Давидия - Владислав Муратов

– Страну охватила какая-то эпидемия, вот военных и беспокоят. Патрик будет следить за порядком на улицах, не более. – На самом деле я не знал, что происходит. А говорил так лишь для того, чтобы девочке стало легче. Мало ли, что у нее на уме.

Затем мы сели завтракать, и я щелкнул гостиный настенный телевизор. В общем, сразу об этом пожалел.

Первый попавшийся канал крутил свежие записи с мест, куда добралась эпидемия. Так как комментарии к происходящему были не самые успокаивающие, я моментально щелкнул на другой канал. Там кадры и речь оказались еще ужаснее. Третий канал вообще прогнозировал скорое распространение эпидемии по всей России. Тогда я, сделав лицо, будто бы ничего плохого не показали, выключил телевизор.

– Хорошая погодка, кстати. – Мне показалось, что этим трепом я скрою накатившее меня волнение, однако этим я только усугубил ситуацию: выражение моего волнительного лица привлекло к себе еще больше внимания, а я стал казаться чуточку наивнее.

Дети окинули меня в чем-то подозревающими лицами и переглянулись друг между другом. Затем Фабиан пожал плечами, глядя на Викторию, перевел глаза на меня и сказал:

– Пап, вообще-то, у нас у каждого в комнате есть телевизор. И я так же, как и ты, смотрю его.

– А что – мы переглядывались из-за этих мерзких картинок? – Виктория приподнятой кверху ладонью и косым взглядом указала на телевизор. – Я думала, это из-за пересоленного бекона, – добавила она. В ответ на что Фабиан недоуменно посмотрел и глумливо покачал головой.

Затем раздался звонок. Я сразу почуял, что это Мак, и, когда взглянул на экран, удостоверился в этом.

Следующей моей чуйкой была страшная новость. Мак не мог звонить просто для того, чтобы подогнать меня. Поэтому я заранее мнил, что в его словах будут нежеланные известия об ухудшении обстановки вокруг неизученной эпидемии. В общем, снова угадал.

– Слушаю, Мак. Что стряслось?

– Первое убийство в Далтоне. Да не простое – за все двадцать лет тихой жизни отыгралось. Ни за что не угадаешь, кто убийца. Это шокирует еще больше.

По сравнению с понедельником в тот день Мак спокойнее относился ко всему, что произошло или всё еще происходит. Отсюда и мои неверные догадки. Я не мог и представить, что убийцей может оказаться именно этот человек.

– Неужто мэр Далтона? – посмеялся я, не восприняв всю накаленность обстановки. Но когда я понял, что Маку нисколько не смешно, то сразу отбросил все шуточки и сделал каменное лицо.

– Нет. Но если я назову имя, ты не поверишь.

– Славка Добряк что ли?

– Стив Шиллинг, – раскрыл Мак все карты.

Мне на пару секунд стало не по себе, напрочь пропал аппетит. Конечно, напарник мог пошутить, особенно если бы он находился в то время с Шиллингом. Но ведь настали времена, в которых не до шуточек. Это и пугало меня больше всего.

Мои преднамеренно натуженные брови, не без бороды создающие каменный образ, полегчали и уплыли вверх, создавая тем образом пространство для глаз, которые будут выражать страх и недопонимание.

– Кого он убил? – начал я после десятка секунд, проведенных в упорядочивании внутричерепных неразберих.

– Семью своего соседа. Самого соседа убить не смог; тот дал показания, в которых сказал, что Шиллинг забрал его машину и поехал на восток через весь город. Так что, если желаешь, можешь заехать на место преступления. Тебе по пути. Сейчас там работают полицейские из управления.

– Еще вчера утром мы прощались с ним возле моего дома, вечером болтали по телефону, а сегодня он уже преступник. Я не верю, что он мог убить.

– Это факт. К тому же он угнал машину и уехал. Значит, он осознавал, что делает.

– Или не осознавал, – задумался я, замолчав.

– Что ты придумал? У тебя есть какие-то соображения по этому поводу?

– Да, есть. Шиллинг касался соседа?

– Да, тот весь избит. С трудом выжил. Если бы не его ружье, он бы не отбился от старика.

– Сегодня вечером сможешь устроить мне разговор с потерпевшим?

– Вряд ли удастся. С ним весь день и всю ночь будет находиться специальный психолог из управления. Поговорить можно будет только с ее позволения. Так в чем заключаются твои соображения?

– Пока еще ни в чем. Заключить их мы сможем только сегодня вечером, если поговорим с потерпевшим.

Я разорвал связь. Мне срочно нужна была поездка в одиночестве. Два десятка минут в размышлении с самим собой. Мне казалось, я начинал понимать, что произошло с Шиллингом.

