Сага о двух хевдингах - Наталья Викторовна Бутырская

Нас вышли встречать с оружием в руках, хотя толком не опасались. Если бы они всерьез думали, что мы нападем, так постарались бы детей и женщин укрыть. А так все остались на своих местах: и рыбаки, и мальчишки с сетями, и прачки, и даже козы.

Впереди стоял крепкий седоголовый старик с коротким копьем. Альрик аккуратно подвел «Сокола» к небольшому причалу и первым спрыгнул с корабля, сдерживая рвущуюся улыбку.

— Здравствуй, отец!

— Явился не запылился. Столько зим носу не казал, а нынче гляньте-ка на него, приплыл! — проворчал старик, а сам глаз не сводит с сына. — Фомрир знает, где тебя носило! Хоть бы весточку с кем послал, сестры уж и не чаяли дождаться. Что? Вляпался в неприятности? Серебро кому должен? Или от кровной мести спасаешься? Говорил я, нечего с тем торговцем идти. Был бы толковый, так не взял бы калеку однорунного!

И пока он бранился, на Альрика налетели девки и бабы и давай его обнимать-целовать. Подошли и мужчины, лицом как один, только возраста разного, и все карлы до единого, выждали, пока девки угомонятся, и тоже попеременно обняли Беззащитного, похлопали по плечу.

— А и нечего с ним нежничать! — закричал старик. — Нечего! Я же сказал, чтоб не возвращался боле! Коли не хочешь отца слушать, так нечего к нему потом бежать! У самого еще молоко на губах не обсохло, а уже того, своим умом хочет жить.

Я попытался прикинуть, когда Альрик ушел из дому. Я его знал уже три зимы, скоро четвертая будет, два года он с торговцем ходил, два года после его смерти серебро копил. Значит, он ушел, когда ему девятнадцать-двадцать зим уже стукнуло. К тому времени не то, чтоб молоко обсохло, уже и борода, поди, выросла.

— Нет никакой беды, — улыбался Беззащитный. — Никому ничего не должен, еще и свое серебро накопил, кровную вражду не заводил, а если и завел, так уже давно рассчитался. Так что я к тебе не прятаться пришел, а навестить да гостинцы подарить.

Мы вынесли с «Сокола» короб, куда Альрик отложил подарки из немногих вещей, что у него с собой были. Большая-то часть в Сторбаше запрятана.

— Что ты за хирдман такой, коли у тебя кровников нет? — еще больше насупился старик. — Или сразиться боишься, за спинами друзей прячешься? Не такого сына я растил.

Бабоньки, вдоволь нацеловавшись с Альриком, разбежались по сараям и кладовкам, из дома потянуло дымком. А братья и дядья встали рядом с нами, чтоб следить за перепалкой отца и сына. Значит, не так грозен старик, как выглядит, не боялись его домочадцы.

— Весточки-то обо мне доходили, раз знаешь, что я хирдман нынче, а не торговец.

— Доходили-не доходили… О собственном сыне от чужих людей вызнавать — разве так полагается? А слухами земля полнится! Слыхал я, убили того торговца. Слыхал, что свой хирд собрал, волками назвал, корабль с волчьей мордой нашел. Слыхал, что тебя Беззащитным кличут, точно ягненка однодневного. Слыхал, что с Торкелем Мачтой вражда была. А потом ни слова, ни весточки! Только намедни заглянул к нам такой же нищий торговый человечишка, наболтал невесть чего. И что ульверы в Бриттланде с мертвецами рубились, и что корабль у тебя новый птичий, и что ты конунгову сыну теперь служишь.

Альрик кивал, соглашаясь со словами отца.

— А знаешь, чего он про тебя, оболтуса, не сказывал? Что оженился ты. Так и будешь до конца дней бобылем ходить? Девки стороной обходят? Или серебра на свадебный дар не хватает? Как только тебя, бесталанного, хёвдингом держат!

— Уже и не держат, — беззаботно ответил Альрик. — Другой теперь у нас хёвдинг. Кай Безумец, сын Эрлинга, может, слыхал когда?

Старик смерил меня злобным взглядом.

— Это что же, такой сопляк, а всё равно получше тебя будет? Хорошо, хоть дед твой помер и не увидал такого бесчестья!

Я решил вступиться за Альрика.

— Беззащитный не совсем верно сказал.

— Чего-чего говоришь? Что пищишь, как цыпленок? Раз уж в хёвдинги подался да сына моего переплюнул, как и говори, как хёвдинг.

