Том 2. Стихотворения (Маленькие поэмы) - Сергей Есенин

Февраль 1919

Кобыльи корабли*

Если волк на звезду завыл,Значит, небо тучами изглодано.Рваные животы кобыл,Черные паруса воронов.

Не просунет когтей лазурьИз пургового кашля-смрада;Облетает под ржанье бурьЧерепов златохвойный сад.

Слышите ль? Слышите звонкий стук?Это грабли зари по пущам.Веслами отрубленных рукВы гребетесь в страну грядущего.

Плывите, плывите в высь!Лейте с радуги крик вороний!Скоро белое дерево сронитГоловы моей желтый лист.

Поле, поле, кого ты зовешь?Или снится мне сон веселый —Синей конницей скачет рожь,Обгоняя леса и села?

Нет, не рожь! Скачет по́ полю стужа,Окна выбиты, настежь двери.Даже солнце мерзнет, как лужа,Которую напрудил мерин.

Кто это? Русь моя, кто ты? Кто?Чей черпак в снегов твоих накипь?На дорогах голодным ртомСосут край зари собаки.

Им не нужно бежать в «туда»,Здесь, с людьми бы теплей ужиться.Бог ребенка волчице дал,Человек съел дитя волчицы.

О, кого же, кого же петьВ этом бешеном зареве трупов?Посмотрите: у женщин третийВылупляется глаз из пупа.

Вон он! Вылез, глядит луной,Не увидит ли помясистей кости.Видно, в смех над самим собойПел я песнь о чудесной гостье.

Где же ты? Где еще одиннадцать,Что светильники сисек жгут?Если хочешь, поэт, жениться,Так женись на овце в хлеву.

Причащайся соломой и шерстью,Тепли песней словесный воск.Злой октябрь осыпает перстниС коричневых рук берез.

Звери, звери, приидите ко мне*В чашки рук моих злобу выплакать!Не пора ль перестать лунеВ небесах облака лакать?

Сестры-суки и братья-кобели*,Я, как вы, у людей в загоне.Не нужны мне кобыл кораблиИ паруса вороньи.

Если голод с разрушенных стенВцепится в мои волоса,—Половину ноги моей сам съем,Половину отдам вам высасывать.

Никуда не пойду с людьми,Лучше вместе издохнуть с вами,Чем с любимой поднять землиВ сумасшедшего ближнего камень.

Буду петь, буду петь, буду петь!Не обижу ни козы, ни зайца.Если можно о чем скорбеть,Значит, можно чему улыбаться.

Все мы яблоко радости носим,И разбойный нам близок свист.Срежет мудрый садовник-осеньГоловы моей желтый лист.

В сад зари лишь одна стезя,Сгложет рощи октябрьский ветр.Все познать, ничего не взятьПришел в этот мир поэт.

Он пришел целовать коров,Слушать сердцем овсяный хруст.Глубже, глубже, серпы стихов!Сыпь черемухой, солнце-куст!

Сентябрь 1919

Сорокоуст*

А. Мариенгофу*

Трубит, трубит погибельный рог!Как же быть, как же быть теперь намНа измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,Не хотите ль пососать у мерина?

Полно кротостью мордищ праздниться,Любо ль, не любо ль, знай бери.Хорошо, когда сумерки дразнятсяИ всыпают вам в толстые задницыОкровавленный веник зари.

Скоро заморозь известью выбелитТот поселок и эти луга.Никуда вам не скрыться от гибели,Никуда не уйти от врага.

Вот он, вот он с железным брюхом,Тянет к глоткам равнин пятерню,Водит старая мельница ухом,Навострив мукомольный нюх.И дворовый молчальник бык,Что весь мозг свой на телок пролил,Вытирая о прясло язык,Почуял беду над полем.

Ах, не с того ли за селомТак плачет жалостно гармоника:Таля-ля-ля, тили-ли-гомВисит над белым подоконником.И желтый ветер осенницыНе потому ль, синь рябью тронув,Как будто бы с коней скребницей,Очесывает листья с кленов.Идет, идет он, страшный вестник,Пятой громоздкой чащи ломит.И все сильней тоскуют песниПод лягушиный писк в соломе.О, электрический восход,Ремней и труб глухая хватка,Се изб древенчатый животТрясет стальная лихорадка!

