Старик Хоттабыч (сокращённая редакция) - Лазарь Лагин

Первой мыслью было упасть на колени перед Хоттабычем и умолять его убрать эти ценные дары, пока ещё никто их не заметил.

Одним словом, нужно было выиграть время для размышлений и выработки оперативного плана.

— Знаешь что, Хоттабыч,- сказал он, стараясь говорить как можно непринуждённей,- а не покататься ли нам на верблюде, пока рабы управятся с караваном?

— С радостью и удовольствием,- доверчиво отвечал старик.

Через минуту двугорбый корабль пустыни, величественно покачиваясь и надменно оглядываясь по сторонам, вышел на улицу, неся на своей спине взволнованного Вольку и Хоттабыча, который чувствовал себя как дома и томно обмахивался шляпой.

— Верблюд! Верблюд! — обрадовались ребятишки, выскочившие на улицу одновременно и в таком количестве, как будто у них было принято ожидать в это время появления верблюдов. Они тесным кольцом окружили невозмутимое животное, возвышавшееся над ними, как двухэтажный троллейбус над тележками с газированной водой. Какой-то мальчишка, имевший бесспорные задатки будущего поэта, скакал на одной ноге и восторженно вопил:

Едут люди На верблюде… Едут люди На верблюде…

Верблюд подошёл к перекрёстку как раз тогда, когда на светофоре загорелся красный свет. Он хладнокровно переступил жирную белую черту на мостовой, хотя около неё было большими буквами написано: «Стоп!» Напрасно Волька старался удержать животное. Корабль пустыни, спокойно перебирая ногами, продолжал свой путь прямо навстречу милиционеру, который приготовился к достойной встрече и уже вытащил из сумки квитанционную книжку для взимания штрафа.

— Попрошу поближе к тротуару,- спокойно сказал милиционер и приложил руку к козырьку своего белого шлема.

Вольке с трудом удалось заставить верблюда подчиниться этому распоряжению.

До слуха сразу поскучневшего Вольки доносились отдельные малоутешительные реплики:

— Чего смотреть! В отделение — и весь разговор.

— И откуда только люди сейчас верблюдов достают, уму непостижимо!

— Эта животная краденая.

— Ничего, в отделении разберутся.

Волька, почувствовав, что он влип в неприятную историю, свесился с верблюда и принялся неловко извиняться перед милиционером:

— Товарищ милиционер, я больше не буду, отпустите нас, пожалуйста. Нам верблюда кормить пора. Ведь в первый же раз…

В это время Волька вдруг почувствовал, что Хоттабыч дёрнул его за рукав.

— О юный мой повелитель,- сказал он, и это были первые его слова за всё время этого прискорбного инцидента.- О юный мой повелитель, мне грустно видеть унижения, на которые ты идёшь. Все эти люди недостойны целовать твои пятки. Дай же им понять пропасть, отделяющую их от тебя.

Волька в ответ досадливо отмахнулся. Но вдруг он снова почувствовал, что не волен над своей речью.

Он вдруг неожиданно для самого себя заорал на всю улицу:

— Как ты смеешь, презренный, задерживать меня?! На колени! Немедленно на колени передо мной, или я тебя тотчас же разорву на куски! Я самый выдающийся отрок этого города! — продолжал Волька орать, изнывая от чувства собственного бессилия.- Вы недостойны целовать мои пятки! Я красавец! Я ум-ни-ца! А ну, попробуйте-ка поцеловать мои пятки! Я вам дам - целовать мои пятки! На колени передо мной, о вы, недостойные сыны Адама!

— Ладно,- хмуро ответил милиционер,- там в отделении разберутся насчёт пяток тоже. За пятки вы, гражданин, ответите отдельно.

В это время что-то отвлекло внимание Хоттабыча. Он перестал нашёптывать Вольке свои высокомерные слова, и Волька, к которому на короткое время вернулась самостоятельность, умоляюще забормотал, низко свесившись с верблюда и жалостливо заглядывая своим слушателям в глаза:

— Товарищи… граждане… Вы меня, пожалуйста, не слушайте… Разве это я говорю? Это вот он, этот старый болван, говорит. Я за эти слова не отвечаю.

Но тут Хоттабыч снова взял нить разговора в свои руки, и Волька, не переводя дыхания, закричал:

— Трепещите же и не выводите меня из себя, ибо я страшен в гневе! Ух, как страшен! Честное пионерское!

Между тем недоумение сменилось у тех, кто слушал Вольку, лёгким беспокойством и даже сочувствием.

— Вот мы, граждане, ругаем этого мальца, смеёмся над ним, а он, может быть, сумасшедший, то есть я хотел выразиться: ненормальный,- сказал проникновенно один старичок.

