Женщина-смерть. Книга первая. ХХХ 33+ - Марс Вронский

– Не в Небесную канцелярию?

– Нет, это не тот человек. Ну, а когда полицию это совсем перестало интересовать… Ну, ты же знаешь, как там – сразу не поймали, значит «глухарь», под сукно! Так вот, тогда матушка, попова жена, позвонила мне.

– И откуда же она узнала, что ты…

– Марс! Они же исповедуют сотни людей! Это сбор информации! Хотел бы я иметь такой источник! Не зря КГБ в своё время плотно держал всю Церковь под колпаком! Да и нынешние, я думаю, не гнушаются.

– Понятно. Ну и что за листовки?

– Откроешь ММС, увидишь. Хочу только добавить, что компания ведётся уже две недели. И листовки развешиваются в таких местах, где их могли бы прочесть прихожане, идущие в Храм.

– Ясно. А сам-то ты как? Как здоровье?

– Ох, Марс! Спорт здоровья не прибавляет!

– Наш Президент считает иначе. Строит по всей стране стадионы и оздоровительные комплексы. ГТО, вон, возвращают!

– Лучше б он о нравственности населения подумал! Чёрти что уже творится!

– Нравственностью народонаселения по его замыслу как раз попы разных концессий и должны заниматься!

– Усвоив его спортивную философию, они занимаются собственным благополучием в первую очередь.

– Не любишь ты Президента, Олежек!

– А что он, тульский пряник, что ли?! – вздох в трубку.

Попрощавшись, я открыл сообщение. В красной рамке готическим курсивом было (явно на принтере) напечатано:

«Знай, служат здесь мамоне, не Христу.

Спаситель наш гнал торгашей из Храма,

А тут – две лавки! Это ли не странно?

Дворец служителя заметен за версту,

И пузо от обжорства – барабаном!»

О Боже! Это было как выстрел у уха! Мне показалось, что я теряю сознание. Так потемнело в глазах и затарахтело сердечко. Даже губы онемели! В неуёмной памяти моментально выскочило:

«Компартия печётся о народе,

Колхозник и рабочий стадо их,

Которое не устают доить,

А корм пусть ищут сами в огороде,

Долг Партии – народ огородить!»

Это когда-то написала Инесса на ватмане. И прилепила рядом с вывеской Горкома Партии. На обозрение всем входящим.

ИНЕССА! Я уже не мог больше думать ни о чём. Перед глазами сиял образ «горбоносой татарки» в венчике обесцвеченных волос, её гордая походка балерины (она ступала носками наружу), чуть замедленный взмах тонкой руки и загадочная (почти джокондовская!) полуулыбка. Да будь я проклят, если это не она ополчилась против попов! Надо было срочно мотать в Бологое!

Трясущимися руками, не попадая пальцем в кнопки, я набрал снова Олега. Но абонент был уже «вне зоны доступа». Слегка захотелось повыть в потолок.

Но всё началось немного раньше. Книга была первой весточкой. Её принёс посыльный, когда я пил второй утренний чай. Первый я пью сразу после пробуждения и душа, оказавшись в мастерской перед мольбертом. А второй – на террасе с видом на озеро. Пока в доме убираются. Параллельно я просматриваю электронную почту и бумажные газеты. Их обычно приносит старый Тимур, не очень хорошо владеющий русским, или его застенчивая внучка Мунира. Её Тимур отправляет, когда надо сообщить что-то устно. Краснея и отворачивая лицо, девушка произнесла чуть слышно:

– Пакет… Надо подпись… – и положила пачку прессы на краешек стола.

Я не сразу понял.

– Какой пакет? Что надо?

Она резко уронила голову.

– Там человек… Чужой… С пакетом… Без вашей подписи не даёт… Рамиз не пускает…

– А-а! Да не переживай ты так! Пусть войдёт!

Её брат Рамиз дежурил у ворот в форме охранника. Мунира стаерски сорвалась с места. А я принялся просматривать газеты.

Буквально через пару минут, – видимо девушка связалась по мобильной, едва выскочив с террасы, – в дверях возник нагловатый рэпер в бейсболке с козырьком набок и форме посыльного. Ухмыляясь, он жевал жвачку и враскачку шагал ко мне. Ничего не говоря, положил передо мной пакет в коричневой плотной бумаге с раскрытым блокнотом поверх него. На блокнот небрежным жестом бросил шариковую ручку. Я расписался.

– А на чай? – ещё шире оскаблился парень, чем окончательно меня разозлил.

Я демонстративно пригляделся к фирменному блокноту и бейджику на его груди.

– А твой шеф знает, что ты не здороваешься и хамишь клиентам?

Ухмылку как ветром сдуло.

– Да ладно!.. мне б на бензин!..

