Толкин русскими глазами - Марк Хукер

Упоминание красного флага, на котором так акцентирует внимание Перумов, находится в четвертой главе третьего тома ("Осада Гондора"), где "шеренги огней превратилась в стремительный поток: бесчисленные ряды орков несли горящие факелы, а дикие южаки под красными знаменами, хрипло крича, мчались вперед, истребляя отступающих" (R.113).

Действительно, красное знамя — слишком заряженный термин в советском контексте. Оно символизировало революцию. Орден Боевого Красного Знамени был военной наградой, а соответствующей гражданской — Орден Трудового Красного Знамени. Затем этот символ революции также стал национальным флагом СССР. Советский аналог легендарной фотографии Иводзима30 — картина "Егоров и Кантария водружают Знамя Победы над Рейхстагом" в Берлине в 1945 году. Несмотря на то, что общепринятой переводческой практикой является стремление не создавать у читателя перевода нежелательных ассоциаций, ни один из переводчиков не уклонился от использования "красного знамени" в этом предложении, хотя многие сделали подобные замены в других местах. "Красная Книга Вестмарча" (см. главу "The Red Book of Westmarch"), например, превращалась в "Алую книгу Западного Края", а Дурин (см. главу "Durin") становился Дьюрином.

Если Перумов и мог обвинять Толкина в использовании красного знамени в главе "Осада Гондора", то ответственность за использование этого слова в шестой главе третьего тома "Битва на полях Пеленнора" он мог бы возложить исключительно на переводчиков. Там предводитель харадрим атаковал, "исполнившись лютой злобы, он с громким криком развернул свой штандарт черного змея на алом поле" (R.I 39). Между штандартом и знаменем, и между алым и красным существуют тонкие смысловые различия, достаточные, чтобы нарушилась связь с советским красным знаменем. Часть переводчиков, однако, намеренно проигнорировали их с целью создать нечто более антисоветское. В сокращенном пересказе Бобырь (Уманского) красное знамя в четвертой главе было опущено (Б.365; У IV.708), но в шестой главе, ее предводитель харадрим "поднял знамя с черным змеем на красном поле" и атаковал (Б.389; У IV. 728). В версии Г&Г эта фраза повторяется дословно (Г&Г ВК.113). У ВДМ и в постсоветском (1994–1995) академическом переводе К&К формулировки поразительно похожи. Их предводитель харадрим разворачивал знамя с Черным змеем на кроваво-красном поле (ВАМ ВК.124; К&К ВК.150). Такая специфическая цветовая комбинация для читателя советских времен немедленно ассоциируется с тем периодом советской истории, который С. П. Мельгунов назвал "Красным террором"31: за это время были уничтожены миллионы людей. Новый (2000 г.) перевод Волковского уже целиком избежал этой цветовой ассоциации. М&К упустили возможность еще одной политической декларации и сделали знамя алым, идя вслед за Толкином. В ранних версиях перевода Грузберга, который не предпринимал никаких усилий следовать политической конъюнктуре, знамя также было алым. В издании перевода Грузберга на CD-ROM (2000 г.), его редактор Е. Ю. Александрова сумела даже избежать политически заряженного слова знамя, вернувшись к аполитичному толкиновскому алому штандарту.

Перумов — относительно молодой писатель, родившийся после Второй мировой войны. Его комментарии — типичный образец трюизма советологии: для многих русских, в равной степени молодых и старых, Вторая мировая война закончилась лишь вчера. Сам Перумов, однако, — не типичный представитель молодых русских толкинистов, которые считают себя совершенно аполитичными и избегают любой политической интерпретации оригиналов Толкина. Однако восприятие Толкина русскими читателями находится под сильным влиянием русского менталитета, столь, казалось бы, хорошо знакомого Западу, и, тем не менее, способного постоянно преподносить сюрпризы.

Цвет флага наверняка не был Толкину безразличен. Гимн Британской Лейбористской партии, который традиционно исполняется на каждой ее конференции — "Красный флаг", с припевом32:

Наш алый стяг поднимем ввысь!

Под ним красна и смерть, и жизнь,

Трус, бойся; скалься, тайный враг

Здесь нами поднят красный флаг33.

