. Так, периодоник Эфиалий имел право приносить своему золотому изображению жертвы, как статуе бога (Павсаний, Фукидид, Геродот, Элиан).

Впрочем, известны случаи, когда в Альтисе устанавливали статуи и простых олимпиоников, что оговаривалось в надписях на пьедестале. Нельзя не вспомнить и о таком общеизвестном факте: когда олимпионик возвращался с наградами домой, соотечественники разбирали крепостную стену и через необычный проход атлет торжественно вступал в родной город. Этим давали понять, что городу, в котором живет такой герой, не нужны каменные стены: атлет сам защитит земляков от любого врага.[77]

Павсаний пишет: «На одной из дорог, ведущих в Орхомен, есть так называемый стадион Лада, на котором Лад упражнялся в беге».[78]

О легендарном спартанском бегуне Ладе рассказывали, что он проносился по тренировочной дорожке с неимоверной быстротой: даже не оставляя следов на песке (!). Но, кроме того, что у Павсания мы нашли первое упоминание о «персональном стадионе»,

известно: статуя Лада была одной из самых прославленных скульптур Мирона. Так нередко на агонистической почве переплетались легенды и вполне реальные факты.