Властитель ледяного сердца - Марина Николаевна Александрова

Досадливо швырнув послание в приоткрытую печь, Йолинь вышла во двор. Склонившись над небольшим тазиком для умывания, она уже опустила кисти рук, чтобы зачерпнуть воду и умыться, как ее взгляд зацепился за женщину, что смотрела на нее с водной поверхности.

– Бог ты мой, во что же я превратилась… – ошарашенно пробормотала она, рассматривая колтун, что образовался вместо волос после долгого сна, отечные веки, тусклые безжизненные глаза. – Кто это? – очень тихо прошептала она, смотря, как отражающаяся в воде женщина удивленно вздергивает бровь. Этой тетке было лет пятьдесят, она прожила долгую несчастную жизнь, ее бил муж и ненавидела родня. Это не может быть она! – Я? – пискнула она.

Когда у женщины в отражении странно увлажнился взгляд, а по щеке заструилась крошечная слеза, Йолинь все еще не сразу поняла, что это она плачет. Дрожащей рукой она сняла эту одинокую слезинку со щеки, поднесла к глазам, понюхала, а потом не удержалась и попробовала кончиком языка.

– Правда соленые, – пробормотала она. – Надо же…

И тут же решительно зачерпнула в ладони ледяную воду, раз и навсегда смывая с лица… слезы. Она и забыла, когда последний раз позволяла себе подобную роскошь, как слезы. Боги, ведь плачут только дети?! А тут принцесса…

«Именно, принцесса! – резко выпрямившись, она решительным шагом направилась в дом. – Хватит! Хватит так жить! Не хочу больше!»

С небывалой для себя яростью Йолинь втащила в дом тяжелую бадью, в которой могла помыться целиком, затопила печь и начала греть воду. Распахнула массивный сундук, выуживая из самых его недр чудом сохранившиеся благовония и масла, что привезла с собой из дома, лосьоны, крема, порошки для волос. Подготавливать все самостоятельно было тяжело и непривычно, но она должна была с этим справиться. Разумеется, она не провела два года жизни не моясь и не следя за собой. Но некоторые процедуры просто отбросила, как ненужные и необязательные.

– И вот к чему это привело! – почти прорычала она. – Хватит уже! Даже дети смотрят на меня как на болезную и жалкую! Еще не хватало, чтобы к сочувствию тех, кто не знает, прибавилась ненависть ведающих.

До самого вечера Йолинь занималась собственным телом и внешним видом. Нет, она не старалась ради жениха. И в мыслях у нее не было, что такая, как она, сможет понравиться ему, и он поменяет о ней свое мнение. Ведь Рик точно знал, что за гниль у нее внутри. И если с виду красивое наливное яблоко разрезать и показать покупателю, что внутри оно все коричневое и вот-вот начнет гнить, разве удастся смутить его, соединив две красивые половинки вновь? У нее и раньше была лишь кожура, а теперь и она пожухла и поблекла. Впервые за долгие годы она делала это для себя. Потому что, оказывается, еще жива была у нее в душе такая черта, как достоинство. Ее могли ненавидеть, но не считать жалкой. Жалкой Йолинь не была никогда!

Как оказалось, провести все косметические процедуры по канонам Аира было на порядок сложнее, чем помыть пол, убрать дом, привести в порядок двор, приготовить еду и натопить печь. А ведь раньше она делала такое каждый день! Правда, помогали ей в этом десятки слуг. Наложив маску на волосы из толченых водорослей и сбора аирских трав, маску на основе желтка и меда на лицо, крем, привезенный из дома, на тело, Иола накинула простой белый халат на плечи, полы которого волочились за ней по полу, и подошла к зеркалу. Отражение вызывающе смотрело на нее черными провалами вместо глаз на белом лице, синие волосы, казалось, застыли под слоем маски.

– Может, так и пойти на церемонию? – монотонно буркнула она, не в силах открыть рот.

Достав из маленького мешочка, на котором была вышита прекрасная голубая бабочка, пьющая нектар с нежно-розового цветка, небольшой футляр с иглами, Йолинь извлекла несколько тонких длинных иголочек с особыми наконечниками. Проведя ряд манипуляций с этими самыми наконечниками, она подожгла их. Ушко иголочки только начинало дымиться, когда она ловко втыкала каждую в особую точку, и так по всему телу. Жалко, до спины не дотянуться…

Когда на землю опустились сумерки, Йолинь была похожа на дымящееся, утыканное иглами умертвие. Но красота по-аирски требовала жертв.

Тем временем и Рик не желал пускать все на самотек. Отправив послание принцессе, подумав немного, он отрядил двух человек для слежки за ней. Зная натуру этой женщины, он бы не удивился, если бы она решила по-тихому ускользнуть от вынужденного замужества. И Рик вовсе не горел желанием бегать по стране в поисках пропажи по твердому наставлению Совета. Желание было одно: поскорее покончить с этим и вернуться к делам.

Саймон и Беррок, два могучих рослых северянина, а также братья-близнецы, уже в сумерках добрались до дома, что занимала Йолинь.

– Вроде свет горит, – буркнул Саймон, спешиваясь с лошади и привязывая кобылу к дереву, что одиноко притулилось чуть вдали от дома Йолинь.

– И что? – возразил всегда подозрительный Беррок. – Она могла сделать видимость своего присутствия, а сама просто убежать.

– Да брось, – фыркнул младший брат. На несколько минут, но все же младший. – Одна баба организует побег за жалкие сутки?

– Кто ее знает, – отмахнулся мужчина, сощурив небесно-голубые волчьи глаза. – Организовала же нападения так, что все чуть не передохли?

– Это да, – вынужденно согласился Саймон. – Надо бы проверить.

Брат коротко кивнул, собирая черные волосы в узел на затылке. Саймон и Беррок были высокими даже по меркам северян, но в то же время их рост не делал их неуклюжими. Два брата двигались в ночи бесшумно, и даже оружие не выдавало их присутствия металлическим перезвоном. Первым дома принцессы достиг Беррок. И не говоря ни единого слова, прильнул к окну, чтобы уже спустя несколько секунд отскочить от него в сторону и распластаться вдоль каменной стены. Мужчина лишь открывал рот в беззвучном крике, глаза его бешено вращались, и, казалось, он просто-напросто забыл, как говорить.

– Что? – одними губами спросил не на шутку встревоженный брат. – Совсем рехнулся? – покрутив пальцем у виска, поинтересовался Саймон, вставая на место брата и всматриваясь в то, что вывело из равновесия его вечно невозмутимого братца. – Бог ты мой, – со свистом вырвалось изо рта северянина против его воли.

Перед его взглядом развернулась следующая сцена: в призрачном свете горящих свечей женщина, похожая на тростинку, укутанная в широкое белое нечто,