Бывает, люди не могут понять простых очевидных вещей. Они смотрят на картину и пытаются увидеть в ней что-то глубокое, в то время как там ничего нет, или наоборот. То, что, казалось бы, может быть таким простым, мы заворачиваем в белую и черную пелену. Но нас не нужно в этом винить. Ведь это не черта людской глупости – это всего лишь попытка усложнить или облегчить свою жизнь, тем самым показывая остальным свою динамику. Так уж мы устроены. Это в нас заложила природа.

В нашей среде всегда было популярно отношение понятий «живу» и «существую». Мы так увлекались поисками отличий, чтобы обернуть «живу» в белую пелену, а «существую» в черную, что совсем забыли, что одно вытекает из другого. Как ствол дерева, берущий начало в своих корнях.

Природа – гениальный художник, создавший мир полный знаков. Одним из таких знаков я увидел дерево. Вместо того, чтобы попытаться расшифровать, мы уничтожили его – сократили популяцию. Так, выигрывая дни для жизни, мы уничтожали дни для существования. Никто не мог и подумать, что природа подготовит нам грубый ответ.

– Ты не разговаривал с психологом насчет разговора с потерпевшим? – спросил я, войдя в отделение и сняв верхнюю одежду.

– Разговаривал. Доктор Третьякова сказала, что теперь, разговоры с потерпевшим, это не в нашей с тобой компетенции. Но что-то мне всё это не нравится, – Мак дал понять, что мне нужно выслушать ряд его соображений. – Как только я закончил с ней, пришли люди из непонятной организации. Я не стал ничего спрашивать у них, сам понимаешь. Зато видел, как они брали у потерпевшего анализы. Я готов с точной уверенностью заявить, что правительство нам чего-то недоговаривает. То, что произошло с теми свиньями, с Шиллингом, и до сих пор массово происходит в странах Азии, несет скрытую угрозу с невообразимыми последствиями.

Мак сидел в кресле за столом и покручивал в руках нераскрытую пачку сигарет. Рядом с ним на столе лежала связка ключей, стопка бумаг и эксклюзивный стационарный телефон.

– С чего это ты курить начал? Бросил ведь, когда из Кракова перебрался. – Мне показалось, что этим разговором удастся немного отвлечь напарника, тем самым вызволив из него дополнительный поток мыслей.

– Черт его знает. Но еще не начал. – Мак не смотрел на меня. Из-за нервов его выпученные глаза пристально, как завороженные, наблюдали за стационарным телефоном. Как будто кто-то вот-вот позвонит.

– Ждешь звонка?

– Чьего? – Глаза напарника всё же оторвались от устройства и уставились на меня. – Ах да, ты об этом, – улыбнулся он, но нервозные жилки у виска продолжали выдавать обеспокоенность. – Я не знаю, что со мной творится. Я перестаю понимать, что происходит. Такое ощущение, что мы попали в какой-то фильм и ожидаем тяжелой участи, трактуемой сюжетом.

Конечно, я тоже был всем этим обеспокоен. И, наверное, даже больше чем Мак. Однако в напарнике было что-то такое, чего он не говорил. Как будто держал в груди острый камень: то и дело лихорадочно ворочался, а по лицу скатывались капли пота.

– Ты не хочешь мне ничего сказать? Если есть какие-то проблемы, ты же знаешь, я всегда помогу.

– Ты о чем? Что со мной не так? Вроде бы всё нормально. За людей вот только переживаю. – Мак произнес это так, будто пытался сатирично съязвить, дабы вызвать обоюдный подъем, ушедшего на дно настроения. Правда, результат насмешки над людьми не оправдал себя – я продолжал недоумевать в странном поведении напарника.

– Никогда не видел, чтобы ты так часто терял своё хладнокровие. Вижу, ты пытаешься воспрянуть, вызволить себя из недр, но у тебя не выходит.

– Что тебе надо, Брендан?! – внезапно сорвался Мак, выскочив из кресла и опершись о стол. Он почти склонился над ним, чтобы оказаться как можно ближе ко мне. – У нас куча работы! Когда нам с ней справляться?! У меня сын дома! Я не успеваю приготовить ему нормальной еды!

– Полегче, Мак. Я тебя понял. Сядь и успокойся. Мы что-нибудь придумаем.

На самом же деле я всё еще ничего не понимал. Знал лишь то, что надо было заканчивать с допросами и тем самым унять пыл напарника. Однако моя следующая попытка запутала ситуацию еще более.

– Мы можем отвести Мирослава ко мне домой. Думаю, все с этого только выиграют, – предложил я.

– Нет. Всё нормально. Мы никого никуда не повезем. – Мак вдруг как-то быстро угомонился: присел на кресло и ладонью стер пот со своего лба.