Памятное лето Сережки Зотова - Владимир Пистоленко

На завалинке сидела бабушка Фрося, рядом, положив ей на колени голову, — Таня. Она спала. Сергей сидел на ступеньке крылечка, привалившись к перилам. Увидев отца, он сорвался с места и бросился навстречу.

— А я к вам заходил. Только смотрю — никого нет.

— Сбежал Сережка, — пожаловалась бабушка Фрося.

— Как сбежал? — удивился Николай Михайлович.

— Или обиделся, или что-нибудь другое — сама не пойму. Весь день играли с Танюшкой. Поужинали тоже. Потом гляжу — ни с того ни с сего насупился. Спрашиваю: чего, мол, ты, Сережка? Молчит. Я к Танюшке, она тоже знать ничего не знает. А он кликнул Шарика и ушел. Мы за ним. Так вот и сидим весь вечер.

— Ты что же это, сын, а? (Сергей молчал.) Вы уж не сердитесь на нас, бабушка Фрося.

— Чего тут сердиться… С детишками всякое бывает. Завтра сам приведешь или прийти за ним?

— Я опять рано уеду. Если не очень затруднит, приходите. Я даже не знаю, как быть дальше.

— Да вы не беспокойтесь. Пускай пока живет у нас. Парнишка он хороший и не озорной, смышленый. Да и с Танюшкой подружились, прямо водой не разольешь. Насчет поливки тоже не сомневайтесь. У нас в этом году поливать нечего, так что я в охоточку на вашем огороде буду справляться.

Бабушка Фрося и Таня ушли.

Когда уже легли спать, Сергей вдруг сказал:

— Я больше не пойду к бабушке Фросе.

— Это почему же? — удивился отец.

— Не пойду.

— Ну, знаешь, Сережка, это, брат, не мужской разговор. У нас с тобой просто другого выхода нет. Не одному же тебе весь день дома сидеть. А у меня работа. Сам знаешь: надо.

— А я не пойду. И не пойду, — упрямо и настойчиво стал твердить Сергей.

Такого за ним отец никогда еще не замечал. Всегда был послушный мальчишка, и вдруг — пожалуйста… Это неспроста. Но что же все-таки случилось? Не каприз же…

— Сережка, ты хоть скажи: почему так решил?

— Она сказала… — прерывистым голосом заговорил Сергей, — она сказала… что моя мама… никогда больше не придет. Это неправда? Придет? Да, пап, придет? А она говорит, что мама умерла…

Сергей расплакался и говорил захлебываясь.

— Бабушка Фрося тебе так сказала?

— Нет, к ней тетенька одна… приходила. И я слышал.

Николай Михайлович помолчал, собираясь с силами. Следовало сказать мальчишке правду. Все равно того, что случилось, не скрыть, да и не к чему скрывать.

— Ты вот что, Сергей, плакать не надо, а лучше серьезно выслушай меня. Если тебе не хочется идти завтра к бабушке Фросе, то не ходи. Я возьму тебя с собой. На работу. Захочешь — помогать будешь, а устанешь рядом лесопосадка. Там хорошо, трава густая, зеленая. А птиц сколько! И Самарка близко. Утром на дрезине поедем.

— А вечером домой?

— Там видно будет. Может, и домой. Ну как, согласен?

— Конечно, согласен, — оживился Сергей.

— Только утром пораньше разбужу.

— Буди. Я сразу проснусь.

— А на бабушку Фросю и на тетеньку, которая к ней приходила, не надо обижаться, сынок. Они правду сказали. Умерла мама. Я не хотел тебе сразу говорить. Когда ехала ко мне, на шоссе в аварию попала. Вот и… Вот так, брат… И ничего не поделаешь. Была и нет… Ну, давай спать, Сережка. Ночи теперь короткие, а вставать рано. Спи, сынок. — И пригрозил: — А то утром стану будить, не проснешься — один уеду.

— Я проснусь.

Сергей плотнее прижался к отцу и закрыл глаза. Но заснуть не мог.

В прошлом году у соседей Зотовых умер старик, и Сергей уже знал, что это такое, знал, что умерший человек никогда больше не вернется домой. Никогда не придет и мама. Никогда! Сергею не верилось. А что, если все это ему снится? Проснется он утром, а мама — вот она.

Рядом тихо лежал отец. Но если бы мальчик заглянул ему в лицо, то увидел бы, что глаза отца широко открыты и смотрят куда-то вдаль, видят то, чего не видит никто другой. Вдруг отец вздохнул. Это получилось у него совсем неожиданно, и он не успел задержать, подавить вздоха, сделать его совсем неслышным.

«Значит, папа тоже не спит?»

— Пап! — окликнул Сергей, да так тихонько, что даже сам еле-еле расслышал.

— Опять не спишь?

— Нет, — виновато протянул Сергей.

— Да, брат, вот и я тоже…

— Маму жалко.

Отец опять вздохнул, глубоко и протяжно.

