Босоногий гарнизон - Виктор Дроботов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но их уже не было…
Славные были ребята. Помню: стоит возле меня Аксен, упрямо сдвинуты брови: „А я все равно буду мстить“.
Никогда не забуду пережитого, наших коротких, но многозначительных встреч на поляне в донском лесу. Аксен будет всегда для меня живым. Я и вижу его живым, лишь закрою глаза…»
* * *Аксен пожал протянутую горячую руку и вылез из балочки. Когда он вернулся к ребятам, Тимошка уже успел распечатать оба картонных ящика и распорол мешок. В ящике были небольшие буханки хлеба, консервированная колбаса, галеты, сало. В мешке оказались письма.
— Ты где был? — набросился Тимошка на Аксена. — Чего искать так долго? Спрячем в лебеду.
— Прятать надо хорошо, — ответил Аксен. Он промолчал о том, что рядом наш раненый.
— Один ящик спрячем под мостом, — продолжал он, — другой я отнесу в лес, так будет надежнее. А письма — в речку.
— В речку? — удивился Тимошка. — Зачем?
— В речку. Туда им дорога, этим немецким письмам.
Ему не возражали. Раз командир сказал, значит так надо. Чего с ними возиться? Подумаешь, письма. Небось, расхвастались немцы, как здорово воюют. А вот пусть подождут в ихней Германии этих писем.
Тимошка поднял мешок, раскачал его и бросил в речку. Мешок бултыхнулся, потом всплыл и закачался на воде.
Пока Тимошка и Федька прятали ящик под мостом, Аксен взял другой и пошел к перелеску.
— Принес, — сказал он раненому и поставил ящик на землю. — Тут хлеб, колбаса. Ешь… Завтра приду еще.
— Спасибо, браток.
Аксен помялся, не решаясь уходить. Наконец, он робко спросил:
— Так правда, что Сталинград не сдался?
— Правда, браток, — убежденно ответил раненый. — Не мог он сдаться…
— Ну, лежи, — веселее сказал Аксен. — Я пойду. Завтра увидимся.
Аксен попрощался и заспешил к мосту. Тимошка и Федька управлялись со своим делом.
— Теперь по домам. Завтра совет держать будем, — сказал Аксен.
Задами они вышли к хутору, добрались до огородов. Федька юркнул в переулок. Когда братья остались вдвоем, Аксен под строжайшим секретом, взяв предварительную клятву, что брат будет молчать, сообщил ему о раненом и о том, что услышал от него.
Тимошка хотел сейчас же вернуться в лес и перевести офицера в надежное место. Но Аксен предусмотрительно остановил его.
— Сейчас помочь ничем нельзя. Я оставил ему ящик с продуктами, этого пока хватит. Надо завтра раздобыть бинты. Хоть лопни — нужен бинт. А потом подумаем еще об одном деле, — но каком, Аксен не сказал.
Тимошка сгорал от любопытства и нетерпения, но брат умел молчать.
— Подождешь малость, — ответил он.
За семейным завтраком отец рассказывал:
— Сегодня немцы что-то злобятся. По хатам ходят, обыскивают… Ночью в амбары кто-то лазил. — Филипп Дмитриевич поднял глаза от ложки и пристально посмотрел на одного, потом на другого сына.
Аксен согнулся над столом, уставился глазами в чашку. Тимошка глянул на отца, шмыгнул носом и продолжал есть горячий борщ как ни в чем не бывало.
— В хуторе про партизан болтают, — снова заговорил Филипп Дмитриевич. — Сказывают, объявились в займище и налет на немцев готовят. Староста как бешеный стал.
— Не слышал про партизан, — спокойно сказал Аксен. — А если бы знал, где они, убежал.
— Ну-ну… Ты прикуси язык, — проворчал Филипп Дмитриевич, но в голосе его не было угрозы. — Кто ж тогда немцев пугает?
— Может, и партизаны…
Мать, выйдя зачем-то в сени, вбежала бледная и перепуганная. Филипп Дмитриевич метнулся к окну, за ним Аксен. По улице шли староста, переводчик Асмус и два немецких автоматчика. Староста свернул к дому Тимониных.
На крыльце загремели шаги, послышалась немецкая речь, потом дверь захлопнулась. В хату вошли староста и Асмус. Автоматчики остались у окон во дворе.
— Хлеб-соль хозяевам, — приподняв фуражку, хмуро поздоровался староста.
— Проходите, — так же хмуро бросил Филипп Дмитриевич.
Немец и староста окинули комнату придирчивыми взглядами. Асмус оттолкнул Аксена и прошел в переднюю. Открыл стол, поднял перину на койке, сбросил на пол подушки. Он обшарил все уголки в комнате, на чердаке, в хлеву. Автоматчики раскидывали солому, перекопали картофельные грядки на огороде. Ничего не найдя, Асмус и староста вернулись в хату.
