Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман - Егор Чекрыгин

Но сильнее всего я споткнулся как раз в том месте, где раньше вообще никаких препятствий и шероховатостей не видел. И, как всегда, это были люди!

Да. Люди. Мои люди, чудесные замечательные ирокезы. Не без своей придури у каждого в отдельности и массовых придурей типо соревнования на самую крутую прическу в целом… И тем не менее надежные верные ребята, на которых всегда можно положиться в бою, на охоте или в дороге. И которые совсем не стремятся становиться ремесленниками, меняя свою вольную жизнь на пусть и почетное, но скучное (как им казалось) сидение возле печей, верстаков или (что уж совсем мужику не гоже) – гончарных кругов.

Да, у меня были охотники и скотоводы, мореходы и воины. И никто из них не высказал желания поменять амплуа и податься в шаманы-ремесленники. И что самое обидное, дело-то ведь тут не просто в их дури.

По большей части все они уже были взрослые мужики со сложившимся характером, привычками и навыками. Эти навыки и привычки они совершенствовали очень долгие годы, и с какого перепуга им менять привычный образ жизни, понять не могли.

Беззвучно подкрадываться к добыче или сидеть в засаде… Читать следы четче, чем шаман Дебил читает свои черточки на шкурах. Бороздить моря на лодках-скорлупках, угадывая по движению волн глубину и характерные особенности дна. Слышать тысячи звуков, о которых глупый Дебил даже не подозревает, чувствовать нутром, как хитрый тигр подкрадывается к стаду… Эти навыки совершенствуются всю жизнь, и все это бросить, чтобы заняться чем-то абсолютно новым и непонятным?!

Нет, они как бы понимали, как это будет хорошо, если ирокезы сами начнут делать для себя разные хорошие вещи из бронзы, глины или дерева… Но пусть этим займется кто-то другой. Кто-то, у кого к этому лежит душа, а они уж лучше займутся своим делом…

Да и научить чему-нибудь принципиально новому взрослого мужика лет 20–30, это уже крайне проблематично, некоторым вещам надо учиться с детства. Нет, в принципе степняки умели делать себе оружие, изготавливать чумы, волокуши и упряжь к ним. А прибрежники даже умели изготавливать лодки, плести сети, строить дома. Хотя лодки это тоже была во многом прерогатива их шаманов, но, как я понял из рассказов Витька и Кор’тека, шаманы больше руководили процессом, а работали-то сами прибрежники.

В общем, кое-что делать руками мои ребята умели. Но все это нельзя было сравнить с куда более тонкой и технологичной работой, которая требуется при литье бронзы и прочих доисторических ремеслах. Тут должен был присутствовать совершенно иной склад характера, набор привычек и даже моторика тела.

Например, первый раз столкнувшись с этой проблемой, я попытался привлечь к работе парочку наших калек, которым больше податься было некуда, и обратил свой взор на подростков и детишек вроде Дрис’туна.

Последних, конечно, заставить и научить чему-то было проще. А первые сознавали, что работа в мастерской для них шанс остаться в живых и при этом не влачить жалкое существование нахлебника. Я им это очень четко обещал, когда уговаривал не уходить в степь помирать в одиночку.

Но ведь помимо собственной готовности учиться и воли наставника у ученика должны быть и талант, и способности к выбранной работе, а главное, желание воплотить таланты и способности в жизнь. А с этим, увы, были серьезные проблемы.

Та же работа форматора, по себе знаю, требует совершенно особого характера. Тут нужна большая усидчивость, тщательность и даже некоторая занудливость. Хорошая форма делается практически в состоянии некоего транса, который обеспечивает идеальную точность в подгонке и сопряжении отдельных кусков формы. А попробуйте заставить мужика, до сей поры «зарабатывавшего» себе на пропитание инструментами типа копье и топор, обметать песчинки кисточкой, подрезать неровности толщиной в волос и зашлифовать поверхности до зеркальной гладкости. Да его руки просто не приспособлены для этого. Руки, глаза, не видящие кривизны и неровностей, мозги, не способные сообразить, как работают клещи и как развернуть куски формы, чтобы они встали на свое место…

Подобным вещам надо учиться с детства, играя с конструкторами и клея модели самолетиков, выпиливая лобзиком или хотя бы просто лепя из пластилина или выводя на бумаге крохотные буковки. Так, вместе с мелкой моторикой рук развиваются и соответствующие участки мозга, которые впоследствии и будут управлять руками, глазами и телом…

А местные дети играли совсем в другие игры и с другими игрушками и в своих мечтах видели себя в роли воинов или охотников, но никак не ремесленников. Просто потому, что никогда этих ремесленников не видели. Все, что касалось сложных ремесел, было прерогативой шаманов и относилось к сфере почти запретных знаний, от которой простому смертному лучше держаться подальше. А в большинстве племен прибрежников, не говоря уже о степняках, подобных «запретных» знаний и людей, ими владеющих, не было вовсе.