И, как бы перекликаясь с этими словами, вдруг раздался взволнованный голос какой-то женщины:

— Граждане! Что я вижу! У него же сильный жар! Мальчик ведь прямо дымится!

— А ну молчать, если хотите со мной разговаривать! — проревел им в ответ Волька и вдруг с ужасом почувствовал, что вместе со словами из его рта вылетают большие клубы чёрного дыма.

Кто-то испуганно вскрикнул, кто-то побежал в аптеку вызвать «скорую помощь», и Волька, воспользовавшись создавшейся сумятицей, шепнул Хоттабычу:

— Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб! Приказываю тебе немедленно перенести верблюда вместе с нами подальше от этого места… Лучше всего за город.

— Слушаю и повинуюсь,- также шёпотом ответил старик.

И в ту же секунду верблюд со своими седоками взвился в воздух и исчез, оставив всех в глубочайшем недоумении.

А через минуту он плавно снизился на окраине города, где и был навсегда оставлен своими неблагодарными пассажирами. Он, очевидно, и по сей день пасётся где-то в окрестностях города. Его очень легко узнать, если он вам попадётся на глаза: у него уздечка вся усыпана бриллиантами и изумрудами.

XVIII . Таинственная история в отделении банка

Когда Волька с Хоттабычем вернулись домой, было уже часов одиннадцать вечера. Волька наконец придумал, что ему сделать с несметными богатствами, свалившимися ему как снег на голову.

Прежде всего он справился у Хоттабыча, может ли он сделать всех этих погонщиков с их слонами, верблюдами, ослами и всей поклажей невидимыми для постороннего глаза.

— Только прикажи, о богатейший из богачей,- с готовностью отвечал Хоттабыч.

— Очень хорошо,- сказал Волька.- В таком случае, сделай их, пожалуйста, пока что невидимыми, и давай ложиться спать. Завтра нам придётся встать с восходом солнца.

— Слушаю и повинуюсь.

И вот зеваки, собравшиеся во дворе, чтобы поглазеть на шумный и необычный караван, внезапно увидели, что двор абсолютно пуст, и, поражённые, разошлись по домам.

— Спокойной ночи,- доброжелательно произнёс Хоттабыч из-под кровати, и Волька понял, что пора начинать:

— Видишь ли, старик, мне хотелось бы знать, имею ли я право распоряжаться твоим подарком так, как мне заблагорассудится.

— Бесспорно, о благословенный богач.

— И как бы я им ни распорядился, ты не будешь на меня в обиде?

— Не буду, о Волька. Смею ли я обидеться на человека, столь много сделавшего для меня!

— Ну, вот и хорошо! — обрадовался Волька и даже присел от волнения на кровати.- Значит, ты не обидишься, если я тебе скажу, что не могу принять твой подарок, Хотя очень-очень-очень благодарен тебе за твою щедрость.

— О горе мне! Почему ты отказываешься от моих даров? Это ведь не дворцы.

— Но мне совершенно ни к чему все эти тюки золота, серебра и драгоценных камней.

— Если они тебе не нужны,- огорчённо отвечал Хоттабыч,- то отдай их в рост тем, кто в них нуждается, и ты станешь тогда владыкой над всеми бедняками твоей страны.

— Стать ростовщиком! — возмущённо воскликнул Волька.- Пионер — и вдруг ростовщик! Да знаешь ли ты, что у нас в стране уже давным-давно нет ростовщиков?! Ты меня очень насмешил, Хоттабыч.

— Тогда,- продолжал обиженно Хоттабыч,- накупи на это золото побольше товаров и открой собственные лавки во всех концах города. Ты станешь именитым купцом, и все будут тебя уважать и воздавать тебе почести.

— Я лучше умру, чем буду купцом. Пионер - частник! Торговлей у нас занимаются государство и кооперация.

Волька с удовлетворением слушал собственные слова. Ему нравилось, что он такой политически грамотный.

— У вас очень странная и непонятная для моего разумения страна,- буркнул Хоттабыч из-под кровати и замолчал.

* * *

На рассвете следующего дня телефонный звонок поднял с постели заведующего районным отделением Государственного банка. Заведующего экстренно вызывали в учреждение. Взволнованный таким ранним звонком, он примчался к месту работы и увидел во дворе дома, где помещалось отделение банка, множество слонов, верблюдов и ослов, гружённых тяжёлыми тюками.

— Тут один гражданин хочет внести вклад,- сообщил ему растерянный дежурный.

Дежурный молча протянул заведующему исписанный неровным мальчишеским почерком листок из ученической тетради. Заведующий прочитал бумажку и попросил дежурного ущипнуть его за руку. Дежурный с охотой выполнил эту просьбу. Заведующий поморщился от боли, снова посмотрел на листок и промолвил: