На развалинах третьего рейха, или маятник войны - Георгий Литвин

Но это было практически нашествие почти всей Европы на СССР под водительством немцев. Оно было отбито нашим народом. Здесь огромную роль сыграло патриотическое воспитание. Сталин прекрасно понимал, что война будет битвой народов и победить врагов можно только под патриотическими лозунгами! И сегодня для нас остается актуальным призыв: «Вставайте! Люди русские!» У меня много друзей немцев. Жаль, что оба наши народа в угоду Закулисы воевали друг против друга.

Я верю в национальное возрождение русского народа, как это произошло в Германии. Беда русских в готовности к самобичеванию и даже самооплевыванию, хотя мы — русские всегда были готовы к самопожертвованию во имя Родины. Нельзя верить врагам России, особенно живущим среди нас, что мы народ рабов и одновременно угнетателей. И многие, как это ни страшно сегодня видеть, готовы за подачки с Запада поверить, что наша страна скопище людей неполноценных. Нужно возродить нашу национальную память, вернуть почтение к нашему великому прошлому и гордиться тем, что мы русские. А у нас есть чем гордиться!

Глава 1

Снова в Германию

Итак, я на пути в Германию. Но прежде чем начать о том рассказ, поведаю тебе, читатель, как вдруг, почти в конце войны, началась для меня не фронтовая жизнь. Первый раз мой путь в Москву проходил через запасной полк, который в то время размещался в Белостоке. Здесь собралась целая группа таких же, как и я, кандидатов для учебы. Среди этой разношерстной публики были и офицеры, и сержанты, и даже рядовые, но объединяло нас то, что все мы в какой-то степени владели немецким языком. Прибывший из Москвы преподаватель из Военного института иностранных языков при майорских погонах без лишних формальностей начал проверку наших знаний языка. Он же и принимал решение о направлении на учебу или о возвращении кандидатов обратно в свои части.

Не буду скрывать, что среди абитуриентов нашлось немало тех, кто на немецком мог лишь прокричать «Хенде хох!». Этого конечно же было совсем мало для того, чтобы попасть в Первопрестольную. Нас брали на ускоренные курсы военных переводчиков, а поэтому будущие слушатели должны были обладать достаточным словарным запасом немецкого языка.

По прибытии в Москву все мы, отобранные майором, подверглись еще более жесткой проверке. И опять были возвраты в части. Прошедших же проверку комиссия распределила по группам, определив каждому срок обучения. Кому-то хватило трех месяцев, кому-то — шести. Я оказался в последней группе и был чрезвычайно доволен. После беспрерывных боев так хотелось подышать воздухом мирной жизни.

Кстати, о моих познаниях в немецком языке. Родился я в пригородном поселке Ледное на Харьковщине. Отец был кузнецом, а мать домохозяйкой, хотя хозяйство было небогатое. Многие из нашего поселка работали в Харькове, но жизнь была трудная, и без домашнего хозяйства, в котором водилась разная живность, обходиться не могли. Так что по утрам нас будил разноголосый хор коров, коз, барашков, кур и т. д. Эх, эти детские воспоминания — куда от них деться! Они самые острые и запоминающиеся. До сих пор во мне живет запах смолы, выступавшей на бревнах, сложенных во дворе под забором. Этот штабель из толстых бревен казался мне тогда чуть ли не Монбланом. Помню, я с трудом забирался наверх и был там безмятежно счастлив от того, что стою выше всех. Словом, это была моя первая покоренная высота…

Все это как бы к делу о моих познаниях немецкого не относится. Больше касается нашей семилетней поселковой школы, где немецкий язык нам преподавал Иван Степанович Спивак, выпускник Венского университета. Высокий, худой, он был необыкновенно подвижным человеком. Родом он был из Западной Украины. Там был призван в австро-венгерскую армию, а во время Первой мировой войны перешел на сторону русских, как он выражался, «не считая возможным драться против своих».

Кроме немецкого он вел у нас урок физкультуры. Любимой его поговоркой, помнится, была: «В здоровом теле — здоровый дух!» Немецкие поговорки и пословицы мы должны были повторять за ним хором. Он много беседовал с нами о мужестве и благородстве, приводил примеры из «Вильгельма Телля», «Тристана и Изольды», поминал «Нибелунгов». Его уроки напоминали игру. Они были очень полезны для практического усвоения немецкого языка. Видимо, в результате такой игры после семилетки я мог читать и переводить со словарем небольшие литературные тексты. Когда окончил десятилетку — читал уже многие художественные произведения в оригинале. Впоследствии интерес к знанию иностранных языков стал у меня более устойчивым. Кстати, должен заметить, что директором нашей школы был обрусевший немец, предки которого жили на Украине не один десяток лет. Он прекрасно Помнил свой родной язык и с удовольствием при случае общался с нами на нем.

