Седьмая чаша (сборник) - Димитр Пеев

— Все может быть, какой смысл гадать. И без того столько загадок. Прежде всего — два пистолета.

— Есть и еще кое-что. Вы знаете, у него при себе было девятьсот долларов и сто двадцать левов. Это в паспорте. А в другом кармане были еще и чеки. Тогда зачем доллары в банкнотах? Спекулировать? Или для других целей?.. Допустим, долларов была тысяча, затем сотня из нее превратилась в левы.

— Да-а, ничего себе этот… Маман. Неплохо подзапасся. Хотя тот, кто снабдил его радиоминой, все-таки лучше предвидел финал… Не вызывает ли каких-либо ассоциаций этот его псевдоним?

— Маман — значит мать, товарищ генерал, а он никак не похож на чью-либо матушку.

— Допустим. А как насчет тех, кто похож? К примеру, мадам Мелвилл.

— Никакой реакции. До сих пор убитым она не поинтересовалась, будто вообще ничего не знает…

— Или именно потому, что знает!

— Вроде бы она его любовница, а…

— Или он ее любовник.

— Разве это не одно и то же?

— Пора уж разбираться в таких тонкостях, Ковачев. Когда ей за сорок, а он намного ее моложе, есть кой-какая разница.

— Разница, возможно, и есть, но стоит ли начинать по этому поводу дискуссию? Выделим главное. Во время катастрофы она была уже в своем номере. А знаете ли, с кем Мелвилл прибыла вчера вечером в гостиницу?

— Петев в управлении доложил: с каким-то пожилым господином. За рулем была его дочь. Они вместе ужинали в Балчике, — сказал Марков.

— Именно так. Сей господин — торговый представитель какой-то американской фирмы в Константинополе. А знаете ли, как зовется это милое семейство?

— Откуда я могу знать, если вы крутитесь вокруг да около, вместо того чтобы мне доложить. Надеюсь, не Рокфеллер и не Морган?

— Конечно, нет. Он всего-навсего Еремей Ноумен, а дочь его Мишель Ноумен.

— И что же из того?

— А то, что фамилия Ноумен в буквальном переводе с английского означает… никто!

— Да-а… Значит, это и есть господин Никто?

— Очевидно. Старый Никто с Коко, как значится в одной из шифрограмм. А наши простодушно перевели фамилию, вот и все.

— Браво, вот это переводчики!

— Существенно, что старый Никто и Коко, я имею в виду Еремея и его дочурку, прибыли к нам именно в понедельник, 14 июля, когда выпорхнуло в эфир второе послание.

— И они, разумеется, тоже имеют алиби?

— Вы проявляете удивительную догадливость!

Ковачев позволял себе иногда подобные вольности, он знал о душевной слабости генерала по отношению к своим любимцам и хотя и редко, но пользовался этим.

— Во время катастрофы они как раз входили в свой номер, после того как распрощались с Мелвилл, — сказал полковник.

— А Ларри О'Коннор?

— Сидел в ночном баре гостиницы «Интернациональ» и потягивал коньяк «Поморие».

— Тогда остается парочка Халлиган…

— Должен вас разочаровать, товарищ генерал. После девяти вечера эта замечательная пара уснула сном праведников. Во сне мистер Халлиган отыскивал оригинальные окурки, а супруга ему помогала.

Генерал хмуро взглянул на Ковачева.

— У меня подозрение, что вы недоговариваете. Что вместо положенного доклада испытываете своего начальника на сообразительность. Да ладно, уж так и быть. Если все оказались в ауте, остается шофер Пешо. Не находилась ли мина в черном чемодане?

— В каком из двух? — Ковачев выждал небольшую паузу и, поскольку генерал ею не воспользовался, продолжал: — Версия, что Маклоренс собственными руками передал шоферу мину, которая и доставила его на тот свет, мне представляется, мягко говоря, несостоятельной. Но загвоздка в том, что у Пешо обеспечено алиби. С половины девятого он был со своею женой в гостях у одного дружка и домой возвратился, порядком нагрузившись, притом далеко за полночь.

— Гм… Значит, у всех алиби на момент катастрофы. В конце концов получится, что только я не запасся! Кто-то ведь должен оказаться без алиби! Какой же вывод должны мы сделать?.. Может, это вовсе и не убийство? Может, Маклоренс прилепил магнитную мину к тяге рулевого управления всего-навсего для украшения? И она случайно взорвалась в самом подходящем месте? Не так ли?

— Выходит, так. Если, разумеется, не предположить, что есть еще какая-то фигура, о которой мы даже не подозреваем.

IV. МАМАН

Спала ли этой ночью Эдлайн Мелвилл, в каком часу проснулась, делала ли свою утреннюю гимнастику, осталось неизвестным. Первые признаки жизни она подала около восьми утра, когда позвонила по телефону в номер Маклоренса. Поскольку никто не отвечал, она появилась у дверей соседнего номера и долго стучалась. Пришла горничная, открыла номер, и, когда Мелвилл выяснила, что ее любовника не просто нет, но он и не ночевал здесь, она явно встревожилась и вернулась к себе. Минут через пять она опять появилась в коридоре, за спешкою позабыв о тонкостях туалета и грима, и немедленно ринулась вниз к администратору с расспросами о Маклоренсе. Но никто ничего сказать ей не мог, кроме того, что ключ со вчерашнего вечера висит на положенном ему месте. Последнее известие взволновало Мелвилл, она упала в ближайшее кресло и нервно закурила. Она настолько погрузилась в какие-то неспокойные думы, что оперативник позволил себе приблизиться и взглянуть ей в лицо. Ему почему-то показалось, что вовсе не ревность исказила это лицо, не ревность и не тревога за судьбу ее дружка, а какой-то дикий, животный страх за собственную жизнь.

Докурив сигарету и погасив ее в пепельнице, немного успокоенная, Мелвилл встала. Она попросила женщину-администратора узнать в больнице или в полиции (она именно так выразилась), не случилось ли чего с ее приятелем Дэвидом Маклоренсом. И снова закурила в кресле.

Прошло десять минут, прежде чем администраторша выяснила в курортной поликлинике, что случилось. Сильно смущенная, она пересказала Мелвилл ужасную новость, вплоть до того, что в крови погибшего обнаружено много алкоголя, а машина его тяжко повреждена.

Мелвилл выслушала все это без единой слезинки, быстро вышла из гостиницы и принялась возбужденно расхаживать перед входом. Села на ближайшую скамейку, снова закурила, но после двух-трех затяжек отшвырнула сигарету. Опять началось хождение перед фасадом гостиницы. Наконец, будто выяснив для себя что-то или приняв какое-то решение, она направилась к почте.

Марков и Ковачев только что вышли прогуляться в парк возле дома отдыха, когда их почти бегом догнал возбужденный Петев.

— Товарищ генерал, я понял, кто Маман!

— Говорите!

— Это… Мелвилл. Только что она отправила телеграмму в Нью-Йорк. И подписалась «Маман». На английском… — И он протянул Ковачеву листок бумаги с латинскими буквами.

— «Нью-Йорк, Бронкс, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73. Джо Формика, — переводил Ковачев. — Морти погиб катастрофа машине быстрее жду Маман».

— Гм… Морти… — прошептал еле слышно Марков. — Мортимер… Напомните, как звали господина, которого ирландец искал по гостиницам?

— Мортимер Харрисон.

— Так, так… По паспорту погиб Дэвид Маклоренс…

— По фальшивому, товарищ генерал!

— А она сообщает, что погиб Морти. О'Коннор разыскивает Мортимера Харрисона или… в крайнем случае Дэвида Маклоренса. Видимо, это одно и то же лицо. Ибо, найдя Маклоренса, он прекратил поиски Харрисона. Вроде бы логично, а?

— Она и есть Маман! — не унимался Петев.

Ковачев сердито потряс головой.

— Откуда такая уверенность! Можно писать и от чужого имени, как это делал Маклоренс. Хотя… скорее всего, вы правы. — Он ненадолго задумался. — Джо… Формика… На латыни «формика» означает вроде бы муравья. Джо Муравей!

— Может быть, так зовут этого… Бонифацио? — предположил Петев.

— Оставьте вы эти псевдонимы. Кто поручится, что Бонифацио — это не какой-нибудь полковник Лоуренс, а Муравей, к примеру, может оказаться и генералом.

Петев машинально поглядел на Маркова.

— Дались вам генералы, — усмехнулся Марков. — Пока что можно сделать лишь один вполне определенный вывод: у них нет на сегодня другого передатчика и приходится пользоваться официальным телеграфом.

— Значит… — Петев в раздумье почесал свою бородку. — Значит, Мелвилл не причастна к убийству.

— Ладно! — Марков махнул рукой. — Может, она сообщает, что возложенная на них задача успешно выполнена? Самое большое впечатление в этой телеграмме на меня лично произвела подпись. Точно такая же, как в шифрограммах: Маман. Профессионалы так не поступают. Нетрудно догадаться, что мы можем их засечь и расшифровать текст. Тем более что шифр-то элементарный…

— А что могут значить эти два словечка напоследок: «быстрее жду»? — размышлял вслух Ковачев. — Куда уж там спешить после катастрофы? И чего ждать?