Пятый угол - Йоханнес Зиммель

— Чудно, кто-то — Риббентроп или Шахт — говорил мне недавно, что у тебя в Англии свой банк!

— Это так, Бодо, выслушай меня…

— Ага, внештатная служба, понимаю! Прикрытие, да? Давно я так не смеялся! Осознал, наконец, что я тогда был прав, а?

— Бодо…

— И до кого ты дослужился? До комиссара?

— Бодо…

— Или до советника по уголовным делам?

— Черт побери, выслушай же, наконец! Я не работаю в гестапо, меня арестовали!

В трубке повисла тишина. Хаффнер от удовольствия зачмокал губами и, не переставая чистить ногти, прижал плечом вторую трубку к уху.

— Бодо, ты что, не понял меня?

— Да понял, к сожалению. И в чем… в чем тебя обвиняют?

Томас объяснил, в чем.

— Н-да, старина, это скверно. Не могу вмешиваться. Мы живем в правовом государстве. Если ты действительно невиновен, все выяснится. Всего хорошего. Хайль Гитлер!

— Ваш лучший друг, да? — хрюкнул Хаффнер.

У него отобрали подтяжки, галстук, шнурки, портмоне и любимые карманные часы, после чего заперли в одиночке. В ней Томас провел остаток дня и ночь. Его мысль лихорадочно работала. Какой-то выход должен быть, должен, должен. Но он его не находил…

Утром 27 мая Томаса Ливена снова повели на допрос. Войдя в кабинет Хаффнера, он увидел возле комиссара майора вермахта, бледного, озабоченного. Хаффнер выглядел сердитым. Все носило следы недавней ссоры.

— Вот он, господин майор. Согласно приказу оставляю вас вдвоем, — сказал гестаповец и удалился.

Офицер пожал Томасу руку:

— Майор Лооз, военная окружная команда Кельна. Мне звонил барон фон Видель, просил позаботиться о вас.

— Позаботиться?

— Но вы же совершенно невиновны, вас подставил ваш партнер, это мне совершенно ясно.

Томас вздохнул с облегчением:

— Рад, что вы пришли к этому выводу, господин майор. Итак, я могу идти?

— Куда идти? Вас посадят в тюрьму!

Томас даже сел:

— Как? Но я же невиновен!

— Объясняйте это гестапо, господин Ливен. Нет, нет, ваш партнер все правильно рассчитал.

— Гм, — сказал Томас и, посмотрев на майора, подумал: «Что-то он явно недоговаривает».

И продолжение последовало незамедлительно.

— Видите ли, господин Ливен, один выход для вас, конечно, есть. Вы германский подданный. Вы культурный человек, знаете мир, бегло говорите по-английски и по-французски. Такие качества в наши дни пользуются спросом.

— У кого спросом?

— У нас, у меня. Я офицер абвера, г-н Ливен. Я могу вытащить вас отсюда только в одном случае: если вы согласитесь работать на военную разведку. К тому же мы неплохо платим…

Майор Фриц Лооз был первым представителем секретной службы, повстречавшимся Томасу. За ним еще последует череда других — англичане, французы, поляки, испанцы, американцы и русские.

18 лет спустя, 18 мая 1957 года, Томас Ливен, размышляя в ночной тиши апартамента люкс в Каннах, понял: в принципе все эти люди были на удивление похожи друг на друга. Все они выглядели удрученными, огорченными, разочарованными, больными. Казалось, им приходилось заниматься не своим делом. Все они были скорее трусоватыми и потому беспрестанно окружали себя смешными атрибутами своей власти, своих секретов, старались напугать. Все они беспрерывно что-то изображали, все мучились комплексом неполноценности…

Все это знал Томас Ливен в прекрасную майскую ночь 1957 года. Но 27 мая 1939 года это было ему еще неведомо. Он пришел в восторг, когда майор Лооз сделал ему предложение работать на германский абвер. «Таким образом я выберусь из дерьма», — думал он, не догадываясь, как глубоко он уже увяз в нем…

Когда самолет Люфтганзы пробил облачность, висевшую над Лондоном, у кресла номер семнадцать послышались какие-то странные звуки. К пассажиру поспешила стюардесса:

— Вам плохо? — спросила она участливо.

— Лучше не бывает, — ответил Томас Ливен. — Извините, я только что вспомнил кое-что смешное.

Он вспомнил разочарованное лицо гестаповского кладовщика в Кельне, возвращавшего ему его вещи. С золотыми часами тот прямо-таки не мог расстаться. Томас забрал любимую вещь и нежно погладил часы по изящной крышке. При этом он обнаружил краску под ногтем указательного пальца и вновь засмеялся при мысли, что его отпечатки хранятся теперь в секретной картотеке, так же как и фотография на анкете.

