Тётушка Зубная Боль - Сусанна Георгиевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подписи: Дежурный милиционер Ганс-Христиан Рауп. Дети — Иванов Ганс.
Ввиду безграмотности Кононенко Марии за неё расписывается Иванов Ганс.
Дежурный милиции Рауп Ганс-Христиан.
Происшествия имели место во вторник, июля 1970 года.
Глава тринадцатая. Белая ночь
Когда машина с милиционером, Гансом и Машей подкатила к садовым участкам, на даче у тёти Милэ был сильнейший переполох. Тётя Милэ рыдала. (Совершенно так, как будто бы не прекращала ни на минуту плакать с тех пор, как выронила из рук марципаны.) Девятый час вечера! Что же делать? Пропали дети!
Своим волнением она заразила Машиного отца, который уж было собрался бежать в милицию.
Скрипнула калитка. На садовый участок тёти Милэ возвратилась заплаканная Кононенко Мария (милиционер проводил Ганса на дачу к дедушке).
Перед тем как отпустить от себя детей, он сказал:
— Так что, вы понимаете сами, никакой «тётки Зубная Боль» мы теперь не боимся. Она боится нас. Мы с ней в два счёта справляемся при помощи врачей. Это раз. А второе то, что тот человек — тень от дерева, — он никакой не племянник. А тётя Милэ — почтенная бригадирша, а не тётка Зубная Боль. Вы оскорбили хорошего человека. Ясно?
— Ясно! — сказали дети.
Как только Маша переступила порожек, к ней бросилась тётя Милэ.
Она ещё громче заплакала и прижала Машу к своему садовому фартуку.
Что же касается папы, он тут же и успокоился. Не такой это был человек, чтоб попусту волноваться. Папе было двадцать шесть лет.
Он сказал громовым голосом:
— Дитя злосчастное! Тебе я не прощу.
Маша горько заплакала.
— Дитя коварное! Отца ты не щадишь.
Маша рыдала в голос.
— От этого позора покраснеют звёзды.
Маша плакала.
Рыдая, она начала икать.
— Нехорошо, скажу я кратко. И это всё, что я могу сказать.
После этого отец бодрым шагом прошёл на террасу, достал бритву, включил её в штепсель, натянул щёку и провёл бритвою по щеке.
Маша примолкла. Она решила, что всё потихоньку образовалось.
— И матери я опишу свои мученья. Как ты терзала сердце мне, Мария, — пробормотал отец во время бритья.
Маша опять заплакала.
Отец аккуратно провёл по щеке бритвой.
— Нехорошо! Ты опозорила во мне отца семейства.
Папа тщательно провёл бритвой по второй, ещё не бритой щеке.
Маша всхлипнула.
Тётя Милэ была не в силах вынести этого зрелища. (Тем более, что она ни слова не понимала.) Тётя Милэ прижала Машу к своей груди.
Папа побрызгался одеколоном из пульверизатора.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы шумы вечера не были перекрыты двумя громкими красивыми голосами на соседней даче.
Пели милиционер и дедушка Ганса.
Они пели прекрасно.
Примолк и молодой Машин отец. Он с удовольствием слушал песню.
Замерла в восхищении тётя Милэ.
Тихо всхлипнув, перестала плакать бедная Маша.
А пели они вот что:
Бе-елые ночи-и!..Тихие ночи-и.Странные ночи.Белые ночи.Грозовые ночи — белые ночи.И дрогнули крылья у старых мельниц,И тени пошли плясать.Сказочный час, час сумерек и теней.Белые ночи, тихие ночи,Белые, белые как молоко.Вот и всё про белые ночи.Ага!.. Вот то-то!
Мы надеемся, вы поняли теперь, до чего красиво поют те люди, что родились на чудесном острове Саарема!