– Будет тебе и на бензин, и на мороженое! Я только звякну в твою фирму…

Я и договорить не успел, как рэпер растворился в воздухе. В пакете оказалась книга. В твёрдом переплёте. На суперобложке – знаменитый ахматовский профиль. С пририсованным азиатски раскосым глазом над высокой скулой. Я тяжело вздохнул – кто-то знал Инессу. Роман назывался «Мин-нет в Огрызково», автор Свирид Докучаев. Модный теперь писатель, живущий по слухам где-то заграницей и старательно прячущийся от общественности. Вот и теперь на обороте, где обычно помещают фото создателя сего шедевра, был «Чёрный квадрат» Малевича. Никто не знал ни его настоящего имени, ни места жительства, образования, семейного положения и т. д. Вообще ничего! Но больше всего раздражало обывателя то, что он по сообщениям издателя не пользуется гонорарами. Кроме того, что не лезет на телеэкран и в прессу. Его или её (был слушок, что это одна из теледив) абсолютно не интересовали ни писательская слава, ни немалые уже деньги, хранящиеся на счетах издательства.

Вот такие пироги! Кто-то знал главную тайну моей жизни, причину моего затворничества. И подавал мне какой-то знак.

4

ПАНЧАМАКАРА – (пять букв М) – тайный парный ритуал (мужчина + женщина) – или Панчататтва (пять принципов) – в тантрическом шиваизме и шактизме. Во время пуджи (священнодействия) происходит иштаведате (предложение) друг другу Мадья (вина), Мамса (мяса), Матсья (рыбы), Мудра (зерна жареного) и Майтхуна (полового акта). Мужчина отождествляет себя с Шивой, женщина с его супругой Шакти. Шива говорит: « О Богиня, без Шакти (женское начало) Я всегда подобен трупу. Когда Я соединён с Шакти, Я – Шива…

Если успех не достигается пребыванием с женщиной, тогда, о Всевышняя, всё, что я говорю, бесполезно…

Следует оставить все святые места и, во что бы то ни стало идти в общество женщины!»

Но это сейчас, а тогда, в иную эпоху и в стране, которой уж нет, я не выспавшийся, но ликующий, кое-как поднялся, ополоснулся в душе и выпил большую кружку дефицитного кофе, заботливо приготовленного Ксенией. Тогда мы пили его только в особых случаях. Мне было тягостно смотреть в глаза жене, я собирался на Телятник, рисовать Инессу.

Колхоз «Свет зари» располагался под боком нашего городка, и некоторые неблагополучные горожане трудились там, постоянно сетуя на нищенские зарплаты. «Свет зари» был убежищем обладателей «волчьих билетов», справок об освобождении из тех самых мест и трудовых книжек с 33-ей статьёй об увольнении, прогульщиков и алканавтов. Немного странно, конечно, что именно там работала совсем мало пьющая Инесса, хотя она и занимала высокую для своих лет должность главного ветеринара. Телятник же, о котором она мне шепнула, всколыхнув всё моё естество, находился в километре от наших пятиэтажек за Берёзовой рощей, местом разнообразных народных гуляний и романтических свиданий.

Меня же, идиота, понесло в поликлинику, поскольку до моего часа «икс» оставалась ещё уйма времени, и у меня натурально тряслись поджилки. Мне, в отличие от большинства моих сверстников, не дано было ходить на уединенные встречи с девушкой, прихватив какой-то букетик, как это живописуют в соцреалистических фильмах. Я принёс бормотуху и сразу полез в трусы. И пожинал плоды этого подвига.

Отстояв очередь в регистратуру, я записался зачем-то на приём к терапевту. И с номерком в кармане поскакал домой – мне было назначено на девять. Мне стало интересно, какой диагноз мне поставят? Ведь меня натурально лихорадило! Я чувствовал и понимал, хоть и не до конца, что со мной что-то происходит, какой-то грандиозный сдвиг в сознании и во всей жизни. Я словно бы поскользнулся и полетел в глубочайшую, почти бездонную, попасть. И в этом падении (или парении?) я понимал, что внизу меня ждёт конец. И никакого спасения мне не предусмотрено. Я был в трансе, не религиозном и не наркотическом, в каком-то ином. С чувством «эх-была-не-была!» я даже посмеивался: «А какой мне диагноз поставят?» – ну не идиот?!

Дома я вспомнил, что уже нет чистого альбома, весь измалёван, да таким, что не хотелось бы никому, а уж тем более ЕЙ, показывать. Без малейших признаков обычной лени и неудовольствия я помчался в магазин. Теперь мне уже кажется, что во время тех моих мотаний по улицам я совсем не встречал людей. Между тем, они, конечно же, присутствовали, их не было лично для меня в том моём изменённом состоянии сознания. Ещё я прикупил бутылку «Советского шампанского» и коробку конфет. Так, на всякий пожарный. Чем мы будем там, в Телятнике, заниматься, рисованием или ещё чем, не до конца ясно. Но это было глубоко, мистически волнующе.