Дело чести - Дэвид Вебер

— Да, сэр, — сказал Кингсфорд еще раз, и он знал, что его командир был прав. В конце концов данная концепция лежит в основе всей стратегической доктрины военного флота. Но как бы сильно он не был согласен с НФО, его мозг все еще продолжал работать на прерванным высказыванием Раджампета "кроме того…". Что-то в нем его беспокоило, но что именно…?

Потом он вспомнил.

Интересно… Упоминал ли он Сандру Крэндалл и её оперативную группу? И пока я задаюсь вопросом, какое он имеет отношение к её развертыванию в секторе Мадраса?

Он мобилизовал весь свой самоконтроль, чтобы не прищурить глаза, поскольку сейчас определенно было не то время, чтобы задавать любой из этих вопросов. И даже если бы он спросил, то ответы — даже предполагая, что Раджампет ответит ему честно — только вызвали бы новые вопросы. Более того, как бы глубоко не был бы в этом замешан Раджампет, НФО был прикрыт. Назначение Бинга хотя и не было определенно общепринятой практикой, не было и полностью неоправданным. Оно был понятным в связи с битвой за Монику, а так же все обвинения и контр-обвинения, которые были этим порождены. И в равной степени Крэндалл была свободна в выборе, в пределах разумного, где проводить учения своей оперативной группы. Так что если так случилось, что она выбрала систему Макинтош для учений "Зимний фураж" (или как там она решила их назвать в конце концов), и если так оно и было, то значит оперативная группа 496 была едва ли не в пятидесяти световых годах от системы Майерс, что вовсе не обязательно указывает на какой-либо заговор со стороны Раджампета.

Уверен, это не так, подумал он. И я буду держать пари, что ответ на мой первый вопрос тоже. Чёрт, нет, он не рассказал им. И чтобы не произошло он прикрылся, потому что к этому времени она несомненно принимала собственные решения, что ей делать, и у него не было возможности вовремя отдать приказ, чтобы остановить её. Так в самом деле, не было никакого смысла рассказывать им, не было ведь?

Уинстон Кингсфорд не командовал космическим флотом за последнии десятилетия, но он обладал достаточным опытом по части извилистых и ковырных маневров бюрократии Солнечной Лиги. И он был хорошо осведомлен о том, как сильно возмущало Раджампета его собственное исключение из маленького и уютного гражданского мирка, который фактически руководил Лигой. Реальная власть министра обороны Такетомо была не больше, чем у любого другого члена кабинета министров, который теоретически и управлял Лигой. Но Оборона была (или, проклятье, во всяком случае должна была быть) по крайней мере такой же важной, как Торговля, Образование или Информация. Во всяком случае он имел достаточно большой бюджет, который был необходимо достаточным для процветания и стабильности Лиги. До сих пор Раджампету было отказано в его месте во главе стола и это его чертовски раздражало.

Но если мы ввяжемся в действительно настоящую войну в первый раз за три или четыре сотни лет, все это должно поменяться, не так ли? Думал Кингсфорд. Интересно, сколько людей Раджани готов убить, чтобы добиться этого?

Не смотря на свое беспокойство, Кингсфорд чувствовал определенное завистливое восхищение. Всегда, конечно, оставалась возможность, что он ошибается. В самом деле, он бы не подумал, что Раджампет как-либо им манипулирует. Но это было не так, раз Кингсфорд не чувствовал ни малейших причин выражать недовольство. В конце концов, если бы Раджампета сняли, то его наследником был бы Кингсфорд, что повысило бы его престиж и реальное политическое влияние. И если все для них пойдет хуже, вины Кингсфорда в этом не будет. Все что он делал, было тем, что ему поручали сделать его законные руководители.

Ему даже никогда не приходило в голову, что в большинстве звёздных наций, как он подозревал, действия Раджампета являлись бы предательством. Впрочем, согласно букве конституции Солнечной Лиги, они так же представляют собой измену — или во всяком случае "серьезные преступления и правонарушения", что несет за собой такое же наказание. Но конституция была мёртвой буквой практически с того самого момента как засохли чернила, которыми она была написана. И то, что в каких-либо других далёких, далёких звёздных государствах называлось "изменой", в Солнечной Лиге было просто обычным порядком вещей. И в конце концов кто-либо так или иначе это проделывает.

