Жизнь ни за что. Книга первая - Алексей Сухих

Потом он вышел из-за стола, неторопливо накинул пальтишко, взял школьную сумку и выскользнул за дверь. В доме было слышно, как хлопнула калитка.

– Спаси, сохрани, господи, – сказала мать и перекрестилась. Отец повернулся и отрывного сорвал с настенного календаря листок вчерашнего дня. Новый день нарисовался круглой пятёркой.

Школа была в километре от Лёнькиного дома, но на прямом пути к ней находилась многопутевая отстойно – сортировочная станция. Лёнька не любил ходить по путям, где составы трогались неожиданно, и всегда надо было оглядываться по всем сторонам. И потому шёл на переходной мост, хотя это и удлинняло дорогу в два раза. Школа его была лучшим зданием городка. В нём всего – то было три средних школы. Но эту строила железная дорога перед войной и вложила в неё всё лучшее, что могла дать Советская власть детям. Она была белокаменной в три высоких этажа и широкими окнами в классных комнатах, выходящими на южную сторону, в какой бы части здания эти классы не находились. Были в школе и актовый и спортивный залы, и специальные кабинеты физики и химии. И оборудована была на все сто! Был даже радиоузел, через который ежедневно транслировалась школьная радиогазета. На территории школы была спортивная площадка, где и в футбол можно было поиграть и тенистый сквер в гектар, где на скамейках посиживали парами и целовались старшеклассники. И сад – огород для ботаников и биологов.

Многочисленные кружки и спортивные секции обогащали школьников знаниями и умением по интересам. Лёнька строил авиамодели и играл в шахматы, неоднократно защищая честь школы. В этой школе учились все дети Ивана Макаровича, который до войны работал на железной дороге. И самый старший, который был призван из десятого класса на фронт, и Лёнькины сёстры, и другой старший, ленинградец, который неоднократно говаривал, что такую школу и в самом Питере поищешь, прежде чем найдёшь. И когда преподаватель физики, фронтовик Николай Максимович, говорил, что партия большевиков и Советское правительство делает всё возможное и невозможное, чтобы народы Советского Союза были образованные и цивилизованные, чтобы дети рабочих и крестьян заняли все высоты в труде и науке, Лёнька и все остальные школяры верили ему безоговорочно. Вокруг было дело, а не слова. Лёнькины родители, которые окончили только церковно-приходские школы, и не могли помочь детям в учёбе, имели прекрасные души и наставляли детей, говоря, что раз новая власть дала вам возможность учиться, то мы всей жизнью своей поможем своим детям получить образование, только вы сами старайтесь. И дети старались. Сёстры уже получили высшее образование, брат заканчивал. И оставался только Лёнька. И он знал, всё зависит от него. И четвёрки в его дневнике были редкими палочками среди округлых пятёрок. И другие дети рабочих и крестьян старались. И старания вознаграждались. Половина выпускников школы ежегодно поступала кто в гражданские, кто в военные вузы в самых различных городах, не пропуская и учебные заведения обеих столиц.

Вот в эту школу и бежал пятого марта 1953 года семиклассник Лёнька Сугробин. Бежал в школу четырнадцатилетний мальчик обеспокоенный болезнью вождя, вступлением в комсомол и подготовкой к экзаменам, которые в седьмом классе, как в выпускном для неполной средней школы, должны были состояться по одиннадцати предметам. Но экзамены были небольшой тревогой. К ним все привыкли: уже в четвёртом классе было четыре экзамена за начальную школу. А вот Сталин?! Как же он так мог заболеть?! Как без него?

Три урока прошли, как и во все последние дни – негромко, не шумно. В начале четвёртого урока включилось школьное радио и голос директора объявил построение всей смены на общую линейку. Классная руководительница, учительница географии, чей урок и был прерван объявлением, подняла учениов и «Седьмой – А» проследовал в широкий коридор первого этажа, где всегда состоялись общешкольные построения. Несколько минут шеренги стояли молча и ждали. Потом в голове строя появились директор и парторг. Парторг Николай Максимович, учитель физики, боевой офицер, на занятия ходил в гимнастёрке с орденами Красного знамени и Красной звезды. Ученики его любили, потому что физику он иллюстрировал примерами из практической жизни. И многие школьную теорию успешно применяли в обиходе, и оттого физика становилась ещё интереснее. Сейчас он был бледен и, как показалось Лёньке, растерян. Прошла ещё минута. Наконец Николай Максимович западающим голосом произнёс:

– Дорогие ребята! Большая беда случилась. Сегодня умер наш вождь и учитель, наш великий руководитель и вдохновитель всех побед советского народа Иосиф Виссарионович Сталин.

