Шпион жизни - Владимир Быстров

 ……………………………………

 ... звонил его бывший однокурсник-москвич Серега:

 - "…две недели назад был взорван особняк одного из руководителей регионального отделения Международного Гуманитарного Фонда по оказанию продовольственной помощи Леонида Альбертовича Быкова. Помимо самого чиновника, в доме находились также его жена и 9-летний сын. Следствие полагает, что Быков  мог быть причастен к хищению более двух миллионов долларов, предназначенных для закупок продовольствия во Франции и Германии" … Алло! Ты слышишь меня?

 – Слышу… – ответил он, и положил трубку...

 ……………………………

 …обратной дороги в Арекипу Виктор не запомнил. Он гнал машину, думая лишь о том, как успеть предупредить своих о готовящейся провокации, но дома его уже ждало сообщение из Центра. Расшифровав наклеенную под маркой красочной открытки "точку" с микрошифром, он прочитал: "Операция по освобождению К. (кодовое название "Пятница") запланирована на … Срочно сообщите сведения о точном местонахождении К. на острове. План операции находится в тайнике "церковь". Сразу после отправки схем приступайте к операции "Берег".

 Тайник "церковь" был расположен на территории монастыря Святой Католины, всего в нескольких минутах ходьбы от его квартиры. На следующее утро, отправляя свою шифровку в Центр, он ясно понимал, что опоздал. Судя по времени, оставшемуся до начала операции, торговое судно со штурмовой группой на борту уже находилось поблизости от места ее проведения.

 Однако уйти сразу не удалось – вечером к нему домой позвонил Лукас.

 – Появилась новая работенка, малыш! – фамильярно сообщил он Виктору, – Нужно будет слетать в Пунта-Аренас на денек-другой, там должно произойти  кое-что интересное. Кинокамеру мы доставим прямо в аэропорт…

 "...не понимаю, почему мы должны быть безучастными и смотреть, как страна становится коммунистической из-за безответственности ее собственного народа!"

 (Г.Киссинджер, из выступления на пресс-конференции по вопросам участия США в военных переворотах в иностранных государствах, Нью-Йорк, 197… г.)

 – Чевой-то ты ноне рано заявился! – удивился его приезду Иван Алексеевич, – И не предупредил даже! Я и продуктов никаких не припас, да и в избе не топлено...  А я еще и приболевши был тут пару деньков, даже воды наносить было некому – никого ж в деревне не осталось! Почитай, кроме нас никого и нету!

 – Ничего, Алексеич! – успокоил его Захаров, – Продуктов я с собой немного захватил, а после можно будет и в поселок за реку сходить. Река-то встала?

 – Встала, давно уж! Как не встать – с Рождества, считай, мороз давит! Давненько таких морозов не было!

 Затопив обе плиты, Алексей, пока изба не прогрелась, отправился к соседу. Там он достал из сумки кое-какие, прихваченные в Москве продукты и бутылку джина и выложил все это на стол.

 – Эт-что еще за бурдень? – разглядывая длинную бутылку "Beefeater"'a, недовольно проворчал Алексеич, – Не, я такую не буду! Еще траванемся с тобой... Посиди, я сейчас свою достану, с осени нагнал литров пять.

 Он вышел в сени, и оттуда донесся скрип открываемой двери старого шифоньера, служившего ему холодильником.

 – Вот, на коре настоянная! – Алексеич водрузил на стол литровую бутылку из-под "Пшеничной", заполненную мутноватой коричневой жидкостью…

 В уже нагревшейся от двух жарко протопленных плит избе Захаров достал из сумки простую картонную папку с веревочными тесемками, вынул из нее пачку чистых листов бумаги и, сев за стол у окна, задумался. Потом написал на первом листе "Как это было", подумал еще, перечеркнул и написал другое – "Команда 45". Он встал из-за стола, походил немного по комнате, включил лампу, – за окном уже стало смеркаться, – снова вернулся к столу, перечитал название и, решительно смяв лист, бросил его в ящик у плиты, где складывал мусор, предназначенный для растопки. Потом взял чистый лист и крупно вывел посредине – "Учебная поездка"…

 ……………………

 …латинос! – опытным взглядом определил таможенный офицер приближавшегося к стойке молодого мужчину.

 Пассажир бесцеремонно перегнулся через стойку и, подчеркнув ногтем свою фамилию в паспорте, продиктовал:

 – Викто´р Анхель Люсиа Морьентес де Гарроба...

Послесловие

"Как ни злы люди, они все же не осмеливаются открыто преследовать добродетель. Поэтому, готовясь напасть на нее, они притворяются, будто считают ее лицемерной, или же приписывают ей какие-нибудь преступления..."

(Франсуа де Ларошфуко, «Максимы»)

 "...время рассудит... время осудит... время излечит... время все расставит по своим местам..." – сколько раз мы повторяли эти слова, уповая на скрытую в них мудрость веков.

 Но пословицы ошибаются!

 Время никого не "рассуждает"  и не "осуждает", ничего не "лечит" и не "расставляет по своим местам". Оно лишь помогает забыть, стереть из памяти все, что когда-либо, где-либо и с кем-либо происходило, совершенно не принимая во внимание наши собственные желания и интересы…

 Так и ты, дорогой Читатель, вероятно, вскоре перестанешь ломать голову над тем, что из прочитанного тобой – вымысел, а что – правда. Затем названия мест, где происходили, или могли происходить эти события, и даже сами имена их возможных участников навсегда исчезнут из твоей памяти,  оставив лишь крохотную царапину на сердце, которая, скорее всего, тоже постепенно затянется... Мне же остается только попрощаться с тобой.

 Осторожно, двери закрываются! Поезд отправляется и Следующей Остановки уже не будет!

 No smoking! Fasten seat belts! Just now we are going to Ethernity! Hasta luego, amigos! Hasta luego... Ты хочешь знать - а что потом? Мы посидим вдвоем, И тихим-тихим шепотом, с тобою пропоем: John Brown’s body lies a-mouldering in the grave, but his soul goes marching on! Glory, glory, Hallelujah!!!

 Ве-е-чна-я!!! ...

 тс-с-с...

 ...

 ...

 Светлый праздник бездомности, тихий свет без огня. Ощущенье бездонности августовского дня. Ощущенье бессменности пребыванья в тиши и почти что бессмертности своей грешной души. Вот и кончено полностью, вот и кончено с ней - с этой маленькой повестью наших судеб и дней. Наших дней, перемеченных торопливой судьбой, наших двух переменчивых, наших судеб с тобой. Полдень пахнет кружением дальних рощ и лесов, пахнет вечным движением привокзальных часов. Ощущенье беспечности, как скольженье на льду. Запах ветра и вечности от скамеек в саду. От рассвета до полночи тишина и покой - никакой, будто, горечи и беды никакой! Только полночь опустится, как догадка о том, что уже не отпустится ни сейчас, ни потом, что со счета не сбросится - ни потом, ни сейчас! - и что с нас еще спросится, еще спросится с нас. (Ю.Левитанский)