Малабарские вдовы - Масси Суджата

А вот ее соученики совсем не обрадовались.

Когда в следующий раз она по рядам передала проктору свое сочинение, до преподавателя оно так и не дошло и он поставил ей «неудовлетворительно». Как-то днем некий джентльмен, якобы из учебного отдела, позвонил им на домашний номер и оставил сообщение: завтрашнее занятие неожиданно отменили. Первин заподозрила неладное, решила проверить – и попала на свое место как раз к самому началу проверочной работы.

Сегодняшнее отмщение однокурсников явно оказалось сладким – если судить по веренице муравьев, поднимавшихся по ножке стула. Первин с трудом разбирала, что говорит профессор Адакар: сидела и смотрела прямо перед собой. И в голове у нее слова, которые он писал на доске, – что-то там о праве на судебное разбирательство – замещались проклятыми словами, которые один из студентов на первой неделе прошипел ей в ухо:

– Ты не имеешь права здесь находиться! Всем нам будущее испортишь.

Он обозвал ее строптивой интриганкой. Как будто это она пыталась превратить чью-то жизнь в ад, а не эти несчастные паршивцы.

– Тамариндовый чатни, – произнесла Гюльназ, морща нос над шелковым сари, который держала сантиметрах в десяти от носа. – Эти свиньи, похоже, притащили его из столовой в своей общаге.

– Точно тамариндовый? – Первин, в блузке и нижней юбке, стояла в дамском салоне школы. Во время перерывов студенткам полагалось находиться только здесь. Гюльназ Банкер и Хема Патель дружно взялись за ее сари и с помощью мыла и воды, принесенных из уборной, бились с пятнами не на жизнь, а на смерть.

Хема бросила на Первин сочувственный взгляд.

– Мы вот всё думаем: чего бы тебе, как и нам, не заняться литературой? Нас все-таки четыре девушки в одной группе. Мужчины ни одну не рискуют обидеть, зная, что на ее защиту встанут все остальные.

– Я не могу сменить специализацию. Отец хочет, чтобы я стала первой женщиной-поверенным в Бомбее.

Гюльназ, учившаяся на курс старше, но сохранившая прелесть розового бутона и миниатюрность форм, что делало ее на вид моложе, заговорила мягким голосом:

– Первин, ты же у нас решительная. Может, ответишь им, как они того заслужили? Наверняка же ты мечтаешь настучать им по их дурным головам, как настучала в школе Эстер Ваче.

– Это было восемь лет назад, и она насыпала песка мне в тарелку! – Первин раздосадовало, что Гюльназ об этом помнит. – Я из такого уже выросла. Стараюсь по мере возможности смотреть в тетрадку, хотя преподавателю в результате кажется, что я его не слушаю. А все остальные смеются – и это так ужасно!

Первин почувствовала, как по щеке скатывается незваная слезинка.

– Бедняжечка! – Голос у Гюльназ был встревоженный. – Не плачь. Сари почти как новенькое. Сейчас повесим у окна на просушку.

Первин протянула к сари руку.

– Лекция по индийскому законодательству начинается через двадцать минут. Так что сушить некогда.

– Сколько манго ни торопи, они быстрее не созреют, – заметила Хема. – Сядь и подыши поглубже.

От их заботы Первин только сильнее разнервничалась.

– Если не пойду на лекцию, пропущу проверочную.

– Потом напишешь, – отрезала Гюльназ. – Все лучше, чем публичный позор.

Первин вырвала у подруг сари.

– А как я объясню преподавателю свое отсутствие? Пятно на одежде? Он решит, я типичная безмозглая девица!

– Пятно-то мокрое. Кто-то может подумать…

Гюльназ умолкла. Она тоже была из парсов и выросла в очень строгих понятиях о гигиене.

– Шелк быстрее высохнет снаружи, на солнце, чем в этой сырой дырище. А еще я придумала, как я его надену!

Парвин объяснила, что, если надеть сари, как это делают индуисты, свесив паллу вдоль спины, пятна будет не видно. Арадхана, индуистка, сидевшая за книгами у одного из столов, тут же поспешила на помощь.

Первин вышла во двор Эльфинстона, по бокам от нее шли Гюльназ и Хема.

– Глядите-ка! – Гюльназ указала пальцем. – Эстер Вача сидит с мужчиной!