Слова давались Николаю Васильевичу с большим трудом. Он всхлипнул. Две или три девчонки ударились в рёв. Остальные стояли молча, многие шмыгали носами и даже гордые десятиклассники тёрли глаза. Лёнькина классная стояла у окна напротив своего класса и, достав платочек, всхлипывала.

– Дорогие ребята! – взял слово директор. – Сегодня занятий больше не будет. Нет сил никаких, и разум ещё ничего не приемлет. Идите домой. И безнадёжно махнув рукой, директор взял под руку парторга, и они пошли в директорский кабинет, сгорбившись и став ниже ростом.

Ни с кем общаться Лёньке не хотелось, и он сразу вернулся домой. Отец читал газету и дымил толстой самокруткой.

– Умер вождь-то!? – толь спросил, толь сказал он, когда сын появился в комнате.

– Умер, – буркнул Дёнька. – Как вот теперь?

– Не дрейфь! Было бы кем править, а правители найдутся, – сказал отец и выпустил клуб дыма, заполнивший половину комнаты.

Лёнька проглотил слюну и промолчал. Иван Макарович воевал три года за Россию с немцами в первую империалистическую, потом воевал в гражданскую в Красной армии на разных фронтах и уволился только в 1921 году уже из первой конной, сумев уцелеть после её рейда в панскую Польшу. Его направляли на курсы красных командиров, но он устал от войны. И хотя ему не пришлось больше учиться, а только ещё повоевать в Великую отечественную, ум его был ясен, а огромный жизненный опыт, после личного участия во всех великих катаклизмах великого века, формулировал его слова чётко и справедливо. Лёнька редко разговаривал с отцом о прошлом. Зная основные вехи его жизни, его родных и родных матери, он понимал, что все они приняли новую власть как свою. И «последыш» родился самых «красных» кровей. Старший брат отца в суровые двадцатые годы был начальником уездной милиции, два брата матери были председателями колхозов, младший брат отца стал кадровым военным и в оккупированном Берлине был какой-то шишкой при коменданте. Но отец у Лёньки видал, испытал и знал о своей эпохе больше многих. Знал то, о чём не пишут в книгах и тем более в учебниках. Знал и больше молчал, чем говорил. А сейчас сказал, что правители найдутся, и Лёнька не вякнул, хоть сердце его обливалось кровью от печали по великому Сталину. И он не понимал, как это страна будет жить без Сталина. Он вздохнул, бросил сумку с учебниками под стол и достал с полки книжку рассказов любимого им Джека Лондона.

Через несколько дней тело умершего вождя положили в мавзолей рядом с телом Ленина. На мавзолее изменили надпись. В момент установления гроба в мавзолей великая страна на пять минут замерла: остановились поезда, корабли, автомобили, остановились пешеходы. Лёнька в этот день в школу не пошёл. Он стоял у дома и слушал, как пять минут над станцией железной дороги гудели на все лады десятки паровозов, гудели остановившиеся автомобили, ревели заводские гудки. Было торжественно и мрачно.

Спустя месяц всех четырнадцатилетних в райкоме принимали в комсомол. Секретарь райкома, уже взрослый сложившийся мужчина, сказал:

– Ребята! Запомните, в какое время вы вступаете. В 1924 году, когда умер Ленин, партия объявила ленинский призыв в партию и приняла сотни тысяч рабочих и крестьян, чем частично и восполнила невосполнимую потерю. Сейчас комсомол объявил сталинский призыв, и вы птенцы сталинского призыва. Успехов вам в строительстве коммунизма.

Ребята искренне верили в Сталина и его дело и были согласны с секретарём. Неизвестным чувством каждый понимал, что ушёл из жизни совсем непростой человек. Они не смотрели через розовые стёкла учебников на свою жизнь и жизнь окружающего мира. Они видели ужасающую бедность деревни, посёлков, своего городка и понимали, что так везде. Сугробин весело смеялся над грустной частушкой:

С неба звёздочка упала прямо мне в калошину!Три колхозницы плясали за одну картошину…

Но понимал, что стране, в которой сельское хозяйство было выжжено войной от Мурманска до Каспия, а две трети мужиков домой не вернулись с войны, было просто негде взять продовольствие в достатке. Спасение было в том, что население на 80% жило на селе или в частных домиках в городах и рабочих посёлка. За счёт приусадебных участков и содержанием при себе скотины и птицы и выжило тогда население страны.