Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год - Вокруг Света

Одно было непонятно: как работать с гравиметром на палубе качающегося корабля?

И все же в конце концов он поселился на борту судна. Скажу больше: поселился отнюдь не вчера, а лет сорок назад. Разумеется, благодаря все той же человеческой изобретательности. Но прежде чем пускать ее в ход, потребовалось четко ответить на довольно неожиданный вопрос: что такое качка? Вроде бы ясно каждому. Даже без слов. В действительности же простота здесь кажущаяся. При детальном рассмотрении выясняется, что качка — очень сложное перемещение судна в пространстве.

Вот оно, словно пикируя, устремилось по волне вниз. Это почти свободное падение. Все, что находится на борту, близко к состоянию невесомости. Затем следует выход из «пике» и взлет на следующую волну. Теперь растут перегрузки. (Как видите, космические ощущения доступны всем желающим.) Получить в такой обстановке какой-то полезный материал все равно что уловить шелест листвы на берегу, когда над ухом ревет пароходный гудок.

Самое удивительное, что заглушить этот «рев» удалось наипростейшим способом: гравиметр поместили в вязкую жидкость — глицерин. В своей масляной ванне он оказался вполне отрешенным от мирской суеты — от взлетов, падений и катастрофических «возмущений» на судне.

Но чтобы прибор окончательно обрел свой тончайший «слух» и снова улавливал вкрадчивые голоса земных недр, нужно было защитить его еще и от наклонов корабля, тоже входящих в «программу» качки. Что это за наклоны? Корпус судна как бы вращается одновременно по трем своим осям, то есть переваливается с боку на бок, с носа на корму и рыскает по курсу. Вспомните цирковой трюк под названием «Рекорд баланса». Униформисты выносят на арену столик. На нем несколько круглых каталок. Осторожно устанавливают каталки друг на друга (крест-накрест), а на верхнюю кладут дощечку. Мгновение, и вот жонглер уже стоит там, на дощечке: широко расставил ноги, раскинул руки и балансирует, стараясь удержать равновесие. Проходит минута... другая... Публика дружно аплодирует. Примерно такой же «номер» требовалось поставить на корабле. С той только разницей, что заранее была известна абсолютная пассивность «артиста» — гравиметра и что балансировать придется отнюдь не минуту-другую.

И все же «номер» поставили. Обязанности по балансированию были переданы сложному устройству, основанному на принципе действия маятника. С помощью этой системы удалось постоянно удерживать гравиметр в горизонтальном положении, вопреки всем проискам судовой качки. Только вот аплодисментов не было. Ни дружных, ни даже самых жиденьких...

Морем Лев Давыдович Немцов начал заниматься, когда проблема набортного гравиметра в принципе была уже решена. Но только в принципе: работы долго не выходили из стадии эксперимента и не получали распространения в пдактике. На то имелись основательные причины. За съемку на ходу судна приходилось расплачиваться очень дорогой ценой (даже слишком дорогой) — точностью измерений. Она стала раз в десять хуже, чем у донных приборов, не говоря уже об их сухопутных коллегах. Потому-то и не гремели одобрительные аплодисменты гравиметрической публики.

Немцову с сотрудниками геленджикского отделения ЮЖМОРГЕО, не меняя принципиально схему, удалось добиться того, что их прибор вышел в широкую практику, его признали и стали им пользоваться в морских поисковых партиях. От наклонов корабля новый гравиметр защищает стабилизирующая платформа: приспособление очень хитрое. В нем и гироскоп, и подвижные пузырьки уровней с электрическими датчиками, которые устраняют даже погрешности, возникающие от воздействия вращения Земли. В результате точность его удалось довести до трех миллигалов. (А если волнение на море умеренное, погрешности не выходят за пределы одного миллигала.) Конечно, это все еще хуже, чем у донных гравиметров, но вполне годится для общей съемки больших районов.

Можно сказать, что сделанные усовершенствования вывели геленджикские гравиметры «на уровень мировых стандартов». Их испытывали в Средиземном море, сравнивая с аналогичными приборами лучших американских и итальянских фирм, и, по общему мнению, это было соревнованием равных. Но Немцов в оценке, казалось бы, несомненно обещающих результатов весьма сдержан. Дело в том, что сами-то «мировые стандарты» не вполне удовлетворяют геофизиков. А возможности дальнейшей защиты набортных гравиметров от качки уже сегодня представляются ограниченными. Как же быть?

