Грани пустоты (Kara no Kyoukai) 01 — Вид с высоты - Насу Киноко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ее голосе прозвучало огорчение, и я поняла, что это была пачка сигарет. Мне ни разу в жизни не довелось прикоснуться к ним. Неожиданно захотелось посмотреть, какой станет гостья с сигаретой. Наверное, сигарета будет смотреться в ее руке так же естественно, как естественно брюки змеиной кожи обтягивают манекен в витрине.
— У вас плохо не только с легкими? По всему вашему телу — опухоли, а внутри саркома, еще хуже. Кажется, волосы — единственное, что еще здорово. Удивительно, все же, сколько в вас еще осталось сил. Ведь обычный человек умер бы уже давно, не перенеся этих тягот. Сколько же лет вы провели здесь, Фудзё Кирие?
Ответить я не смогла.
— Не знаю. Я давно потеряла счет.
Потому, что это было бессмысленно. Я не выйду отсюда до самой смерти.
Женщина кивнула:
— Понимаю.
В ее голосе не было ни сочувствия, ни вражды — мне это не понравилось. Ведь единственное, чего люди не жалели для меня — это сострадание. Она же не расщедрилась даже на это.
— Ваша грудь, которую проткнула Шики, не болит? Она сказала, что ударила точно в сердце, рядом с аортой. Предположу, что это был легочный клапан.
Сказав это совершенно нормальным тоном, она вопросительно посмотрела на меня. Удивительная женщина. Я не смогла сдержать улыбки.
— Вы странная. Разве я бы смогла говорить с вами, будь это так? С рассеченным сердцем?
— Безусловно. Я спросила только уверенности ради.
Конечно. Она просто убедилась в том, что я была именно той, кого ударила странная девушка, одетая в причудливую смесь японской и европейской одежды.
— Эффект не замедлит сказаться. Глаза Шики могущественны. Даже если то существо было вашей второй ипостасью, удар настигнет и вас через некоторое время. Перед этим мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Поэтому я и пришла.
Вторая ипостась? Должно быть, она имела в виду вторую «меня».
Она продолжала:
— Не могу представить себе, что это вы парили там в реальности. Можете объяснить, что же это было?
— Я не знаю, также как и вы. Много лет не видела уже ничего, кроме этого окна. И это было ужасно. Я смотрела на мир из него сверху вниз. Деревья меняли цвет с круговоротом сезонов, люди приходили и уходили из госпиталя. А я оставалась здесь. Они не услышали бы меня, даже если бы я кричала, и мои руки не могли дотронуться до живых листьев, как бы я ни тянула их. Эта комната пропитана моим страданием. Страдая, я ненавидела тот мир. Разве не это называют проклятием?
— Вот как. Надо полагать — это кровь Фудзё. Древняя чистокровная линия. Клан жрецов и служителей. Вероятно, их настоящей силой были проклятия. Сама фамилия Фудзё происходит от знака «фудзё», что значит — «нечистый».
Линия крови.
Моя семья. Она исчезла несколько лет назад. Вскоре после того, как я была госпитализирована, мои родители и брат погибли в автокатастрофе. С того времени мое пребывание здесь оплачивал друг отца.
— Проклятие не бывает бессознательным. Чего вы хотели добиться?
Я не знала сама. Даже ей не разобраться.
Но я ответила:
— Вам ведь не приходилось тянуться к внешнему миру? Отчаянно, безнадежно? Бесконечно? Столько лет, что вы утратили связь с реальностью? Я ненавидела, презирала и страшилась его. Я пожирала его глазами отсюда, не зная ни минуты покоя. И мои глаза стали странными. Чувствуя себя так, словно парю в небе, над этим садом, я взирала на мир с высоты. Это было чувство, словно мои глаза отделились от тела и сознания, бросив их здесь. Но сама я так и не смогла тронуться с места, и осталась тут, безнадежно глядя вниз через окно.
— Вероятно, вы запечатлели этот вид в сознании так плотно, что смогли видеть его сразу со всех сторон… Тогда вы и начали терять зрение?
Удивительно. Она заметила, что я практически ослепла?
Мне осталось только кивнуть.
— Верно. Мир выцвел, и под конец вокруг не осталось ничего. Сначала я думала, что все исчезнет и растворится. Но ошиблась. Действительно исчезло все. По крайней мере, все, что можно было увидеть. Но это ничего не значило — мои глаза к тому времени уже парили отдельно от меня. И хотя все, что мне осталось видеть — пейзаж вокруг больницы, этого было достаточно. Я ведь все равно не могла выйти из нее. Ничего не изменилось. Ничего…
Кашель прервал меня. Мне так давно не приходилось столько разговаривать, что горло горело огнем.
— Понимаю. Ваше сознание ушло в небо. Но как получилось, что вы еще живы? Если бы призрак на крыше здания Фудзё нес его в себе, вы бы уже были мертвы от руки Шики.