Но вернусь к основной теме книги. Директивой Народного комиссариата обороны от 28 августа 1941 года при военфаке Второго Московского государственного педагогического института иностранных языков были сформированы курсы военных переводчиков со сроком обучения шесть недель, четыре и шесть месяцев. Курсами командовал полковник Сергей Константинович Нарроевский (до войны он был помощником военного атташе в Париже). За годы войны эти курсы выпустили для нужд фронта более четырех тысяч военных переводчиков. Это был хотя и небольшой, но очень важный отряд военных специалистов в действующей армии. Вот на этих-то курсах военных переводчиков немецкого языка в ноябре месяце 1944 года оказался и я.

Курсы размещались в здании бывшей средней школы в районе Таганской площади. Наша учебная группа состояла из двенадцати человек. Слушатели были разного возраста (от вчерашних школьников, в основном москвичей, имеющих среднее образование, до почтенных отцов семейств). Были среди нас и фронтовики, и офицеры, еще, как говорится, не нюхавшие пороха, сержанты и рядовые из разных родов войск. Все мы носили свою форму: морскую, авиационную, общевойсковую. На курсах были люди различных национальностей, но большую часть составляли евреи. Последние, кстати, как правило, знали идиш, который во многом сходен с немецким языком. Это в какой-то мере и решало проблему ускоренной подготовки переводчиков.

Группа у нас подобралась дружная, без зануд. Помогали все друг другу и в учебе, и в житейских делах. Помню, однажды на занятии слушатель Пелипенко, которому трудно давался язык, замешкался с ответом. Никак не мог вспомнить одно немецкое выражение. Наш старший группы, бывший фотограф, лет сорока пяти от роду, которого мы между собой величали «папа Плахт», с некоторой подковыркой заметил:

— Ну, пора бы уже это запомнить!.. Пилипенко, всегда спокойный, вдруг взорвался и резко ответил Плахту:

— Ты всю жизнь говорил «мутти», а я «мама», чего ж ты от меня хочешь?..

Закончился инцидент вполне миролюбиво, под общий смех всех слушателей и преподавателя. И Пилипенко, и Плахт друг на друга не обиделись.

На курсах учились и «инвалиды». Так мы шутя называли тех, кто попал на учебу по протекции, как говорится: «сам в Ташкенте, а рука в Москве», а также дети высокопоставленных деятелей и генералов. Много среди слушателей было девушек-фронтовичек, но были и дочери разных начальников. Правда, должен заметить, все учились прилежно, да и вели себя хорошо. Преподавание было квалифицированное. Много часов отводилось на самоподготовку. Неплохо был налажен и наш быт, и питание. Словом, после грома войны жил я на курсах как у Христа за пазухой.

В условиях военного времени и культивировавшейся особой бдительности («Враг не дремлет!») нам, курсантам, приходилось заполнять различные анкеты, писать автобиографии и т. п. А поскольку развлечений у нас было мало, находились местные шутники, которые нет-нет да и повеселят. Помню такую историю. Однажды в класс входит Пилипенко и вдруг с порога обращается к грузину Мдивани:

— Слушай, кацо! Я был сейчас в канцелярии, носил туда свою анкету, а там говорят, что ты — Мдивани — родня самому Мдивани, известному меньшевику!.. Как бы чего…

— Эй! — воскликнул темпераментный горец. — Какой Мдивани, какой меньшевик…

Он вскочил с места и стремглав помчался в канцелярию. Там он без лишних слов выхватил из пачки свою анкету и внес туда такую фразу: «Я ничего общего со знаменитым меньшевиком Мдивани не имею!»

Потом над ним долго потешались. Так что, несмотря на трудное время, огромную нагрузку, люди находили и повод и время шутить, смеяться. Жизнь шла своим чередом. На занятиях слушатели рассказывали о своей жизни, о боевых эпизодах, участниками или свидетелями которых они были. Этого требовали преподаватели на практических занятиях. Эти рассказы использовались для закрепления теоретического материала, поскольку они велись исключительно на немецком языке.

Мне тоже приходилось рассказывать о своей службе, о боевых операциях, в которых участвовал, о сбитых немецких асах и наградах за эти воздушные бои, у меня к тому времени были не только медали, но и два ордена Славы и другие ордена.