Проследив за возмущенным взглядом подруги, Первин увидела чугунную скамью, на которой сидела и хохотала ее бывшая школьная врагиня. Рядом с ней пристроился молодой человек, хорошо одетый, явно парс; на лоб ему ниспадали густые черные кудри. У спутника Эстер был притягательный профиль с орлиным носом, глядя на который Первин вспомнила портреты древней персидской знати.

– Он не из здешних студентов. Кто бы это мог быть? – с любопытством спросила Хема.

Первин каких только студентов не навидалась в колледже, но такого красавчика среди них не было.

– Я его раньше никогда не видела. На вид настоящий денди.

– Это мне без разницы. А вот за то, чтобы у детей моих были такие кудри, я бы полжизни отдала, – высказалась Гюльназ.

– Вечно ты о замужестве! – укорила ее Первин, а Хема схватила их обеих за руки и повела к скамье.

– Добрый день, Эстер, – поздоровалась Хема. – Первин хочет знать, как зовут твоего особенного друга.

Эстер с высокомерием улыбнулась.

– Хорош, правда? Мой двоюродный брат, приехал погостить из Калькутты. Мистер Сайрус Содавалла.

– Польщен, – произнес молодой человек с легким поклоном. Окинул взглядом всех трех, остановился на Первин. – Ведь представляться положено обеим сторонам, верно?

– Мисс Первин Мистри, первая женщина – студентка Государственной юридической школы. Моя троюродная сестра, – с деланой улыбкой произнесла Эстер. – Мисс Гюльназ Банкер и мисс Хема Патель изучают литературу.

– Я по имени поняла, что вы шипучий, – пошутила Хема, и Первин невольно скривилась.

Сайрус Содавалла улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы.

– Когда мой дед приехал из Персии, он поначалу продавал шипучку в бутылках. Англичане проводили перепись, решили дать ему фамилию, так все и получилось. Содавалла – торговец содовой.

Первин отметила, что выговор у него особый – видимо, калькуттский.

– Моему дедушке тогда же дали фамилию, – проворковала Гюльназ. – Вот теперь я и живи под этой скучной «Банкер».

– Мисс Мистри, а вы тоже из парсов? – спросил Сайрус, внимательно вглядываясь в то, как на Первин надето сари. У остальных головы были покрыты, длинный лоскут обернут вокруг торса и изящно подоткнут на талии; у нее все было иначе.

Первин вспыхнула.

– Да. Я просто сари ношу по-другому.

– Вот ведь незадача, что вам всем уже по девятнадцать лет, – ехидным тоном произнесла Эстер. – Сайрус приехал выбирать себе невесту, а в его семье ни на кого старше восемнадцати и смотреть не будут.

– Потому что вы тоже очень молоды, мистер Содавалла? – саркастически осведомилась Первин. У двоюродного брата Эстер на щеках и шее пробивалась легкая щетина.

Сайрус обиженно глянул на Первин.

– Мне через месяц исполнится двадцать восемь.

– Хе-хе. Староваты вы для жениха! – не отстала от Первин Хема. – Я ни за кого старше двадцати трех не пойду.

– Я припозднился по одной причине: семейный бизнес. Но оно того стоило. В ближайшее время калькуттские Содавалла будут разливать весь виски в Бенгалии и Ориссе. Кстати, у меня есть образец. – Он похлопал по выпуклости в нагрудном кармане.

Гюльназ так и ахнула.

– Это надо же – ходить по территории колледжа с фляжкой!

Первин едва не рассмеялась: Сайрус совсем не походил на напыщенных хлыщей с юридического факультета. Но откровенно флиртовать ей не хотелось. Поэтому она сдержанно улыбнулась и сказала:

– Нет у меня времени на светские беседы. Счастливого вам пребывания в Бомбее и желаю удачи в поисках жены!

– Невоспитанно вот так вот взять и уйти! – рявкнула Хема, как только они двинулись дальше.

– У меня проверочная по индийскому законодательству, – напомнила Первин.

– Но ты идешь в обратную сторону от своего факультета, – заметила Гюльназ. – Тебе разве не вон туда?

– Да чтоб его! Простите! Мне надо бежать. – Спеша отойти подальше от Сайруса и Эстер, Первин пропустила нужную дверь.

Войдя внутрь, она приостановилась в полумраке, глянула в лестничный проем. Вокруг ни одного студента, значит, она опоздала второй раз за день. Она торопливо зашагала вверх по лестнице, почувствовала, как край сари соскользнул с плеча в сгиб локтя. Она закинула паллу на место и тут поняла, что ткань постепенно сползает с бедер.