— Говорю, не так всё. У нас в хирде два хёвдинга: я и Альрик. Я больше в бою, а…

— Дурость это! — вновь вспылил старик. — На все Северные острова хватает одного конунга, а с небольшим хирдом вдвоем сладить не можете? Зачем ты вообще взял этого мальчишку? Слыхивал я о его подвигах, да и об отце тоже знаю. Набрал бездарей и неумех, а и с теми не сладил.

Пока он брызгал слюной, один из братьев Альрика подошел ко мне и негромко сказал:

— Мы тут и впрямь о тебе наслышаны. Старик полкоровы отдал, чтобы о Кае Безумце побольше разузнать, даже в Мессенбю ходил. И он тебя крепко невзлюбил, думал, что из-за тебя у Альрика много бед. И это он еще не знал, что ты в хёвдинги подался.

— И что? Ножом пырнет или отраву какую подсыпет?

— Да Скирир с тобой! Какой нож? Так, по мелочи гадить будет: на низкое место усадит, еду плохую подсунет, собаку натравит. Ты уж не серчай на него. Перетерпишь, и он отстанет.

Терпеть козни вредного старика? Еще чего!

Впрочем, на угощение он и впрямь не поскупился. При нас зарезали нескольких коз и свиней, недавно выловленную рыбу потащили не сушить и коптить, а сразу в котел. К соседям отправили мальчишек с вестями, и сюда начали стягиваться еще люди, тоже связанные родством с Альриком и его семьей.

Как только старик ушел вместе с Альриком смотреть «чего тот приволок отцу», остальные перестали сдерживаться и набросились на нас с вопросами. Самые храбрые мальчишки просились посмотреть корабль, девчонки щупали рубахи из тонкого ситца и спрашивали, чем же это красили ткань, что так ярко выходит, а взрослые интересовались нашими делами. И судя по их вопросам, местные немало знали об ульверах.

Пока жарилось мясо, мы по очереди сходили в баню и хорошенько отмылись от грязи и соли, а оттуда сразу за стол.

Длинный дом был переполнен, хотя безрунных на пир не пустили. Наскоро сколотили еще пару столов и несколько лавок и поставили отдельно, туда усадили женщин и перворунных подростков. Почетное место занял, конечно же, старик, глава семейства. По левую руку от него расположился Альрик, а по правую — один из дядьев, выглядевший едва ли моложе моего отца. Ульверов посадили напротив вперемешку с родичами Беззащитного.

Если бы не предупреждение, я бы и не подумал ничего, сел бы рядом с хирдманами. К тому же Простодушный уже потеснил кого-то и освободил для меня кусок лавки. Но сейчас я задумался, а где должно быть при таком раскладе мое место? Каким бы ни был замечательным сын, если он пришел в гости со своим хёвдингом, хозяин дома должен уважить именно хёвдинга, ведь он выше и главнее своих хирдманов. Я сам сказал, что мы с Альриком наравне, значит, мое место либо справа от старика, либо возле Альрика. И если я сейчас сяду ниже, выйдет так, словно я не считаю себя хёвдингом или боюсь своенравного деда.

— Уважаемый Альмунд, — перекрывая гомон, сказал я. — Ты забыл оставить мне место за своим столом!

Беззащитный дернул краешком рта, сложил руки на груди и посмотрел на отца так, словно ожидал увидеть что-то занимательное.

— Забыл-не забыл, — пробурчал старик, а потом вдруг закричал: — Много чести, чтоб я помнил всякого сорванца! Вон, за теми столами места полно. И сидят там мальчишки с той же зимы, что и ты!

Я треснул по столу кулаком.

— Старик, ты из ума выжил? Когда это в наших краях людей по прожитым зимам судить начали? Глаза-то слепые раскрой! Я тебе не жеватель угля и не перворунный малец, что кровь только в колбасе видывал. коли сам не чуешь, так у людей спроси, сколько у меня рун.

Старик вскочил и тоже ударил по столу.

— Да сколько бы ни было, всё не больше, чем у моего сына! Так с чего бы честь оказывать?

— Зато поболее, чем у тебя! Может, мне на твое место сесть?

— Нос не дорос меня с места сгонять! Надо же, какие наглые мальчишки пошли. Каков отец, таков и сын!

— Скажи что-нибудь дурное о моем отце, и я не посмотрю, что ты малорунный, — прошипел я.

Но тут спохватились родичи Альрика. Мужчина, что сидел справа от старика, встал и уступил свое место мне. Старик же, поняв, что хватил через край, замолчал и лишь злобно фыркал в мою сторону. Когда понесли хмельную чашу, я отпил из нее вторым, и лучший кусок мяса из зажаренного целиком