— Теперь уж не вернешь… Ничем не поможешь. Если бы только можно было…

НЕЖДАННАЯ ГОСТЬЯ

Сергею все понравилось в путевой ремонтной бригаде: и парусиновая палатка с небольшими слюдяными оконцами, и густые со сплетенными вверху ветвями деревья лесозащитной полосы, и часто проходившие поезда, то пассажирские, всего с несколькими зелеными вагонами, то красные «товарняки», длинные-предлинные.

Когда проходил мимо пассажирский, из окон всегда выглядывали люди и Сергей старательно махал им руками, желая счастливого пути. Пассажиры дружелюбно улыбались и тоже махали в ответ.

Приветствовать путников научил Сергея самый молодой ремонтник, Петька Бугров. Он работал в бригаде вместе со своим отцом, молчаливым и строгим человеком. Сам же Петька, еще почти мальчишка, был весельчак и непоседа, песенник и плясун. Сергей привязался к нему с первого же дня. И Петька полюбил Сергея. Сам Петька никогда ни минуты не сидел без дела и сразу же нашел работу своему маленькому приятелю. Сергею поручили подбирать на путях крупную гальку и «для красоты» выкладывать из нее на обочинах пути пятиконечные звезды. Будут ехать мимо люди, увидят в окошко стройные звездочки — останутся довольны, да еще похвалят того, кто так постарался. У Сергея сначала почти ничего не получалось, звездочки выходили какие-то жалкие, кособокие. Какая уж там красота! Петька неумолимо разрушал их и снова показывал, какими они должны быть и как их нужно строить. И у Сергея дело пошло на лад. Потом Петька стал давать своему ученику задание — за смену выложить столько-то звезд. А как же, вся бригада имеет дневной план, почему же Сережка должен работать спустя рукава? И Сергей старался. Выложил он несколько звезд по Петькиным рисункам, а потом наловчился сам. Да еще как! Получалось нисколько не хуже, чем по Петькиному чертежу. Вот если бы здесь была Таня, пускай бы посмотрела на Сережкину работу. Она-то, пожалуй, и не умеет так.

Любил Сергей наблюдать за работой ремонтников. Они подбивали грунт, меняли шпалы, а в некоторых местах — и стальные рельсы. Поезда сильно мешали в работе, но остановить движение было нельзя. Когда приближался поезд, ремонтники отходили в сторону, кто садился, а кто вытягивался на траве — отдыхали, пользуясь коротеньким перерывом Глянуть на них в это время со стороны — покажутся спокойными и безразличными людьми, которым ни до чего и дела нет, но стоит только проскочить поезду — их не узнать. Без какой бы то ни было команды (да ее вообще никто и не подавал) все словно наперегонки устремлялись на железнодорожное полотно, и первым среди них Николай Михайлович. Смотришь и не поймешь — зачем и что каждый делает, а пройдет немного времени, ну, может, всего несколько минут, а старую шпалу уже вытаскивают из-под рельсов и отволакивают в сторону, а на ее место ложится новая, просмоленная шпала, под ней подбивают и трамбуют грунт, кто-то уже вгоняет тяжелые железные костыли, которые накрепко прихватывают рельс к шпале и делают его неподвижным. Несись, поезд, на всех парах, аварии здесь не может быть.

Незаметно прошла неделя. Главные ремонтные работы на участке были закончены, и в субботу вечером вся бригада на дрезине укатила в Потоцкое. Дрезина мчалась так быстро, что у Сергея даже дух захватывало. И он опять пожалел, что с ним нет Тани. Пускай бы тоже прокатилась. Шарик вон катается. Только он глупый — спит себе, ему хоть бы что.

Домой Зотовы добрались в сумерках.

Шарик обогнал хозяев и, не дожидаясь, пока они подойдут и откроют калитку, нырнул в подворотню. Почти тут же послышался его злой лай. Так он лаял только на чужих, незнакомых людей. На кого бы это?

В окнах зотовской избы горел свет, входная дверь была открыта, а на крылечке стояла какая-то женщина. На нее и лаял Шарик.

— Пап, кто это? — спросил удивленный Сергей.

— А вот узнаем. Это, кажется, мамина тетя приехала, Манефа Семеновна.

Увидев вошедших во двор хозяев, Шарик перестал лаять. Женщина пошла было навстречу, но остановилась, с опаской поглядывая на собаку. Лицо ее в сумерках разглядеть было нельзя.

— Не укусит? — мягким певучим голосом спросила она.

— Нет, нет, — заверил Николай Михайлович. — Шарик у нас не кусачий… Здравствуйте, Манефа Семеновна. — Он поздоровался с женщиной за руку.

— Здравствуйте, — приветливо ответила она и, склонившись над Сергеем, ласково опустила руку на его голову. — Это, никак, Сереженька?

— Он самый, — ответил Николай Михайлович и легонько подтолкнул сына вперед. — Ну как, подрос наш Сережка?

— Я уж и то смотрю — совсем большой стал. А когда в гости к нам приезжали, был вон какой маленький.