ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН) - Джон Толкин

Ибо имя Хурина чтили во всех землях эльфов. Поэтому Белег с радостью согласился проводить странников. Он отвел их в дом, где жил тогда с другими охотниками, и отправил гонца в Менегрот. Когда посланец принес ответ, что Тингол и Мелиан согласны принять сына Хурина и его спутников, Белег тайными тропами отвел их в Сокрытое королевство.

И вот Турин вышел к большому мосту через Эсгалдуин и переступил порог чертогов Тингола. Еще дитя, узрел он чудеса Менегрота, невиданные никем из смертных, кроме одного только Берена. И Гетрон поведал Тинголу и Мелиан просьбу Морвен; и Тингол принял их ласково, и в память о Хурине, отважнейшем? из людей, и родиче его [своем?] Берене взял Турина к себе на колени. И те, кто видел это, немало дивились, ибо это означало, что Тингол усыновляет Турина, а в те времена не было принято, чтобы короли усыновляли чьих бы то ни было детей, и с тех пор не случалось, чтобы эльфийский владыка усыновил человека. И сказал Тингол Турину:

— Отныне это твой дом, сын Хурина, и ты всегда будешь мне сыном, хотя ты и человек. Мудрость обретешь ты, неведомую прочим смертным, и в руки тебе вложат оружие эльфов. Быть может. наступит время, когда ты вновь обретешь земли твоих отцов в Хитлуме; но до тех пор живи здесь в любви и мире.

Так Турин стал жить в Дориате. С ним ненадолго остались и его провожатые, Гетрон и Гритнир. Но они торопились вернуться в Дор-ломин, к своей госпоже. Однако Гритнира одолели старость и болезни, и он остался при Турине до самой смерти. А Гетрон отправился в обратный путь, и Тингол снарядил с ним отряд эльфов, и они несли Морвен послание от Тингола. И вот наконец достигли они дома Хурина. Когда Морвен узнала, что Турина с почетом приняли во дворце Тингола, на сердце у нее полегчало. Эльфы привезли ей от Мелиан богатые дары и приглашение отправиться в Дориат вместе с воинами Тингола. Ибо Мелиан была мудра и предвидела будущее, и надеялась, что так удастся расстроить злой замысел Моргота. Но гордость и надежда все еще не дозволяли Морвен покинуть свой дом; к тому же Ниэнор была еще грудным младенцем. Поэтому Морвен поблагодарила дориатских эльфов, но отклонила приглашение. Скрывая свою бедность, она одарила посланцев последними золотыми вещами, что оставались у нее, и отправила с ними Тинголу Шлем Хадора.

А Турин все ждал, когда же вернутся посланцы; и когда они приехали, он убежал в лес и долго плакал: он знал о приглашении Мелиан, и надеялся, что Морвен приедет. То было второе горе Турина.

Когда Мелиан услышала ответ Морвен, она сильно опечалилась, ибо угадала мысли Морвен. И поняла Мелиан, что судьбы, предвиденной ею, так просто не избегнуть.

Шлем Хадора вручили Тинголу. Шлем тот был выкован из серебристо-серой стали, украшен золотом и исписан рунами победы. Великая сила была в том шлеме, ибо владелец его мог не страшиться ни ран, ни смерти: любой меч ломался об этот шлем, любая стрела отлетала в сторону. Выковал его Тэльхар, прославленный мастер из Ногрода. Забрало шлема было устроено как те пластины, которыми гномы защищали глаза, работая у горна, и лицо того, на ком был этот шлем, наводило ужас на врагов, и притом было надежно защищено от стрел и пламени. На верхушке шлема, как вызов врагам, красовалась золотая драконья голова — этот шлем сделали вскоре после того, как дракон Глаурунг впервые выполз из врат Моргота. Часто надевал этот шлем в битву Хадор, а после него — Галдор, и радовалось сердце воинов Хитлума, когда они видели Золотого Дракона на поле боя, и кричали они:

— Дракон Дор-ломина достойней золотого змея Ангбанда!

Но шлем тот был создан не для людей, а для Азагхала, владыки Белегоста, убитого Глаурунгом в Год Скорби[4]. Азагхал отдал его Маэдросу, в благодарность за то, что тот спас его жизнь и имущество, когда Азагхал попал в оркскую засаду на Гномьей дороге в восточном Белерианде[5]. Маэдрос же послал его в дар Фингону, с которым они часто обменивались дарами, в память о том, как Фингон загнал Глаурунга в Ангбанд. Но во всем Хитлуме нашлось лишь два воина, которым было по силам носить гномий шлем — Хадор и сын его Галдор. И потому, когда Хадор стал владыкой Дор-ломина, Фингон вручил шлем ему. По несчастью, вышло так, что на Галдоре не было этого шлема в тот день, когда он защищал Эйтель Сирион, ибо враг напал внезапно, и Галдор выбежал на стену с обнаженной головой, и в глаз ему попала оркская стрела. Но для Хурина Драконий шлем был слишком тяжел, и он не хотел его носить, говоря:

— Я предпочитаю встречать врага с открытым лицом.

Но он считал этот шлем одним из величайших сокровищ своего рода.

Надо сказать, что сокровищницы Тингола в Менегроте были полны всякого оружия: доспехов с узором, подобным рыбьей чешуе, сияющих, как река под луной; мечей и секир, щитов и шлемов, созданных самим Тэльхаром или его учителем, Гамиль-Зираком древним, или эльфийскими кузнецами, что были еще искуснее гномов. Ибо Тингол получил в дар немало вещей, принесенных из Валинора и созданных самим Феанором в расцвете его мастерства — а ему не было равных с начала мира. И все же Тингол любовался шлемом так, словно сокровищницы его были скудны, и сказал он учтиво:

— Воистину, благородные чела венчал он некогда, чела предков Хурина.

И тут пришла ему новая мысль, и велел он позвать к себе Турина, и сказал ему, что Морвен шлет своему сыну бесценный доспех, сокровище его отцов.

— Прими ныне Драконий шлем Дор-ломина, — сказал он отроку, — а когда настанет тебе время надеть его, носи с честью.

Но Турин был еще слишком мал, и не мог даже поднять шлема, и не обратил на него внимания, ибо тоска томила его.

Турин в Дориате

Турин рос в Дориате, и Мелиан заботилась о мальчике, хотя он редко встречался с ней. В лесу жила девушка по имени Неллас, и она, по просьбе Мелиан, присматривала за Турином, когда он бродил по лесу, и часто, словно невзначай, выходила ему навстречу. И от Неллас Турин узнал многое о тропах Дориата и о зверях и птицах, что жили в лесу; и еще она научила его говорить по-синдарски на старинный лад, как это было принято в королевстве; ибо язык Дориата отличался учтивостью и богатством слов и выражений[6]. И благодаря этой дружбе нрав Турина смягчился, хоть и ненадолго — вскоре на него снова пала тень, и дружба их пролетела, как весеннее утро. Ибо Неллас не бывала в Менегроте — она не любила каменных сводов; и потому, когда отрочество Турина прошло и он обратился мыслями к деяниям мужей, они с Неллас стали видеться все реже, и наконец Турин совсем забыл о ней. Но она все следила за ним, хотя и не попадалась ему на глаза.[7]