Видели ли вы,Как бежит по степям,В туманах озерных кроясь,Железной ноздрей храпя,На лапах чугунных поезд?

А за нимПо большой траве,Как на празднике отчаянных гонок,Тонкие ноги закидывая к голове,Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,Ну куда он, куда он гонится?Неужель он не знает, что живых конейПобедила стальная конница?Неужель он не знает, что в полях бессиянныхТой поры не вернет его бег,Когда пару красивых степных россиянокОтдавал за коня печенег?По-иному судьба на торгах перекрасилаНаш разбуженный скрежетом плес,И за тысчи пудов конской кожи и мясаПокупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!Наша песня с тобой не сживется.Жаль, что в детстве тебя не пришлосьУтопить, как ведро в колодце.Хорошо им стоять и смотреть,Красить рты в жестяных поцелуях,—Только мне, как псаломщику, петьНад родимой страной «аллилуйя».Оттого-то в сентябрьскую скленьНа сухой и холодный суглинок,Головой размозжась о плетень,Облилась кровью ягод рябина.Оттого-то вросла тужильВ переборы тальянки звонкой.И соломой пропахший мужикЗахлебнулся лихой самогонкой.

Август 1920

Исповедь хулигана*

Не каждый умеет петь,Не каждому дано яблокомПадать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь,Которой исповедуется хулиган.

Я нарочно иду нечесаным,С головой, как керосиновая лампа, на плечах.Ваших душ безлиственную осеньМне нравится в потемках освещать.Мне нравится, когда каменья браниЛетят в меня, как град рыгающей грозы.Я только крепче жму тогда рукамиМоих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминатьЗаросший пруд и хриплый звон ольхи,Что где-то у меня живут отец и мать,Которым наплевать на все мои стихи,

Которым дорог я, как поле и как плоть,Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.Они бы вилами пришли вас заколотьЗа каждый крик ваш, брошенный в меня.

Бедные, бедные крестьяне!Вы, наверно, стали некрасивыми,Так же боитесь Бога и болотных недр.О, если б вы понимали,Что сын ваш в РоссииСамый лучший поэт!

Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,Когда босые ноги он в лужах осенних макал?А теперь он ходит в цилиндреИ лакированных башмаках.

Но живет в нем задор прежней вправкиДеревенского озорника.Каждой корове с вывески мясной лавкиОн кланяется издалека.И, встречаясь с извозчиками на площади,Вспоминая запах навоза с родных полей,Он готов нести хвост каждой лошади,Как венчального платья шлейф.

Я люблю родину.Я очень люблю родину!Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.Приятны мне свиней испачканные морды

И в тишине ночной звенящий голос жаб.Я нежно болен вспоминаньем детства,Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.Как будто бы на корточки погретьсяПрисел наш клен перед костром зари.О, сколько я на нем яиц из гнезд вороньих,Карабкаясь по сучьям, воровал!Все тот же ль он теперь, с верхушкою зеленой?По-прежнему ль крепка его кора?

А ты, любимый,Верный пегий пес?!От старости ты стал визглив и слепИ бродишь по двору, влача обвисший хвост,Забыв чутьем, где двери и где хлев.О, как мне дороги все те проказы,Когда, у матери стянув краюху хлеба,Кусали мы с тобой ее по разу,Ни капельки друг другом не погребав*.

Я все такой же.Сердцем я все такой же.Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.Стеля стихов злаченые рогожи,Мне хочется вам нежное сказать.

Спокойной ночи!Всем вам спокойной ночи!Отзвенела по траве сумерок зари коса…Мне сегодня хочется оченьИз окошка луну обоссать.

Синий свет, свет такой синий!В эту синь даже умереть не жаль.Ну так что ж, что кажусь я циником,Прицепившим к заднице фонарь!Старый, добрый, заезженный Пегас,Мне ль нужна твоя мягкая рысь?Я пришел, как суровый мастер,Воспеть и прославить крыс.Башка моя, словно август,Льется бурливых волос вином.Я хочу быть желтым парусомВ ту страну, куда мы плывем.

Ноябрь 1920