Некий господин Джон Смайт (пишется через вай-эйч-ти на конце) послезавтра придет к нему домой осмотреть газовую печь в ванной. Этому Смайту необходимо беспрекословно подчиняться, настоятельно предупреждал майор Лооз.

«Господин Смайт очень удивится, — думал Томас. — Если он действительно появится, я вышвырну его вон — вместе с вай-эйч-ти!»

Самолет пошел на снижение. Курсом зюйд-вест он устремился к аэропорту Кройдон. Томас спрятал часы, потер руки и с удовольствием потянулся. Снова в Англии! На свободе! В безопасности! Скорее за руль «бентли»! Горячая ванна! Глоток виски! Трубка! Друзья в клубе! Подробный рассказ…

Н-да, а потом, конечно, Марлок. Радость от возвращения настолько переполняла Томаса Ливена, что его гнев наполовину улетучился. Действительно ли нужно расставаться с Марлоком? Быть может, есть какое-то правдоподобное объяснение? Может, у него неприятности? В любом случае Марлока надо сперва выслушать…

Спустя семь минут наш герой быстро спускался по трапу самолета на мокрый асфальт перед четырехэтажным зданием аэропорта. Насвистывая, он шагал под зонтом к залу прибытия. Здесь было два прохода, разделенные шнурами. Над правым висела надпись: «Для британских подданных», над левым — «Для иностранцев».

Продолжая насвистывать, Томас повернул налево к стойке с табличкой «Офицер по делам эмиграции». Пожилой служащий с желтыми от никотина моржовыми усами взял немецкий загранпаспорт, который Томас с улыбкой протянул ему. Пролистав его, он взглянул на Томаса:

— Сожалею, но вам отныне запрещен въезд на британскую территорию.

— Что это значит?

— Сегодня вас вышлют, мистер Ливен. Пожалуйста, следуйте за мной, вас ожидают два господина, — и он зашагал впереди…

Когда Томас вошел в маленький кабинет, оба господина встали. Они выглядели озабоченными, как будто страдали желудком и к тому же еще и не выспались.

«Моррис», — представился один. «Лавджой», — сказал второй.

«Кого мне они напоминают?» — подумал Томас, но так и не вспомнил. Он был рассержен, очень рассержен, однако взял себя в руки, чтобы по возможности не выходить за границы вежливости:

— Господа, что все это значит? В этой стране я живу уже семь лет. И ни в чем не провинился.

Человек по имени Лавджой поднял газету и показал на заголовок в три колонки: «Лондонский банкир арестован в Кельне!»

— Ну и что из того? Сегодня я уже здесь! Немцы меня отпустили!

— И почему же? — спросил Моррис. — Почему это гестапо отпускает человека, которого только что арестовало?

— Выяснилась моя невиновность.

— Ага, — сказал Лавджой.

— Ага, — сказал Моррис, и они обменялись значительными взглядами. После чего Моррис с чувством превосходства произнес:

— Мы из «Сикрет сервис», мистер Ливен. У нас своя информация из Кельна. Абсолютно бессмысленно что-то скрывать от нас.

«Теперь я знаю, кого мне напоминают эти двое, — внезапно осенило Томаса. — Бледного майора Лооза! Те же приемы. Тот же театр».

И он сказал гневно:

— Тем лучше, если вы оба из «Сикрет сервис», господа. В таком случае вас несомненно заинтересует: гестапо отпустило меня только потому, что я согласился работать на германский абвер.

— Мистер Ливен, вы нас считаете наивными простачками?

Томас потерял терпение:

— Я говорю чистую правду. Германский абвер шантажировал меня. Я не чувствую себя связанным моими обещаниями. Я хочу спокойно жить здесь.

— Однако вы ведь и сами не верите, что после такого признания мы пустим вас в страну! Вы высылаетесь официально, поскольку любой иностранец будет выдворен из Англии, если он конфликтует с законом.

— Но я же совершенно невиновен! Мой партнер обманул меня! Позвольте хотя бы увидеться с ним! Тогда поймете, что я говорю правду!

Моррис и Лавджой со значением посмотрели друг на друга.

— Почему вы смотрите так многозначительно, господа?

Лавджой сказал:

— Вам не удастся поговорить со своим партнером, мистер Ливен.

— Это почему же?

— Потому что ваш партнер уехал из Лондона на шесть недель, — сказал Моррис.

— Из Ло-ло-лондона? — Томас побледнел. — У-уехал?

— Именно. Говорят, отправился в Шотландию. А куда точно, никто не знает.

— Проклятье, и что же мне теперь делать?

— Возвращайтесь в свою фатерланд.

— Чтобы меня там посадили? Меня же отпустили только для того, чтобы я занимался шпионажем в Англии.