А не имея образца для подражания в качестве отца или старшего брата, ребенку очень трудно захотеть и научиться чему-то новому. Мои парни подражали совсем иным образцам и развивали совсем иные участки мозга.

Очень скоро до меня начало доходить, почему Леокай так легко согласился предоставить мне своих специалистов. Секреты-то я у них, может быть, и подсмотрю. А вот воплотить их в жизнь… Пока из всех моих подопечных дрессировке более-менее поддавались только Витек и еще один парнишка из подростковой банды. Ну и парочка совсем мелких пацанят также подавала определенные надежды, которые по-хорошему надо было развивать годами. Где только взять эти годы?

Нет. Конечно, это не значит, что я остался один на один с постройкой мастерской. Когда грозный шаман Дебил приказывает, а Вождь Лга’нхи подтверждает приказ, приказы исполняются без обсуждений. Так что подростки, мелкота и женщины собирали и притаскивали камни, глину и песок. Помогали строить навесы, под которыми будут проводиться работы, и выполняли все отданные мной распоряжения, даже если не понимали их сути. Но представьте, каково это иметь подобных работничков, которые душою сейчас не с тобой, а там, на берегу, где взрослые воины готовят лодки и гарпуны для выхода в море, готовясь к охоте на плавающие горы мяса? И каково это таскать песок и месить глину, когда все твои помыслы совершенно в другом месте. Как тоскливо и противно слушать указания и объяснения зануды Дебила, когда хочется покрутиться вокруг настоящих охотников да послушать их разговоры, набираясь по-настоящему важных и полезных знаний.

Да. Чертова охота на коровок взбудоражила все племя. Даже наши бабы при одной только мысли об огромных горах мяса и днях бесконечного обжорства приходили в такое возбуждение, что не могли толком сшить из кожи меха или наплести циновок для покрытия крыш. Так что мне все время приходилось бегать между работничками, подгонять, поправлять, заново объяснять банальнейшие вещи. И почти все время орать на своих подопечных, которые, плюя на мои объяснения, все старались делать по-своему.

А потом начали приходить первые присланные Леокаем люди. А наши охотнички забили первую коровку… Так что можно было смело сказать, что предыдущие спокойные дни у меня закончились и теперь начинаются настоящие проблемы.

М-да. Конечно, еще есть вариант сдаться. В конце концов, я доподлинно знаю, что пленных аиотееки берут. Подумаешь, пошагаю недельку-другую в оикия, поднаберусь опыта строевой ходьбы… Да даже если просто овец пасти отправят. Главное остаться живым. Потому что у живого всегда есть шанс слинять, а вот у мертвого его уже нету.

Только ведь мне так же доподлинно известно, что и народ режут аиотееки без особого душевного трепета и нравственных терзаний. И если, предположим, это некий передовой отряд, высланный на разведку, станут ли разведчики обременять себя возней с пленным, или просто грохнут случайного туземца, с которого и взять-то нечего?

– Как это нечего! – аж подпрыгнув до самых гланд, возмущенно квакнула жаба в моей душе. – Да один твой фест-киец, не говоря уже о топоре, боевых перчатках и остальной мелочи, это уже нехилая добыча даже для богатеньких аиотееков-оуоо.

– Да… – вынужден я был согласиться с этой подлой тварью, впервые в моей жизни сказавшей что-то дельное. – Попаду ли я в плен или паду смертью храбрых, а имущество-то тю-тю… А потом какая-то тварь, да в моих же перчатках, моим же топором да на моих же ирокезов махать начнет? Такого свинства допускать точно нельзя!

Быстренько отвязал ремешки, которыми ножны кинжалов и чехол топора привязывались к специальным колечкам на моем воинском поясе… И совершенно не к месту подумал, какого же высокого уровня Тут достигло искусство вязать узелки. Да и немудрено, веревка и узел Тут, пока еще наиболее распространенный тип крепежа, так что местные знают в них толк. Веревками связывают каркасы домов и лодок, так что те держатся годами. Приматывают кинжалы к ножнам такими хитрыми узлами, что развязываются одним движением пальца, но при этом плотно держат оружие на своем месте…