Да, я и сама не могла понять, почему.
Та девушка… кажется, ее звали Шики. Как же она смогла пронзить меня? Ведь моя парящая в небе ипостась не могла коснуться материальных предметов, но в обмен и сама оставалась недосягаемой для всего вещественного. Но эта девушка убила ее, словно реальное, живое тело.
— Ответьте мне. Та Фудзё Кирие, что парила в небе — это были действительно вы?
— Нет. На самом деле — нет. Та «я», что парила в небе, давно оставила ту «меня», которая могла на небо лишь смотреть. Она улетела прочь. Меня бросила даже я сама.
Женщина подняла брови. Впервые на ее лице возникли следы каких-то чувств.
— Получается, ваше сознание не разделилось надвое. Был кто-то еще, кто дал вам, помимо одного вместилища души, новый сосуд. И вы контролировали два тела одним рассудком? Оказывается, все было совсем не так, как казалось.
Я не могла не согласиться.
Забыв о жалком положении своего реального «я», я смотрела на мир с высоты новыми глазами. Но ни одна из нас так и не смогла ступить ногой на твердую землю, и мы лишь бессильно и бесцельно парили в вышине. Мир за окном больничной палаты отверг меня — и я не могла больше стать его частью, как бы ни жаждала этого.
В итоге, мы все же оказались крепко связаны.
— Теперь понятно. Но разве вам недостаточно было грезить внешним миром? Не думаю, что стоило позволить тем девочкам падать.
— Девочкам?.. Ах, да. Тем девочкам, которым я так завидовала. Им не посчастливилось. Но я ничего не делала — они упали сами.
— Ваша ипостась на вершине здания Фудзё была скорее энергией, сгустком виртуальной воли. И вы это использовали, верно? Всех этих девушек с самого начала отличала способность к полету. Даже если она присутствовала лишь в виде образов в их сознании — хотя в некоторых могла быть и настоящая сила. Люди, летающие во сне, не так уж редки, хотя это почти никогда не приводит к неприятностям. Почему? Потому, что они делают это только во сне и не посягают творить подобное во время бодрствования, в здравом рассудке. Находясь же в бессознательном состоянии в своей кровати, они не могут причинить вреда ни себе, ни другим. Погибшие девушки отличались от обычных людей. Не будем вспоминать Питера Пэна, но гораздо легче летать во сне в детстве. Может быть, одна или две из них действительно парили во сне, а остальные лишь грезили о полете. Но вы заставили их непрерывно думать о полетах. Вы смогли заронить в них неистовую жажду, дали ощутить наяву тот безграничный восторг и освобождение, что сопровождает полеты в грезах. В результате они ощутили себя способными парить. И они были правы… но — только в бессознательности. Ведь летать лишь с помощью слабых человеческих сил очень трудно. Даже я бы не смогла проделать это без метелки. Шанс взлететь, находясь в сознании, очень низок. А они попытались повторить видения из своих грез. И случилось то, что и должно было случиться — девочки рухнули вниз.
— Да, они парили вокруг меня. Я надеялась, что они станут моими друзьями. Мне было очень больно узнать, что они лишь плавают, как рыбки, не замечая меня. Ведь в них не осталось сознания — они ничего не понимали и не воспринимали. И тогда я подумала, что, проснувшись, придя в себя, они все же осознают мое присутствие, и мы сможем поговорить. Только по этой причине я…
— Вам холодно? Вы дрожите.
Голос посетительницы был холодным и жестким, как пластик.
Дрожь не ушла, даже когда я обхватила себя руками. Жалкая картина.
— Позвольте мне спросить еще кое-что. Почему вы так жаждали неба? Ведь вы презирали внешний мир целиком, без остатка.
Наверное, потому…
— Небу нет конца. И я подумала, что если улечу так далеко, как только смогу, то найду мир, который не захочется ненавидеть и презирать. Если бы я только смогла…
— И у вас получилось? Найти такой мир?
Меня трясло так, что уже начали выстукивать зубы. Глазам сделалось горячо.
Я смогла лишь еле заметно кивнуть.
— …Каждую ночь, засыпая, я страшилась, что не увижу следующего рассвета, что не доживу до завтра. Я знала, что мне могло просто не хватить сил вернуться из дремотного забытья.
Дни были, как туго натянулась струна, резонирующая страхом смерти. Но, может быть, именно поэтому я остро чувствовала себя живой. Ощущение подступающей смерти было единственной реальностью, на которую я могла опереться. Превратившись в пустую оболочку, точно сухую сброшенную шкурку цикады, я наслаждалась чувством жизни перед лицом неминуемо подступающего конца. Все верно. Смерть стала для меня гораздо ближе и роднее жизни. Свободно лететь, без границ, без преград… лететь, куда захочу.