Песня стала неотъемлемой частью культуры британского пролетариата настолько, что британские дети часто с удивлением обнаруживали, что мелодия, на которую она поется, была гораздо известнее за пределами Великобритании как "Oh, Tannenbaum" или "О, Рождественская елка". Стихи были написаны в 1889 году Джимом Коннеллом (1852–1929), видным деятелем британского рабочего движения. Его вдохновила проходившая тогда забастовка лондонских докеров, деятельность Ирландской земельной лиги, Парижской Коммуны, российских нигилистов и чикагских анархистов. Песня быстро стала гимном международного рабочего движения. После "холодной войной" и падения коммунизма, нынешний премьер-министр от Лейбористской партии, Тони Блэр, отказался от этого гимна, который скорее ассоциируется с духом Парижской Коммуны, чем с современной европейской социал-демократией.

Перумов, возможно, был прав, говоря, что на выбор Толкином цвета вражеского флага повлияла политическая подоплека. Но, скорее всего, он ошибался, ассоциируя его исключительно с русскими и Красным флагом Победы. Для Толкина этот образ, несомненно, имел более раннее происхождение.

Еще один видный, и не менее спорный автор русской толкинистики известна как Ниэннах. Ее псевдоним восходит к толкиновской королеве Валар, одной из Аратар, чей удел — оплакивать и страдать, дарить не безысходное горе, но жалость, надежду и стойкость духа. Книга русской Ниенны называется "Черная книга Арды"34. Исходя из предпосылки, что общепринятая история написана победителями, она выворачивает ее наизнанку. Это история Средиземья с точки зрения побежденного. Это историческая хроника, написанная с позиции не Илуватара, а Мелкора. Ниеннизм обрел в России немало последователей.

Ирина Шрейнер исследовала восприятие русскими читателями "Черной книги Арды" в своем докладе ("Феномен ниеннизма")35, представленном на Круглом Столе "Профессор Толкин и его наследие", который проводился 22 апреля 2000 года в Российском государственном гуманитарном университете в Москве. Подход Ниенны к Толкину "дает куда как больший простор, чем, ну, традиционный Толкинизм для написания каких-то собственных апокрифов. В рамках Толкинизма дописывать и переписывать нечего. Книги Толкина отличаются этим изумительным свойством английской литературы: они закончены. Завершены. Совершенно равновесны внутри себя". Кроме того, и для русских это чрезвычайно привлекательно, "идея правильности и праведности, правости другой стороны". Шрейнер считает, что "возможно, исток этого стоит искать еще и в том, что для людей 20-го века, людей, живущих в современном обществе, для кого-то на сознательном, для кого-то — на подсознательном уровне оказывается очень мучительной мысль, чувство, назовите это как угодно, о собственной полной невозможности влиять на события и процессы, даже не происходящие в окружающем мире, а — формирующие окружающий мир. Возможно, в этом стоит видеть и одну из основ Толкинизма в целом но ниеннизм дает опять-таки больший простор как взгляд, предполагающий правоту не большинства, а меньшинства".

Формулировка ее утверждения слишком политически заряжена для постсоветской эпохи. Фальсифицированная победа большевиков над меньшевиками в ходе Октябрьской революции 1917 года заложила основу для прихода Ленина к власти и учреждения коммунистического государства.

Шрейнер заканчивает свой доклад утверждением, что "Черная книга Арды" — глубоко либеральная книга, "ибо именно либерализм одной из основных и первейших ценностей называет свободу личности, ставя ей едва ли не единственное ограничение: "свобода личности ограничена только свободой другой личности". Приложите эту максиму к "Черной книге", и посмотрите, что получится. Потому что пятое, и, наконец, самое главное, что оказывается в ней привлекательно для людей и делает их «ниеннистами», это то, что "Черная книга" — книга о праве человека на свободу быть самим собой".

Толкинизм в России

Официальная публикация сокращенного перевода первого тома (1982 г.) М&К, дополненная самиздатовскими переводами второго и третьего томов (середина 80-х годов), вызвала первую волну толкинизма. Прежде количество толкинистов не напоминало даже легкую морскую зыбь. Несовместимость официального перевода первого тома М&К и самиздатовских продолжений понуждала многих читателей первой волны толкинизма к поспешному поиску дефицитного английского оригинала. Относительно доступным источником служила возможность заказывать микрофильмы в Библиотеке иностранной литературы в Москве, где работал Владимир Муравьев. Однако необходимость свободно читать по-английски стала причиной того, что в эту когорту толкинистов, по существу, входили только интеллектуалы-гуманитарии.

Прочитанный оригинал поразил их. В своей статье36 о переводах Толкина, Сергей Смирнов изящно сформулировал это так: