Свои-чужие - Энн Пэтчетт

– Тут, но не там, где я вас оставил.

Фикс поднялся и принял ребенка без изъявлений благодарности и прочих церемоний. В ходе передачи девочка недовольно пискнула, но сейчас же прильнула к отцовской груди и заснула. Рука у Казинса лишилась привычной уже тяжести, и ему не понравилось это ощущение. Сильно не понравилось. Фикс заметил пятнышко на лбу дочери.

– Ее что – роняли?

– Это губная помада.

– Ну-у, – сказал пастор, собирая себя со стула, – вот и мне пора. Через полчаса у нас в церкви будут угощать спагетти. Всех приглашаю.

Они попрощались, и отец Джо Майк в окружении свиты прихожан прошествовал к воротам, как святой Патрик Даунийский. Паства махала Фиксу на прощание и желала доброго вечера. Был еще не вечер, но и уже не день. Вечеринка затянулись.

Казинс выждал еще минутку в надежде, что Беверли, верная своему слову, придет за ребенком, но она все не приходила, а вот ему давным-давно пора было уходить.

– Я так и не знаю, как ее зовут, – сказал он.

– Франсис.

– Правда? – Казинс снова взглянул на миловидную малютку. – Вы дали ей свое имя?

Фикс кивнул:

– Сколько носов было разбито из-за него в детстве. Каждый пацан в округе считал своим долгом сообщить мне, что у меня девчачье имя. Ну вот я и решил назвать дочку Франсис.

– А если бы мальчик родился?

– Мальчика я бы назвал Фрэнсисом, – сказал Фикс, и Казинс снова почувствовал себя идиотом. – Первую нашу мы назвали в честь дочки Кеннеди. Я думал, ну и ладно… Подождем, думал, но вот… – Фикс замолчал и взглянул на ребенка. Между рождением первой и второй дочери у Беверли случился выкидыш на позднем сроке. Ваше счастье, говорил им потом доктор, что смогла вторую выносить, но не рассказывать же об этом заместителю окружного прокурора. – Так оно и вышло.

– Славное имя, – сказал Казинс, хотя на самом деле подумал: повезло малышке, что не родилась мальчиком.

– А у вас как? – спросил Фикс. – Дома небось Альберт-младший?

– Сына зовут Кэлвин. Кэл. И ни одну из дочек Альбертой не назвали.

– Вы сказали – еще одного ждете?

– В декабре, – ответил Казинс, и ему вспомнилось, как перед рождением Кэла они с Терезой, лежа в темной спальне, перебирали имена. Одно забраковали, потому что так звали мальчика, с которым Тереза училась в начальной школе: рубашка у него вечно была в пятнах, он грыз ногти и был всеобщим посмешищем. Другое не понравилось Казинсу – напомнило одного неприятного паренька из детства, хулигана. Но потом добрались до Кэла, и обоим понравилось. Примерно так же выбирали они имя для Холли. Кажется, потратили меньше времени и, кажется, не обсуждали это в постели, когда ее голова лежала на его плече, а его рука – у нее на животе, но придумали вместе. И не в чью-то честь или в память, а просто дали девочке это имя, потому что решили: оно красивое. А Джанетт? Он не помнил, чтобы они вообще обсуждали, как ее назвать. Он опоздал тогда в клинику – единственный раз – и, если память ему не изменяла, как только вошел в палату, Тереза сказала: «Это Джанетт». Но если бы Казинса спросили, он сказал бы, что хочет Дафну. Теперь надо обсудить, как назвать следующего. По крайней мере будет о чем поговорить.

– Назовите Альбертом, – сказал Фикс.

– Это если мальчик.

– Мальчик и будет. Обязательно.

Казинс взглянул, как спит Франсис на руках у отца, и подумал, что ничего страшного, если родится еще одна девочка. Но если все-таки окажется мальчик, можно будет назвать его Альбертом.

– Вы уверены?

– Абсолютно, – ответил Фикс.

Он так и не рассказал об этом Терезе, но в клинике, в комнате ожидания заполнил свидетельство о рождении – Альберт Джон Казинс – как бы на самого себя. Терезе никогда особо не нравилось имя мужа, но возможности оспорить принятое Казинсом решение ей не представилось. И, вернувшись домой, она стала называть сына Элби – «Эл-биии». Казинс возражал, но делать было нечего. И правда – что он мог сделать? Другим детям понравилось. И они тоже стали называть брата Элби.

2

– Так ты говоришь, это ты назвал его Элби? – спросила Франни.

– Нет, не я, – ответил ее отец, пока они следом за медсестрой шли по длинному, ярко освещенному холлу. – Я бы никогда не допустил, чтобы Элби досталось такое дурацкое имя. Будь уверена – очень многие проблемы этого мальчика берут начало в его имени.

– Все же, наверно, дело не только в его имени, – сказала Франни, вспомнив все, что знала о сводном брате.

– А тебе известно, что я вытащил его однажды из изолятора для несовершеннолетних? В четырнадцать лет он попытался поджечь школу.

– Я помню, – сказала Франни.

– Мама позвонила мне и попросила помочь. – Он постучал себя по груди. – Меня попросила. И сказала, что это – ради нее… Можно подумать, мне хочется что-то делать ради нее. Если вспомнить, сколько у Берта знакомых копов в Лос-Анджелесе, поневоле удивишься, зачем я им сдался.

– Ты помог Элби. Он был тогда мальчишкой, и ты помог ему. Так что – все правильно.

– Он даже толком не знал, как устроить нормальный пожар. Я вытащил его из колонии и привез к твоему дядюшке Тому, который в ту пору перевелся в Лос-Анджелес и служил в пожарной охране. И сказал ему так: «Ты хотел спалить школу, полную детей, – ну так вот: здесь работают ребята, которые могут научить тебя, как это делается». И знаешь, что он мне ответил?

– Знаю, – вздохнула Франни, не упомянув, что, во-первых, в здании никого не было, а во-вторых, Элби справился с задачей прекрасно. Что-что, а обращаться с огнем он умел.

– Он сказал, что ему это больше не интересно. – Фикс остановился, отчего остановились сперва Франни, а потом, поджидая их, и медсестра. – Но его так теперь уже не зовут, верно ведь?

– Элби? Не знаю… Я всегда звала его так.

– Я стараюсь не слушать, – сказала Дженни. Так звали сестру. Это имя значилось на бирке, прицепленной к халату, но посетители и без того знали, что она – Дженни.

– Да слушайте себе на здоровье, – сказал Фикс. – Но мы попытаемся рассказывать что-нибудь поинтереснее.

– Как вы себя чувствуете сегодня, мистер Китинг? – спросила Дженни. Фикс приехал в Медицинский центр Калифорнийского университета на сеанс химиотерапии, так что вопрос был задан не из вежливости. Скажешь «неважно» – тебя отправят домой, и вся процедура отодвинется в неопределенное будущее.

– Блеск, – ответил он, беря под руку Франни. – Блещу, как свет на воде.

Дженни рассмеялась, и все трое оказались в просторном помещении, где сидели две женщины в чем-то вроде тюрбанов на головах и с градусниками во рту. Одна устало кивнула вошедшим, другая так и смотрела перед собой. Входили и выходили медсестры в разноцветной форме – яркие, как набор леденцов. Фикс уселся, Дженни дала ему термометр и надела на предплечье манжету тонометра. Франни заняла свободный стул рядом с отцом.

– Ну, если вернуться на минутку к истокам, неужели вы с Бертом еще до рождения ребенка обсуждали, как его назвать? – Историю про пожар и про телефонный звонок, последовавший за этим, Франни слышала сотни раз, а вот про имя почему-то никогда.

Фикс вытащил изо рта термометр:

– Ну уж не после.

– Эй-эй! – сказала Дженни, и Фикс покорно вернул термометр на прежнее место.

– Просто не верится, – покачала головой Франни.

Фикс перевел глаза на Дженни, которая как раз снимала ему манжету, и сестра пришла на помощь:

– Во что не верится?

– Да во все! Что ты с Бертом готовил коктейли, что ты с Бертом разговаривал, что ты с Бертом познакомился раньше, чем мама.

– Девяносто восемь ровно, – сказала Дженни и выбросила пластиковый чехольчик градусника в урну. Потом вытянула из кармана халата ярко-розовый жгут и стянула им руку Фиксу выше локтя.

– Ну, разумеется, я знавал Берта раньше, – сказал он, словно оскорбившись недоверием Франни. – Как бы иначе твоя мать с ним повстречалась?

– Не знаю. – Этот вопрос она никогда себе не задавала. Эпохи «до Берта» ее память не сохранила. – Ну, я думала, Уоллис их свела. Ты ведь ее просто терпеть не мог.

Дженни кончиками пальцев разминала внутреннюю поверхность руки Фикса, отыскивая пока еще пригодное для вливания место.

– Мне доводилось видеть наркоманов, которые умудрялись вмазываться между пальцев ног, – заметил он едва ли не ностальгически.

– Вот и еще одна причина не брать наркоманов в процедурные сестры. – Еще немного похлопав по истонченной пергаментной коже, Дженни улыбнулась, наконец прижав вену пальцем. – Так, нашла. Сейчас немножко уколю.

Фикс даже не вздрогнул. Дженни каким-то образом удалось попасть сразу.

– Ох, Дженни, – сказал он, глядя в пробор на ее склоненной к нему голове. – Вот если бы вы всегда меня кололи.

– А вы правда так ненавидели Уоллис? – спросила Дженни, наблюдая, как сперва один, а потом другой пузырек с притертой резиновой пробкой заполняются кровью.

– Правда.

– Бедная… – Она вытянула из вены иглу и приложила на ее место ватный шарик. – Теперь – прыг на весы, и все на этом. – Фикс встал на весы и смотрел, как Дженни ноготком гонит назад металлическую гирьку. Щелк-щелк, минус еще один фунт, и еще один, пока не уравновесилось на отметке 133. – Вы не забываете пить «буст»?