— Хорошо, сэр, — сказал он, говоря для записывающих устройств, которые, он знал, фиксируют каждое сказанное слово, — Я не могу сказать, что с нетерпением ожидаю размышлений насчет убийства наших людей, но, я боюсь, вы вероятно действительно правы о надеждах ваших гражданских коллег. Надеюсь, что нет, конечно, но все что происходит, вы определённо правы, затрагивает наши внутренние приоритеты. Если вся эта ситуация рванёт так, как потенциально может рвануть, то лучше уж мы будем готовы реагировать быстро и жёстко.

— Именно так, — твёрдо кивнул Раджампет.

— В таком случае, я бы предпочёл уже передать технические данные в УРФ. Я знаю, вы хотите сами разссказать Курлу-Хейнцу о Карлотте, сэр, но я боюсь, что нам нужно очень бысто пошевеливаться, если мы хотим получить к завтрашнему утру эти модели и аналитические выводы.

— Намёк понят, — сказал Раджампет с натянутой улыбкой. — Глава в своем офисе. Я соединюсь с ним, пока вы идете к себе. Как бы то ни было, вероятно будет хорошей идеей дать ему что-то еще, чтобы раздумывал как можно быстрее.

Елизавета III сидела в её любимом старомодном кресле в Башне Короля Майкла. Трёхметровая рождествеская ёлка (в этом года грифонская игло-листовая) стояла посередине комнаты в полном великолепии своих украшений, охраняя семейные подарки, кучей сваленные под её ветвями. Её смолистый специфический запах наполнял воздух успокаивающим благоуханием, почти как действующий на подсознание наркотик, что довёл до совершенства тишину и покой, которая казалось всегда окружала Короля Майкла. И именно по этой причине ёлка была именно здесь, а не где-то еще в Королевском Дворце. Приземистая, древняя каменная башня, расположенная посреди солнечных садов и фонтанов дворца была постоянным утешением для Елизаветы в её зачастую хаотичном мире. Она часто размышляла не это ли было причиной, по которой башня стала местом уединения для неё и её семьи. Она так же могла вести здесь оффициальные дела, так как монарх, который являлся главой государства никогда по-настоящему не бывал "вне службы". Но даже с деловыми намерениями Башня Короля Майкла была открыта только для её семьи и её личных друзей.

И для некоторых людей, которые становятся и тем, и тем, подумала она, глядя на высокого адмирала с миндалевидным разрезом глаз, которая сидела на подоконнике напротив неё. Её длинные ноги были выпрямленны, а её спина подпирала одну из стен глубокого оконного проёма.

— Итак, — сказала королева, — что же ваш друг Стейси должна была рассказать вчера за ланчем?

— Мой друг? — адмирал леди дама Хонор Александер-Харрингтон изогнула одну бровь.

— Я думаю, это справедливый выбор существительного. — Улыбка Елизаветы была более чем немного едкая. — Знаете, никто не дал бы очень высоких шансов этой специфической дружбе, особенно учитывая то, как вы и её отец впервые встретились.

— Клаус Гауптман на самом деле не самый плохой человек в мире, — пожала плечами Хонор. — Следует признать, что он повёл себя, как задница у Василиска. Так же я бы не сказала, что мы были с ним на одной ноге и в Силезии. И, честно говоря, не думаю, что я когда-либо ему по-настоящему нравилась. Но у него есть своё собственное чувство чести и долга, и это по крайней мере то, за что я могу его уважать.

Кремово-серый древесный кот, лежавший растянувшись на подоконннике, поднял голову и вопросительно наклонив уши посмотрел на неё.

"Он достаточно умен, чтобы бояться тебя", написали его проворные, мелькающие пальцы. "И он знает, что Алмазный Разум не простила бы ему, если бы он не признавал ошибок."

— "Алмазный Разум?" — повторила вслух Елизавета. — Что это, коты так зовут Стейси?

— Да, — отевтила Хонор, смотря при этом на древесного кота. — Думаю, это не очень привлекательное имя, Паршивец.

— "Привлекательно" это двухногое понятие, — отписал он ей.

— Что является одной из причин, почему лично я предпочитаю древесных котов большинству двухногих, которых я знаю, — согласилась Елизавета. — И раз уж на то пошло, оценка Нимицем личности Гауптмана Старшего более близка к моей нежели к вашей.

— Я не настаиваю на его святости, вы же знаете, — мягко заметила Хонор. — Я только сказала, что он не является самым плохим человеком в мире, и он им не является. Надменный, упрямый, часто безрассудный и слишком привыкший всё делать по-своему, это да. Всё это я допускаю. Но старый пират так же один из самых честных людей, которых я знаю (что довольно удивительно, если учитывать насколько он богат) и как только он полагает, что у него есть первоочередные обязательства, он совершенно неприклонно их принимает.