В свое время, размышляя о новых типах приборов, Немцов задался вопросом, который поначалу его обескуражил: если так трудно защититься от «возмущений» на судне, то нельзя ли как-то избавиться от самого источника этих «возмущений»? Мысль была отброшена как абсурдная — все равно что приказать: пусть на море не будет качки! И все-таки Лев Давыдович вскоре вернулся к той же «сумасшедшей» мысли. Наверное, не мог не вернуться, поскольку постоянно участвовал в испытаниях донных гравиметров. Почему именно донных? Они находились в море и при этом почти не страдали от качки, защищенные от нее всей толщей воды, то есть самим же морем. Оставалось приподнять прибор над дном и заставить двигаться.

Так вот и родилась идея гравиметра, заключенного в гондолу, связанную кабелем с судном и буксируемую под водой. Можно сказать — идея «забортного» гравиметра, способного вести съемку на ходу судна, вполне оригинальная идея, не имевшая аналогов в мировой практике.

На «гондолу» получили авторское свидетельство. Ее сконструировали и построили, включив в аппарат все прежние свои усовершенствования. Потом ее испытывали, буксируя за кораблем на разных глубинах. Убедились в жизнеспособности как самой идеи, так и конструкции. В большинстве рейсов Немцов получал точность до полумиллигала, то есть совсем уж близко к возможностям донных гравиметров.

Выяснили и слабые стороны «гондолы». Потом долго избавлялись от них — дорабатывали конструкцию. Наконец решились провести новую серию испытаний в самых неблагоприятных условиях.

Все складывалось удачно. Даже быстро нашлось свободное судно «Зеравшан», что, учитывая многочисленность лабораторий геленджикского отделения и их постоянно пересекающиеся интересы, случается нечасто. Оставалось только дождаться хорошего волнения на море.

Так было незадолго до нашей встречи с Немцовым. И вот, поди ты, именно в такое время, когда позарез нужна была хорошая волна, на море установился Полный штиль...

Вдали, в горловине геленджикского залива, его синева резко сужается, чтобы затем растечься в открытом море до самой линии горизонта.

Я слегка прищуриваю глаза и даю волю фантазии. И вдруг там начинают появляться белые, алые, черные паруса шхун и фрегатов, поднимается лес остроконечных мачт, расцвеченных флагами всех времен и народов, грохают клубящимися дымками салютующие бриги; и вот уже потянулись стройной чередой каравеллы великих открывателей Старого и Нового Света...

...Но с чего вдруг все эти наваждения? Я окидываю взглядом палубу томящегося в безделье «Зеравшана». Не навеял же их этот вышедший в тираж «рыбник», переделанный на скорую руку для нужд практичных геофизиков. Не постные же лица слоняющихся матросов увели меня в романтичные дали. Нет, не в «Зеравшане» дело.

Вспомнились разговоры последних дней, в которых часто поминались богатства океана. Слыша эти слова, я невольно возвращался к той груде книг, овеянных романтикой моря, которые многим подарили когда-то столько счастливых часов. Шла ли в этих книгах речь о мужестве первооткрывателей или об удальстве искателей приключений, они неизменно были полны захватывающей борьбы со стихией, грозящей самыми ужасными опасностями. И почти всегда целью этих рискованных предприятий оставались несметные таинственные сокровища.

Сокровища морей! Сколько им отдано труда и отваги! Сколько поколений людей было зачаровано их незримым сверканием! Серьезные умы посвящали им лyчшиe годы жизни, ради них совершались человеческие жертвоприношения!

И вот здесь, в Геленджике, я снова слышу с детства знакомые слова о богатствах морей. И эти туда же?! Известно же, что современные геофизики тоже не остались в стороне от непреодолимо захватывающего поиска сокровищ. Например, лет десять назад в Англии они положили немало труда в поисках на берегу залива Уош обоза с сундуками, полными золотых монет и другого добра, принадлежавшего Иоанну Безземельному. Этот король отправил свой обоз летом 1216 года из замка Кингс Линн в столицу Англии Йорк. Но обоз исчез по дороге. Остались только списки сокровищ. Полагают, что их засосали морские пески.

Чтобы не быть понятым превратно, замечу, что в принципе я, разумеется, не против морских кладов. Многие из них представляют интерес для исторической науки. Просто долгое время все разговоры о затонувших сокровищах, поиски их скорее заслоняли от людей море, чем привлекали к нему внимание. Часто за этими подводными «деревьями» не умели разглядеть подводного «леса». И море, в общем-то, оставалось по-прежнему чужой, мало познанной стихией.