— Господин комендант интересуется, — сказал староста, — не слышал ли ты, Филипп, о краже на немецком складе? На речке мы нашли вот эту штуковину. — Староста достал из кармана помятый конверт с расплывшимся адресом.
Аксен ничем не выдал своего волнения. Только кончики пальцев на руках задрожали, но он сжал их в кулаки.
— Мы найдем эта сволошь, — резко сказал Асмус. — Если ви будете ее скрывайт, ми вас расстреляем. Все! — Он круто повернулся и вышел.
Староста помял пальцами конверт, с подозрительной усмешкой глянул на Аксена, потом на Тимошку.
— Вас, хлопчики, это касается, следы-то остались, — сказал он с ехидцей и пошел вслед за немцами.
Филипп Дмитриевич вышел закрыть калитку. Аксен глянул на Тимошку и облегченно вздохнул.
— Проехало.
— Нехай ищут, — сказал Тимошка.
* * *Через два дня Вербовка опять всполошилась. Кто-то увидел на сельсовете объявление. Но это объявление было совсем необычное. Тремя разными карандашами на листке тетрадной бумаги было написано: «Товарищи! Немцы брешут, что Советская власть разбита. Брешут, сволочи, что Сталинград сдался: город наш, и и наши скоро придут. Не верьте гадам».
Внизу красовалась яркая звезда, а под ней стояла подпись: «Партизаны».
Глядя на листовку, Филипп Дмитриевич сразу узнал, кто нарисовал эту яркую звезду, но никому ничего не сказал, решил поговорить с Аксеном дома, один на один.
ПРОТИВНИК НЕРВНИЧАЕТ
В первых числах октября начались первые заморозки. Лужи, образовавшиеся в займище после дождей, подернулись хрупким, прозрачным, как стекло, ледком. Мелкое слюдяное крошево появилось и у берегов Донской Царицы. Ветер, как говорили казаки, повернул с города, с севера.
Немцы все еще продолжали уверять, что Сталинград скоро падет и Россия будет уничтожена, но люди ждали других перемен.
День и ночь тащились через Вербовку тяжелые немецкие тягачи и автомашины. Они шли по широкому грейдеру, к Дону. В кузовах машин сидели унылые солдаты с поднятыми воротниками шинелей и стеклянными глазами смотрели на чужие поля. Над грузовиками торчали пулеметы. Гитлеровцы не чувствовали себя спокойно в собственном тылу.
Над Вербовкой все чаще стали пролетать самолеты с красными звездами.
Аксеновский гарнизон честно нес службу. В хуторе нет-нет да и появлялись листовки. В них говорилось, что победа придет скоро, что фашисты будут разбиты. Комендант издал приказ о смертной казни каждого, кто скрывает партизан, назначил большую награду за их поимку.
Аксен часто приходил в займище к раненому командиру, приносил ему пищу, перевязочные материалы. Нога у командира начинала заживать. Аксен сделал для него небольшой шалаш в густом перелеске, натаскал сена.
Эта встреча была вечером.
— Так, говоришь, немцы партизан ищут? — спросил командир Аксена, когда тот рассказал ему о приказе коменданта.
— Ищут.
— Это хорошо! — улыбнулся командир. — Взрывать бы склады надо, уничтожать машины, но вы не сможете сделать этого. А вот в страхе держать их — это вам под силу. И это очень здорово. Пусть думают, что действуют настоящие партизаны. Пусть нервничают. На войне и это важно.
Аксен гордился похвалой. Но все же он робко попробовал возразить:
— Мы и воевать сможем. Уйдем в леса — ищи тогда. Налетим на немцев, думаешь, не перепугаем? У меня все стрелять умеют.
— Хвастаешь, — добродушно усмехнулся командир.
— Я хвастаю? Ничуть не хвастаю, — заговорил Аксен. — Можешь проверить.
— Нет, не надо, Аксен… Делай начатое дело. Оно очень нужное дело… А насчет налетов я тебе просто отвечу. Налететь на хутор можно. Да что толку? Ведь вас, как куропаток, перестреляют. Вот и обрадуется твой Гук. Нет, Аксен, действуй тайно. А потребуется — в лес уйти недолго.
— Опять листовки клеить?
— Да, листовки. Ты думаешь, это простое дело? Народ их читает. Понятно? Читает и думает: хорошие те люди, которые правду приносят, рискуя жизнью. Разве покорятся такие люди врагу? Да ни за что! Вот о чем ты заставляешь думать своих хуторян… Но к листовкам можно и еще кое-что добавить, — командир выразительно глянул на Аксена.
Аксен поднял жарко поблескивающие глаза.
— Праздник скоро! Понимаешь? Великий праздник, Аксен. Помнишь, небось, как флаги на школе вешали?
— Помню.
— Этого не забудешь, — твердо сказал командир и вдруг тихонько хриплым голосом запел: