Зимняя гонка Фрэнки Машины - Дон Уинслоу

Кое-что меняется, а кое-что не меняется, думает Фрэнк, усаживаясь в пикап, чтобы ехать обратно на пирс. Моя дочь хочет стать врачом, а мы все так же продаем тунца. Есть и другое, что не меняется, думает он, въезжая в Маленькую Италию, что находится на холме недалеко от аэропорта – я все так же занимаюсь мелкой починкой в старом доме.

6

Старый дом – это старый дом, какие все реже и реже встречаются в Сан-Диего, даже в Маленькой Италии, хотя прежде она состояла сплошь из старых добротных домов на одну семью. Но теперь они уступают место кондоминиумам, офисным зданиям, ультрамодным маленьким отелям и необходимым аэропорту парковкам.

Старый дом Фрэнка – красивый двухэтажный особняк в викторианском стиле, белый с желтой отделкой. Фрэнк останавливает автомобиль на узкой подъездной аллее и находит ключ на длинной цепочке. Едва он вставляет ключ в замок, как Пэтти распахивает дверь, словно она услышала шум подъехавшей машины – может быть, и услышала.

– Ты долго, – говорит она и пропускает его внутрь.

Она все еще пилит меня, думает Фрэнк, чувствуя раздражение. И еще он не может не признать, что Пэтти сохраняет свою привлекательность. Немного располнела внизу, но держит себя в хорошей форме, и ее карие миндалевидные глаза ему совсем не безразличны.

– Я же приехал, – говорит он и целует ее в щеку. Потом идет в кухню, где одна половина двойной раковины напоминает прилив где-нибудь в порту Третьего мира.

– Не работает, – говорит Пэтти, входя следом.

– Сам вижу. – Фрэнк нюхает воздух. – Ты готовила ньокки?

– Ну…

– Значит, смыла в измельчитель картофельные очистки? – спрашивает Фрэнк, засучивая рукав и опуская руку в грязную воду.

– Очистки – те же пищевые отходы. Я хотела их раздробить. Разве нельзя?

– Нельзя, потому что не всё поддается дроблению. Например, железные банки. Или ты их тоже смываешь?

– Хочешь кофе? Я сварю.

– Спасибо, свари.

Фрэнк направляется в холл за ящиком с инструментами. Каждый раз одно и то же. Она варит слабенький кофе в кофеварке, которую Фрэнк подарил ей и которой она так и не научилась пользоваться, а потом он из вежливости отпивает глоток во время работы, оставляя почти полную чашку. Однако теперь Фрэнк знает, что такие ритуалы очень важны для сохранения мирных отношений, когда находишься в разводе, – даже важнее, чем для супругов.

Вернувшись, он слышит жужжание кофемолки, а в кухне видит французскую кофеварку и чайник на огне.

– Ты теперь так варишь? Джилл говорила, ты теперь так варишь кофе.

– Да, так.

Фрэнк не говорит ни слова, пока Пэтти наливает кипяток и, не выждав положенные четыре минуты, сразу же включает кофеварку. После этого он так же молча лезет под раковину, укладывается на спину и берется за отвертку, чтобы вынуть застрявший мусор. Тем временем она ставит чашку на пол около его колена.

– Спасибо.

– Прервись на минутку и выпей кофе.

Вот уж чего не могу, того не могу, думает Фрэнк. Ему еще надо вернуться в магазин на пирсе, потому что вечером очередной наплыв покупателей, а потом быстро домой, в душ, бриться, одеваться – и за Донной. Однако об этом он не говорит. Если упомянуть Донну, Пэтти может как будто случайно вылить кофе ему на ногу или на верхнем этаже спустить в толчок целый рулон бумажных полотенец. Или ударить меня по яйцам, пока я тут лежу, думает Фрэнк.

– Мне надо вернуться в магазин, – говорит Фрэнк. Однако он вылезает из-под раковины, садится и отпивает из чашки. Не так плохо, и это удивляет его. Он женился на Пэтти не потому, что она умела готовить. Он женился на ней, потому что она была похожа на кинозвезду Иду Люпино,[4] и она все еще похожа на нее. Но, будучи хорошей итальянской девочкой, она бы не позволила ему перейти границу, не получив колечка на палец. Поэтому Фрэнк почти всегда готовил сам после того, как они поженились, и они уже развелись, когда выражение «все под контролем» вошло в моду. – Вкусно, – говорит Фрэнк.

– Удивительно, – отзывается Пэтти, сидя рядом с ним на полу. – Это я о Джилл.

– Я придумаю, где найти деньги.

– Да не о деньгах я, – обиженно произносит Пэтти. – Просто подумала, неплохо в какой-то момент разделить родительскую гордость.

– Пэтти, ты отлично справилась с ее воспитанием.

– Мы вместе справились.

Из ее глаз капают слезы, да и он чувствует, что его глаза увлажнились. Он знает, они оба вспоминают одно и то же – то утро в больнице, когда после долгих и мучительных схваток Джилл наконец-то появилась на свет. Тогда, как прорвало, младенцы появлялись один за другим, врачи и акушерки совсем замучились. Фрэнк был до того измотан, что залез на каталку и заснул рядом с женой и малышкой, и они долго спали рядом.

Пэтти встает.

– Заканчивай же. Тебе пора в магазин, а мне на йогу.

– На йогу? – переспрашивает Фрэнк, залезая обратно под раковину.

– В нашем возрасте «играй или проиграй».

– Нет-нет, это хорошо.

– Там в основном женщины, – торопливо говорит Пэтти, и Фрэнк сразу же соображает, что если в основном женщины, то есть хотя бы один мужчина.

Фрэнк чувствует укол ревности. Это неразумно и нечестно, говорит он себе. У тебя есть Донна, и у Пэтти тоже должен кто-то быть. И все же ему это не нравится. Он вытаскивает очистки, показывает их Пэтти.

– Видишь? Сырое нельзя сюда бросать, да еще по пять фунтов сразу, ты поняла?

– Поняла, – отвечает Пэтти, однако не удерживается от того, чтобы оставить последнее слово за собой: – И все же им надо было придумать что-нибудь получше.

Фрэнку ясно, что на этом Пэтти не остановится, и если не картошка, то в следующий раз будет что-то еще. И он думает: пусть в следующий раз этим занимается твой приятель. Он ведь йог и без труда сюда залезет.

Накрепко закрутив крышку, Фрэнк вылезает из-под раковины.

– Хочешь ньокки? – спрашивает Пэтти.

– Ты ведь спешила на йогу.

– Могу пропустить одно занятие.

Фрэнк пару секунд раздумывает над ее предложением, потом говорит:

– Нет, пропускать не стоит. Сама говоришь: или играй, или проигрывай.

А тебе это не по вкусу, думает он, когда ее взгляд делается холодным и злым. Глупо было это говорить. Пэтти есть Пэтти, и так просто она тебе это не спустит.

– Тебе бы тоже стоило позаниматься йогой, – говорит она, глядя на его живот.

– Ага, может быть, я и присоединюсь к тебе.

– Вот и отлично.

Фрэнк моет руки и вновь целует Пэтти в щеку, правда, на сей раз она вроде бы делает попытку увернуться.

– Увидимся в пятницу, – говорит он.

– Если меня не будет, оставь конверт в ящике комода.

– Спасибо за кофе. Он и вправду был вкусным.

В свой магазин Фрэнк возвращается как раз вовремя. Малыш Эйб справляется, когда посетителей немного, однако начинает паниковать, едва выстраивается очередь любителей вечерней рыбалки, которые требуют свою наживку, и Фрэнк хочет быть в магазине перед закрытием. Он помогает малышу Эйбу справиться с очередью, закрывает магазин и отправляется принимать душ и избавляться от запаха рыбы.

После душа он бреется, надевает костюм с белой рубашкой, но без галстука, и выводит из гаража «мерседес» вместо пикапа. У него еще остается время побывать в трех ресторанах, прежде чем ехать к Донне. В ресторанах он все делает как всегда: берет тоник в баре и просит о встрече с менеджером или владельцем. Вручая им свою карточку, он говорит:

– Если вас устраивает, как обращаются с вашим столовым бельем, тогда прошу извинить меня за вторжение. Но если не устраивает, тогда позвоните мне, и я расскажу, что могу вам предложить.

В девяти случаях из десяти ему звонят.

За Донной он едет в кондоминиум, большое здание почти на самом берегу. Оставляет «мерседес» на стоянке для посетителей и звонит в звонок, хотя у него есть ключ на случай, если она уезжает, а надо полить цветы, или если он приезжает поздно и не хочет вытаскивать ее из постели.

Выглядит она потрясающе.

Она всегда выглядит потрясающе, и не только для женщины под пятьдесят – для женщины любого возраста. На ней простое черное платье, но достаточно короткое, чтобы показать ноги, и с достаточно низким вырезом, чтобы показать ложбинку между грудей.

В молодости, думает Фрэнк, открывая для Донны дверцу автомобиля, мы называли таких «классными девчонками». Конечно, Фрэнк так больше не говорит, но именно это он имеет в виду. Донна всегда была такой. Танцовщица из Вегаса, которая никого не ловила и никому не навязывалась, которая устояла перед алкоголем и наркотиками, которая просто делала свою работу и копила деньги, зная, что придет ее время. Потом она забрала свои сбережения, приехала на Солана-Бич и открыла бутик.

И теперь неплохо живет.

Они едут вдоль океана к «Чарли».

Это старый ресторан в Кардиффе, который находится почти возле кромки воды, и в такие дни, как этот, брызги долетают до его окон. Хозяйка знает Фрэнка и сажает их за столик возле окна. Шторм надвигается, и волны уже совсем близко.